ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
Государство и экономика на современном Востоке
.
Государство и экономика на современном Востоке
Только что шла речь о том, как в процессе освоения
колониальным капиталом Востока в целом и традиционного восточного рынка в частности
постепенно уходили в прошлое прочные позиции старой структуры, основанной на
внеэкономическом принуждении подневольного, во всем зависевшего от властей и
сильных мира сего подданного-производителя. Упоминалось и о том, что многие
видели в этом знак гибели старого Востока. Почему же он не погиб? Прежде всего
потому, что в его недрах шли два параллельных процесса: 1 приспособление к
изменившимся обстоятельствам (о чем на примере укрепления позиций колониального
капитала и элементов евро-капиталистической структуры говорилось выше) и
сопротивление навязываемым извне переменам.
Сопротивление в зависимости от обстоятельств принимало
разные формы, от бурных массовых движений типа китайских ихэтуаней до
пассивного неповиновения властям в духе Ганди. Однако суть его в конечном счете
была одинакова: насильственная ломка привычного стандарта жизни вызывала
протест со стороны населения, прежде всего консервативно настроенной
крестьянской массы, всезда выше всего привычно ставившей незыблемость
существующих устоев, гарантированное статус-кво.
В колониях этот протест подавлялся администрацией. В
зависимых странах ситуация обычно была сложной и неоднозначной, у ибо
традиционное государство в принципе было на стороне недовольного большинства,
но в то же время не всегда могло открыто поддержать его протест, как то
наиболее наглядно проявило себя в хода все того же восстания
икэтуаней.-В-небомедучае, однако,—и это существенно еще раз подчеркнуть,—
пробуждение трансформировавшегося под влиянием колониализма Востока отнюдь не
было революционным порывом к новому, как то еще недавно было принято считать в
отечественной историографии. Конечно, во главе массовых движений часто
оказывались представители европейски образованных слоев населения,
ориентировавшиеся на революционные изменения по европейскому стандарту. И
нередко это играло решающую роль. Однако даже в тех случаях, когда революции
побеждали и на смену деспотическим монархиям приходили молодые республики, как
то было в Турции или в Китае в начале XX в., это еще отнюдь не означало, что
соответствующая страна уже созрела для радикальных перемен и была готова к ним.
Как правило, и после этих революций на протяжении десятилетий сопротивление
структуры не ослабевало, а временами даже усиливалось. И если в Турции Ататюрк сумел
обуздать его, то в Китае с этим было гораздо сложнее, а в Иране силы
сопротивления даже сумели в конечном счете взять реванш за поражения в прошлом.
Но дело не только в естественном сопротивлении традиционной
и обычно с трудом приспосабливавшейся к новому структуры. Гораздо более важным
для судеб Востока следует считать то обстоятельство, что в качестве медиатора
между приспособлением и сопротивлением с начала XX в. вновь стало выступать
государство. Если говорить пока о зависимых странах, ще государство как
институт не было уничтожено, но оказалось лишь на время придавленным
колониальной экспансией, как это весьма наглядно предстает на примере Ирана или
Китая, в меньшей степени Турции или Афганистана, то важно заметить, что для
такого рода выхода на авансцену были весомые причины. Во-первых, государство
обретало крылья как символ и основа сопротивления традиционной структуры.
Оправившись от колониального шока, длившегося где столетия, а где десятилетия,
оно должно было взять на себя задачу управления страной в изменившихся
условиях. Но перемены, о которых идет речь, были многосторонними. Они не просто
были связаны с унижением страны европейцами, с колониальным шоком, с
необходимостью как-то выбраться из кризиса, преодолеть комплекс
неполноценности, подогревавшийся постоянно демонстрируемым превосходством
европейской техники, включая военную, которая производила особенно сильное
впечатление на Востоке. Много более значительными были те изменения, которые
произошли в сфере хозяйства, в экономике страны и выражались, как о том уже шла
речь, в оттеснении на задний план тех привычных элементов структуры, что были
связаны с внеэкономическим принуждением, в том числе традиционного рынка.
Поскольку на Востоке не было традиций, способствующих
расцвету частной собственности, да и вообще вычленению индивида как такового,
самостоятельности общества перед лицом государства (о чем специально речь еще
раз пойдет ниже), именно государство должно было осваивать новую технику,
включая военную, налаживать необходимую для капиталистического рынка
инфраструктуру, т. е. выступать в функции собственника и важнейшего субъекта
экономики, народного хозяйства — в привычной для него, во всяком случае на
Востоке, функции. Не сразу, но по мере осуществления навязанной Востоку
политики национального капиталистического развития создается в странах Востока
новый, промежуточный по структуре и характеру сектор
хозяйства—государственно-бюрократическийпо форме,
государственно-капиталистический по характеру.
Что касается колоний, особенно таких, как африканские, то
здесь вновь возникшие после деколонизации государства сразу же взяли на свои
плечи заботы, до того лежавшие на колониальной администрации. В условиях
традиционной восточной структуры это было естественным и практически
единственно возможным выходом: государство берет на себя распоряжение
хозяйством, ответственность за благосостояние общества, контроль за жизненно
важными экономическими процессами, патронирование экономики капиталистического
типа. Гибридность и промежуточность нового сектора экономики была в том, что от
еврокапитализма в нем были техника и технология, частично экономические связи,
а от традиции — вынужденное невнимание к законам свободного рынка с его
требованием рентабельности, конкурентоспособности, прибыльности, что на практике
всеща оборачивалось экономической неэффективностью и дотациями со стороны
казны.
Наряду с новым сектором хозяйства и под его защитой, подчас
буквально под покровительством государства в постколониальных восточных
обществах постепенно укреплял свои позиции сектор
колониально-капиталистический, трансформировавшийся в обычный
частнокапиталистический со свободным рынком, конкуренцией, стремлением к
рентабельности. Этот трансформирующийся и расширяющийся сектор терял свой
прежде принципиально чуждый внутренней структуре традиционного Востока облик,
переставал быть сектором колониально-европейским и становился просто
капиталистическим, частнособственническим. Правда, в большинстве случаев в нем
по-прежнему задавали тон вчерашние колонизаторы либо иные европейские,
американские, позже также и японские фирмы, подчас уже лишившиеся национальной
окраски (речь прежде всего о ТНК), но все более весомую роль здесь начинали
играть и свои предприниматели и банкиры. Это в XX в. было характерным для
Индии, Турции, ряда стран Юго-Восточной Азии, да и многих других стран
современного Востока. Правда, по-прежнему среди местного населения выделялись
те его слои, которые в прошлом, будучи аутсайдерами, в большей степени, чем
остальные, контактировали с колониальным капиталом — будь то джайны, хуацяо или
компрадоры.
Но приобщались к этому процессу, особенно под
покровительством государства, также и другие группы местного населения
(вспомним политику малаизации национальной экономики в современной Малайзии).
Итак, на позднеколониальном и постколониальном Востоке —
речь не только о колониях, но и о зависимых странах, даже о таких, как Япония,—
роль государства в хозяйстве не только не уменьшилась под воздействием
колониального капитала и свободного рынка, но в некотором смысле даже возросла.
По всем параметрам государство в странах современного Востока занимает ведущие
позиции в сфере хозяйственной деятельности и лишь в немногих из них, прежде
всего в высокоразвитых дальневосточных, оно в последние годы начало отходить на
задний план, уступая место уже целиком завладевшим экономикой отношениям
рыночного капитализма. О том, почему именно так произошло, речь уже шла.
Обратим теперь внимание на то, почему усиление государства оказалось не только
не помехой, но в определенном смысле поддержкой, может быть, даже единственно
возможным условием развития по еврокапиталистическому пути в странах
постколониального Востока.
Прежде всего здесь следует принять во внимание уже
упоминавшийся жизненно важный момент: колониально-капиталистическая, принципиально
чуждая традиционному Востоку по всем основным параметрам система рыночного
хозяйства требовала для эффективного своего существования хорошо подготовленных
людей — предпринимателей, собственников, мастеров рыночных свободных связей,
готовых к жесткой конкуренции, ориентированных на извлечение прибавочного
продукта. На Востоке таких людей не было. Были купцы, ростовщики, ремесленники,
богатые землевладельцы; были рынки и даже международные торговые связи с
большими торговыми оборотами. Были специализировавшиеся на этих связях мастера
транзитной торговли, знавшие толк в прибыли, понимавшие смысл конкуренции,
значение рынка. Именно эти люди, как-то подготовленные к жестким условиям
функционирования капитала, и оказались первыми посредниками-компрадорами,
агентами колониального капитализма в своих странах, той базой, на которую
опирался в этих странах колониальный капитал. Но всего этого было недостаточно,
что с особенной отчетливостью проявилось тогда, когда торговый колониализм
сменился промышленно-банковским, энергично осваивавшим колонии и зависимые
страны. Людей, подготовленных для оптимального функционирования по законам
развитого капитализма, на Востоке было мало, кое-где практически не было вовсе.
Это и стало объективной причиной того, что функции совокуп-ного предпринимателя
рыночно-капиталистического типа в изменившихся условиях взяло на себя
государство,— больше некому было. Государство приняло на себя вызов эпохи. В
его лице сконцентрировались и сопротивление традиционной структуры натиску колониального
капитала, еврокапитализма, и приспособление к изменившимся вследствие этого
обстоятельствам.
Почему именно государство? Само собой разумелось, что только
государство, традиционно вовлеченное на Востоке в экономические заботы,
издревле бывшее там генеральным субъектом централизованной редистрибуции и
имевшее огромный тысячелетиями накапливавшийся опыт в деле организации
хозяйства и контроля за оптимальным его состоянием, должно было взять на себя
столь сложное, новое, непривычное, небезвыгодное, но и чреватое риском
банкротства дело. При этом предполагались издержки, причем немалые. Накопленный
веками хозяйственный опыт государства никогда и нигде на Востоке не был
ориентирован на прибыльное ведение хозяйства, на экономическую эффективность, тем
более в рамках свободной международной рыночной конкуренции. Однако общество в
странах Востока, составлявшие его зависимые от власти индивиды не имели и этого
опыта. Что же касается государства, то оно в силу его мощи и всевластия, его
высшего права распоряжаться достоянием страны и народа (функция
централизованной редистрибуции) было именно тем единственным институтом,
который оказался способен гарантировать слабую развивающуюся
рыночно-капиталистическую экономику страны от потрясений и неожиданностей, от
ошибок и провалов с помощью своего покровительства и казенных дотаций.
И еще одно обстоятельство. Именно и только государство на
Востоке владеет теми большими материальными средствами, включая богатства
казны, которые могут быть сконцентрированы и реализованы в том направлении, что
считается по тем либо иным причинам наиболее важным для страны, ее хозяйства,
оборонных нужд или иных стратегических целей. Именно казенные доходы
государства легче всего при случае могут быть преобразованы в капитал, необходимый
для создания тех или иных современных предприятий, отраслей экономики, а также
инфраструктуры. Государство же чаще всего выступает и как субъек* внешнего
кредитования: именно оно гарантирует внешние займы — те самые, которые ныне
столь тяжелым бременем лежат на бюджете многих, почти всех развивающихся стран.
Займы эти, как правило, идут в руки государства, а далее соответствующие
средства через бюджет вкладываются в различные отрасли хозяйства, включая
дотации для нерентабельных предприятий государственного сектора и
субсидирование цен на продукты первой необходимости ради удержания их на
приемлемом для беднейшей части населения уровне.
.
