ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
2. Эволюция идеи прогресса
— Краткая история идеи
.
2. Эволюция идеи прогресса — Краткая
история идеи
С точки зрения здравого смысла, идея прогресса кажется
самоочевидной, ибо стремление к прогрессу — одно из тех, которые мы
воспринимаем как должное, поскольку оно широко распространено и его суть
представляется ясной. На самом деле идея прогресса формировалась в течение
столетий, постепенно обогащая свое содержание и приобретая современный сложный
смысл. Интеллектуальные истоки понятия «прогресс» следует искать в далеком
прошлом — ведь еще в античности оно приобрело чрезвычайно большой вес. Кристофер
Доусон называл идею прогресса «рабочей верой нашей цивилизации» (пит. по: 230;
43), а по словам Роберта Нисбета, в течение трех тысяч лет в западной
цивилизации ни одна идея не была более важной или такой же важной, как идея
прогресса (313; 4).
Вероятно, объяснение этого феномена лежит в фундаментальных
характеристиках человеческого бытия с его извечным разрывом между реальностью и
желаниями, жизнью и мечтами. Может быть, столь постоянное противоречие между
тем, что люди имеют, и тем, что хотели бы иметь, между тем, кто они есть на
самом деле, и тем, кем хотели бы быть, и служит ключом к успеху человеческого
рода, вечно голодного, вечно неудовлетворенного, постоянно ищущего и
стремящегося к чему-то?! Концепция прогресса смягчает это экзистенциальное напряжение,
проецируя надежду на лучший мир в будущее и уверяя, что его приход гарантирован
или, по меньшей мере, возможен. В данном смысле она удовлетворяет некоторой
всеобщей человеческой потребности и, несмотря на все недавние сомнения и
скептицизм, вероятно, еще долго будет оставаться с нами. Как заявил Сидней
Поллард, мир сегодня верит в прогресс, потому что единственной альтернативой
будет всеобщее отчаяние (цит. по: 230; 42).
Первые «ростки» идеи прогресса можно обнаружить в греческой
античности. Греки полагали, что мир находится в процессе роста, постоянно
раскрывая заложенные в нем потенции, что в своем движении он проходит через
фиксированные стадии (эпохи) вперед, улучшая действительность. Платон (427—347
до н.э.) в «Законах» рассуждал о совершенствовании социальной организации,
которая продвигается от зародыша к более развитым формам. Аристотель (384—322
до н.э.) в своей «Политике» прослеживал эволюцию политического государства от
семьи и первобытной общины до греческого города-государства (полиса), которое
рассматривал как идеальное политическое устройство. Протагор (481—411 до н.э.)
дал детальную реконструкцию прогресса в культуре, начиная от варварских племен
и кончая развитой цивилизацией. Вместе с тем у трех этих авторов было сильное
предубеждение относительно возможности и дальше совершенствовать мир, в том
числе его социальный, политический и культурный аспекты (313; 10—46).
Второй источник идеи прогресса коренится в еврейской
религиозной традиции. В библейских чаяниях пророков нашел отражение образ
истории как священного, ведомого божественной волей или провидением, и
следовательно, предопределенного, необратимого и необходимого процесса. История
человечества раскрывается через конкретные, «земные» события, и таким образом
нас подводят к кульминации в будущем — «золотому веку», «вечному царству», раю.
История направляет свой курс и выбирает пути благодаря указаниям «свыше»; ее
маршрут прогрессивен, поскольку она постепенно и неуклонно приближается к
последнему воплощению. Пророки, религиозные вожди, обладающие харизмой,
наделены способностью читать эти божественные исторические знаки и
предсказывать течение и исход земных событий.
Оба направления — греческое и еврейское — слились в
иудео-христианской традиции, которая владела западной культурой многие
последующие столетия. Наиболее полно этот уникальный сплав представлен у
Августина Блаженного (354—430 н.э.). Идея прогресса, согласно широко принятой
интерпретации, является секуляризованной версией христианской веры в провидение
(230; 40).
В средние века в понятие прогресса были внесены некоторые
новые элементы. Бернард из Шартра и Роджер Бэкон (1214— 1292) применили эту
концепцию к сфере идей. Они провозгласили, что с течением времени человеческое
знание накапливается, постепенно обогащаясь и совершенствуясь. Сравнение с
карликами, стоящими на плечах гигантов, принадлежащее Бернарду из Шартра (286)
и гораздо позднее популяризованное Исааком Ньютоном, приложимо и к современным
мыслителям, которые могут видеть лучше и дальше, поскольку они аккумулировали
мудрость своих предшественников. Даже если они и не гигантского роста, то все
равно знаниями они сильнее тех, кто был до них. Предполагается, что знания
постоянно и постепенно развиваются, совершенствуются. В средние века появились
первые разработки «социальных утопий» — идеализированных, обобщенных образов
земного рая, совершенного общества, которого мы достигнем в будущем. Описанные
Роджером Бэконом, Иоахимом Фиорским, другими мыслителями и ставшие весьма
обычными в последующие столетия, социальные утопии определили то направление, в
котором должно продвигаться человечество. Они критиковали современность на
ярком фоне идеального, утопического образа, и в этом смысле закладывали
исходное измерение прогресса.
Интересный поворот идея прогресса пережила в эпоху великих
географических открытий, когда выяснилось, что человеческие общества, культуры,
политические и экономические системы не составляют единого целого. Стало
очевидным существование огромного разнообразия социальных порядков в различных
частях света. Однако ради сохранения идеи единства человечества и его
необходимого продвижения вперед раздробленность объяснялась с особых позиций: в
частности, утверждалось, что вариативность обусловлена различными стадиями
развития, которых достигли разные общества. Более примитивные из них отстали на
ранних стадиях, демонстрируя более развитым их прошлое, а более цивилизованные,
достигнув более высоких стадии, как бы предлагают примитивным взглянуть на их
будущее. Таким образом, признавалось существование общей траектории, по которой
движутся все общества. Здесь допустимо следующее сравнение: все взбираются на
одну вершину, но с разной скоростью и с разным успехом; или все стоят на одной
лестнице, но на разных ступенях, в конце траектории (или на вершине лестницы)
находятся самые развитые и цивилизованные западные общества. Этот образ явился
результатом попыток «конвертировать многообразие в концептуализированную
гомогенность единого, упорядоченного во времени прогресса всех народов в мире —
от наиболее простых до наиболее развитых, под которыми Народы Западной Европы,
несомненно, подразумевают себя» (313; 149). Не случайно именно тогда началась
долгая история этноцентрических предрассудков, типичных для большинства теорий
социальных изменений, западноцентризма или более специфичных европоцентризма и
американоцентризма.
Эпоха Просвещения внесла несколько новых штрихов в
дальнейшую разработку и обогащение понятия прогресса. Жак Бусе (1627—1704) ввел
идею всеобщей истории и всеобщего образца, лежащего в основе самостоятельных
историй различных континентов, регионов и стран. Он создал первую разветвленную
периодизацию всеобщей истории, выделив двенадцать великих эпох, каждая из
которых свидетельствует о постоянном улучшении общества, и в частности о
постоянном прогрессе религии. Кондорсе (1743—1794) разработал альтернативную
периодизацию из десяти стадий с более отчетливыми механизмами прогресса, смысл
которых заключался в постоянном совершенствовании знания и науки. Джамбаттиста
Вико (1668—1744) провозгласил рождение Новой Науки, цель которой он видел в
поиске важнейших объективных закономерностей в человеческой истории. Наконец,
Иммануил Кант (1724—1804) предложил следующий критерий прогресса: смысл и
направление истории определяются ростом индивидуальной свободы в совокупности с
развитием морали, которая ограничивает свободу личности, если она угрожает
свободе других людей.
Наконец, мы подошли к XIX в.. который одни называют «эрой
прогресса», другие — «триумфом идеи прогресса» (313; 170). Идея прогресса
становится общим местом в философии, внедряется в литературу, искусство и
науку. Дух романтического оптимизма сопровождается верой в разум и мощь
человека. Представляется, что наука и технология способны гарантировать
постоянное улучшение. Эта интеллектуальная атмосфера нашла свое отражение в
появлении новой дисциплины — социологии, отцы-основатели которой разрабатывали
свои версии прогресса.
Сен-Симон (1760—1825) и Огюст Конт сосредоточились на
прогрессе разума. Они утверждали, что типичные стили мышления, изменяясь, проходят
три стадии: теологическую, метафизическую и позитивную. Последняя стадия,
собственно, и является стадией науки — эмпирического, ориентированного на факты
знания, способного объяснить, предсказать и дать практические рекомендации
(вспомним знаменитую фразу Конта «Savoir, pour prevoir, pour prevenir»).
«Позитивная» наука рассматривалась как венец достижений человеческой мысли. По
гипотезе Герберта Спенсера, прогресс в природе, равно как и в обществе,
подчиняется всеобщему принципу эволюции. С его точки зрения, ведущим изменением
в обеих областях является принцип структурной и функциональной дифференциации
(возрастающей сложности внутренней организации и функционирования). Карлу
Марксу принадлежит создание утопической картины коммунистического будущего, которое,
по его мнению, достижимо исключительно благодаря освободительной борьбе
эксплуатируемых классов с использованием возможностей, предоставляемых ростом
производительных сил (технологий). Движение к бесклассовому, коммунистическому
обществу должно пройти через ряд социальных революций. Макс Вебер (1864—1920)
обратил внимание на всепроникаюшую тенденцию к рационализации общественной
жизни и социальной организации (исчисления, принятие во внимание используемых
средств, приоритет эффективности, оттеснение в тень эмоций и традиций,
безличностность бюрократического управления). Он считал данную тенденцию
основным направлением, в котором движется общество. Эмиль Дюргейм (1858—1917)
указал на растущее разделение труда и сопровождающую этот процесс интеграцию общества
через «органическую солидарность», которая зиждется на взаимовыгодном,
взаимодополняющем вкладе всех членов общества.
И лишь в работах Фердинанда Тенниса (1855—1936) были впервые
высказаны сомнения в прогрессивности природы изменений, прозвучала мысль о
побочных негативных эффектах развития (130; II; 72). Он обратил внимание на
достоинства раннего традиционного сообщества (Gemeinschaft) по сравнению со
сменившим его современным индустриальным и урбанистическим обществом
(Gesellschaft). Это вызвало широко распространившееся разочарование в идее
прогресса и побудило к поискам «потерянной общности», которые растянулись на
целое столетие*.
Постепенно концепция прогресса приобрела крайне сложный,
многомерный характер и приблизилась к ее современному виду.
.
