ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
За горизонтами современности
.
За горизонтами современности
Плюсы и минусы современной цивилизации служат своего рода
отправным пунктом для различных теоретических воззрений относительно будущего
человеческого общества. Одни из них уходят корнями в оптимистическую,
прогрессивную атмосферу классической социологии и следуют постулатам
эволюционизма. По мнению сторонников этих воззрений, настоящие, в целом более
прогрессивные тенденции будут просто эволюционировать в том же направлении,
достигая зрелых, совершенных форм. Семена грядущего, считают они, можно
обнаружить уже сейчас в обществах наиболее продвинутого типа (особенно
западноевропейских и североамериканском). Следовательно, образ будущего может
быть спроектирован путем экстраполяции наблюдаемых черт. Таковы основные
положения теории постиндустриального общества, а также многочисленных
фугурологических сценариев, получивших распространение в период десятилетий
процветания, начавшихся сразу после Второй мировой войны (415; 308; 221).
Нарисованный Даниелом Беллом (38) классический образ
постиндустриального общества вдохновил многих крупных авторов. Джон Нейсбит
расширил пять присущих ему тенденций и представил их как «мегачерты» (308).
1. В экономике наблюдается последовательная смена доминантных
секторов. Если важнейшая характерная черта всего современного общества
заключается в переходе от сельскохозяйственного к индустриальному
производству, то в странах, наиболее приблизившихся к постиндустриальной
стадии, главным теперь становится обслуживание, охватывающее разнообразные
занятия и профессии, не связанные напрямую с производством; это — торговля,
финансы, транспорт, медицина, отдых, наука, образование, административный и
правительственный аппарат.
2. В классовой структуре и стратификационной иерархии растет
и обретает большую социальную значимость обслуживающий класс, внутри которого
особенно выделяются профессиональные и технические группы, занятые в науке,
исследовательских разработках и сфере «человеческих услуг», т. е. образования,
культуры, социального обеспечения, рекреации. Этот аспект подробно
анализируется в концепции Ральфа Дарендорфа об «обществе обслуживающего класса»
(87).
3. Развитие новой «интеллектуальной технологии» (позже ее
стали называть «высокими технологиями»), которая используется при обработке
информации, а не при добывании сырья и энергии. Збигнев Бжезинский предложил
обозначить общество, в котором господствуют высокие технологии, термином
«технотронное общество» (61).
4. В динамике общества центральную роль играет самоподдерживающийся
технологический рост.
5. В системе ценностей и все более широко обсуждаемых в
повседневной жизни тем («осевой принцип») на первый план выдвигаются тяга к
знаниям и их получению с помощью различных форм систематического образования.
Чтобы подчеркнуть этот аспект, Питер Дрюкер говорит об «обществе знаний».
Нетрудно заметить, что все перечисленные тенденции недвусмысленно
указывают на интенсификацию тех процессов, которые были обнаружены в самом
начале современной эпохи. Сторонники данного теоретического направления
полагают, что эти процессы полностью завершатся в будущем, и в духе доброго старого
эволюционизма стараются вывести грядущие черты из его ростков, уже
обозначившихся сегодня.
Однако по мере усиления антигуманных проявлений современного
общества все чаще звучат призывы к тому, что его необходимо изменить
радикальным образом. У некоторых авторов такое стремление коренится в
ностальгии по давно прошедшим временам, в которых они неожиданно открыли для
себя светлые, привлекательные стороны. Соответственно, предлагается вернуться
к более ранним, традиционным формам социальной жизни, отвергнутым или
разрушенным под натиском современности, перестроить сообщества, пересмотреть
социальные связи, возродить Прежние группы и отношения. Столь же сильны призывы
к спасению природного окружения, к борьбе с загрязнениями, экологическими
нарушениями и бездумной эксплуатацией природных ресурсов. Эти и подобные им
идеи взяты на вооружение мощными социальными движениями.
Есть еще одно, третье теоретическое направление, представители
которого убеждены, что в человеческой истории на смену эпохе современности
должна прийти иная, качественно отличная эпоха. Еще не ясно, каким будет новое
общество, которое вырастет на «пепелище» настоящего, но для него уже готовы
броские названия: «постмодернистское» (252; 172; 35), «постисторическое» и
«постцивилизационное». Все эти названия привлекают большое число людей,
поскольку они позволяют как бы дистанцироваться от негативных аспектов
сегодняшней жизни, и не удивительно, что они весьма популярны даже среди
неспециалистов. Наконец, сторонники четвертого направления значительно более
сдержаны в своих прогнозах и гораздо более скупы на широковещательные
заявления, чем авторы и последователи теории постмодернизма. Данное направление
лишено предвзятости в отношении того, куда должно или куда не должно двигаться
человечество, и ограничивается детальным анализом наиболее зрелых форм
общественного развития конца XX в. Это направление представлено теорией
«высокой», или «поздней современности» Энтони Гидденса (152), которая
заслуживает того, чтобы изложить ее несколько подробнее.
По мнению автора, говорить о постмодернизме рано. «Мы не
вышли за пределы современной эпохи, более того, сейчас наступила фаза ее
радикализации» (152; 51). «Мы идем, скорее, не к постмодернизму, а к периоду, в
котором особенности, присущие настоящему этапу, еще более обострятся, станут
универсальными» (152; 3). Но речь идет не о простом продолжении того, что было
раньше, а о качественно новом феномене, который до основания преобразует
нынешний мир и приведет нас в еще неизведанную и волнующую вселенную опыта»
(152; 53).
По Гидденсу, черты «высокой современности» укладываются в
четыре блока: первый объединяет понятие веры, второй — понятие риска, третий и
четвертый — соответственно понятия непрозрачности и глобализации. Важное
значение веры определяется повсеместным распространением «абстрактных систем»,
действия которых не совсем ясны, но от их надежности зависит повседневная
жизнь. Транспорт, телекоммуникации, финансовые рынки, атомные электростанции,
военные силы, транснациональные корпорации, международные организации и
средства массовой информации являют собой примеры этих сложных безличностных
организаций, влияющих на социальную реальность. Люди должны научиться
использовать их и не зависеть от них. «С развитием абстрактных систем вера в
безличностные принципы, равно как и в чужую анонимность, становится неотделимой
от социального существования» (152; 120).
Качественно новый феномен риска в условиях «высокой современности»
заключается в том, что «возникают неуправляемые ситуации, таящие в себе угрозу
не только отдельным индивидам, но и большим системам, в том числе государствам.
Опасности подвергаются жизни миллионов людей и даже всего человечества» (152;
131).
Если быть более точным, то «феномен риска» «высокой современности»
отличается от всего того, что наблюдалось прежде, как с объективной, так и с
субъективной точек зрения. Иными словами, не только сами факторы риска увеличиваются
и усиливаются, но и восприятие их становится гораздо более острым, нежели
когда бы то ни было. Объективно мы наблюдаем:
1) универсализацию риска, т. е. возможность глобальных бедствий,
которые угрожают всем, независимо от класса, этнической принадлежности,
отношения к власти и т.д. (например, ядерная война, экологическая катастрофа);
2) глобализацию риска, который приобретает необычайный
размах, затрагивая большие массы людей (например, финансовые рынки,
реагирующие на изменения политической ситуации в мировом масштабе; военные
конфликты; повышение цен на нефть; соперничество корпораций и т.д.);
3) институциализацию риска, т. е. появление организаций,
принимающих его в качестве принципа собственного действия (например, рынки
инвестиций или биржи обмена, азартные игры, спорт, страхование);
4) возникновение или усиление риска в результате непреднамеренного
побочного эффекта, либо эффекта бумеранга, человеческих действий (например,
экологическая опасность как следствие индустриализации; преступность и
правонарушения как продукт порочной социализации; новые «болезни цивилизации»,
которые связаны с профессиями или стилем жизни, типичными для современного
общества).
Среди дополнительных факторов, усиливающих субъективное
ощущение риска, можно назвать: 1) обострение чувствительности к угрозам из-за
ослабления магической и религиозной защиты; 2) более четкое осознание
опасности вследствие более высокого уровня образования; 3) понимание
ограниченных возможностей экспертизы и неизбежности сбоев в функционировании
«абстрактных систем».
Все это логически подводит к четвертой важнейшей черте «высокой
современности» — «непрозрачности», нестабильности, неустойчивому характеру
социальной жизни.
Истоки данной черты коренятся в следующем:
1) в ошибках конструирования, которые появляются в основном
в комплексных «абстрактных системах»;
2) в ошибках оператора, которые естественны, поскольку люди
вовлечены в процесс управления и действия «абстрактных систем»;
3) в неизбежности неумышленных и нераспознанных (скрытых)
эффектов. По словам Гидденса, «правильно сконструированная система и верные
действия оператора еще не гарантируют от неожиданных последствий в результате
функционирования других систем и человеческой деятельности вообще» (152; 153);
4) в способности социальных знаний, объясняя общество и
вроде бы делая его более предсказуемым, влиять на ход социального процесса
непредсказуемым образом. «Новые знания (концепции, теории, открытия) не просто
делают мир более прозрачным, но и изменяют его природу, поворачивают его в
новом направлении» (152; 152-153);
5) в крайней дифференциации власти, ценностей и интересов
среди членов общества и различных социальных групп, что в итоге приводит к
релятивизму и размывает простые, понятные определения социальных ситуаций.
Пятой чертой «высокой современности» является продолжающаяся
глобализация (см. гл. 6), т. е. охват социальными, экономическими,
политическими и культурными отношениями всего мира. Помимо всего прочего это
приводит к снижению роли национальных государств, которые, по словам Даниела
Белла, «слишком малы для больших жизненных проблем и слишком велики для
маленьких проблем» (152; 65).
Гидденс завершает свой анализ перечислением наиболее типичных
форм адаптации к неопределенности и риску, к которым он относит:
1) концентрацию на повседневных, сиюминутных проблемах,
которые целиком занимают человека и не дают ему сосредоточиться на тревожных
мыслях;
2) оптимистический взгляд на вещи, веру в то, что дело
пообернется к лучшему и благодаря судьбе, развитию науки и техники удастся
избежать опасности;
3) циничный пессимизм в отношении будущего и вытекающую из
него гедонистическую тенденцию наслаждения жизнью здесь и сейчас, не дожидаясь
катастрофы;
4) участие в социальных движениях. Ясно, что только последняя
форма конструктивна и может в какой-то мере способствовать преодолению
негативных аспектов современности.
Идея «поздней современности» представляется наиболее под
ходящим «инструментом» для аналитика, разделяющего оценку угроз как
одновременно и надежд, даруемых человечеству и пугающей, и в то же время
чарующей эпохой, в которую нам выпало жить .
.
