ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
2. Религиозно-мистические влияния в молодежной контркультуре
.
2. Религиозно-мистические влияния в молодежной
контркультуре
Особенно заметными религиозно-мистические влияния оказались
в молодежной контркультуре, на почве которой впервые появились все известные
нетрадиционные религии, секты и культы, начиная от дзэн-буддизма, воспринятого
молодыми антиконформистами в форме битнического дзэна, и кончая психоделией
(культом религиозно-наркотического опьянения, известного в России под названием
герметики) и раджнишизмом (культом недавно скончавшегося Бхагавана Шри
Раджниша, предлагавшего Горбачеву свои услуги в духовном возрождении нашей
страны). Об этой специфической почве распространения новых религиозных движений
необходимо сказать несколько подробнее, тем более, что молодежная контркультура
в определенной мере проявилась в застойные годы и в нашей стране.
Феномен контркультуры многолик, в нем переплетаются
разнообразные тенденции, идущие подчас в противоположных направлениях.
Социальная активность здесь также неоднозначна, её диапазон простирается от
проповеди почти полной социальной пассивности и социального эскапизма —
“ухода от жизни” и кончая экстремистскими лозунгами и призывами в самой
гипертрофированной форме, вплоть до террора и вандализма.
Столь же контрастна контркультура по своему содержанию,
ценностным ориентациям и целевым установкам. В ней проявились как светлые,
человеколюбивые и демократические устремления, так и темные,
антигуманистические порывы. С одной стороны, широкий общественный отклик и
признание получили распространенные в ней настроения в защиту человеческой
индивидуальности, утверждение красоты и достоинства личности, провозглашение
взаимопонимания между людьми, доброты и миролюбия как высших ценностей
общежития, призывы любить и беречь окружающую нас природу и все живое на земле.
С другой стороны, в контркультуре не перестают звучать голоса отчаяния,
переходящие в зловещую проповедь упадка и разложения либо же оборачивающиеся
провозглашением культа жестокости и насилия.
Само название “контркультура” указывает на ее доминирующий
мотив и социальную направленность — отказ от так называемого
истеблишмента, доминирующего экономического и политического устройства
общества, соответствующей идеологии и культуры, от всего традиционного уклада
общественной и частной жизни. Это социокультурная (но отнюдь не политическая!)
конфронтация с господствующим общественным устройством, которая идет
значительно дальше нравственно-психологического негодования, порождает
антиконформистские формы поведения и даже поиски альтернативного образа жизни.
Эта отстраненность и конфронтация неоднозначны по своей направленности и могут
быть представлены разными тенденциями. Главные из них идут в двух
противоположных направлениях: либо вспять поступательному
социально-историческому развитию человечества, либо пытаются искусственно его
обогнать посредством того или иного “большого скачка”.
Попятная тенденция в молодежной контркультуре направлена на
возврат к “золотому веку” далекого, доисторического прошлого, когда общество
ещё не знало глобальных противоречий современности, угрожающих самому
существованию человечества. Это антисоциальная, редукционистская тенденция,
стремящаяся упразднить всю сложность и богатство общественных отношений,
созданное человечеством на протяжении всей истории его развития с тем, чтобы
обрести идиллию первобытного общественного строя. Такой идиллии никогда не
существовало, и первобытный человек вынужден был вести отчаянную борьбу за
выживание. Тем не менее идеологи молодежной контркультуры, вопреки историческим
фактам, идеализируют ранний этап общественного развития и призывают вернуться в
“золотой век” палеолита. В религиозном плане эта тенденция обычно
осмысливается с помощью языческих представлений.
Противоположная тенденция в контркультуре также направлена к
выходу за рамки существующей западной цивилизации для достижения социальной
гармонии и справедливости в обществе. И хотя её устремления также
утопичны, она все же заслуживает иной оценки, поскольку наполнена позитивным
смыслом, вдохновляется идеей прогрессивной социальной трансформации
существующего строя. В религиозном плане эта тенденция обычно
осмысливается с помощью христианских (“милленаристских” или “хилиастических”)
представлений о возможности установления царства божьего на земле.
Обе тенденции часто оказываются недолговечны и возвращаются
к своему исходному началу, примиряясь, приспосабливаясь и ассимилируясь с
господствующей культурой. Утратив свой “бунтарский” потенциал, они сливаются по
своим общественно-политическим установкам и программам с либерализмом или неоконсерватизмом,
в зависимости от конкретной социально-исторической ситуации.
Поскольку же контркультуру наполняют социальные утопии
разной направленности, она особенно доступна разнообразным неортодоксальным
религиозно-мистическим влияниям, которые обычно играют немаловажную роль в
обосновании её конфронтации с официальными религиями и церквами. В среде
молодежной контркультуры нашел себе место полный спектр нетрадиционных религий
и неомистицизма: неохристианство, неоориентализм, сатанизм и дьяволомания,
мистифицированная терапия (врачевательные и магические культы).
Какова же в целом роль религиозного мистицизма в этой
специфической социокультурной среде? Религиозные иллюзии обладают свойством
дополнительно зашифровывать и без того скрытый смысл социальных утопий, хотя и
расцвечивают их при этом замысловатой символикой и насыщают фаталистическими
настроениями. По этой причине религиозный мистицизм безнадежно затрудняет
возможность для контркультуры овладеть реальными средствами позитивных
преобразований общественной системы.
Религиозными иллюзиями глубоко насыщена ретроградная
тенденция в контркультуре, её устремления ко всякого рода
социально-историческим и нравственно-психологическим инволюциям. Эта тенденция
проявляется в том, что молодые богоискатели следуют издавна сложившимся
образцам ухода от цивилизации: отшельничеству, мистическому эскапизму,
монашескому уединению. В свое время среди американских битников
практиковалось бродяжничество на почве религиозного мистицизма, которому
Ж.Керуак дал характерное название в своей одноименной книге: “дхарма бамс”
(т.е. бродяжки, следующие священному индуистскому учению и образу жизни —
дхарме).
Ещё более интенсивно религиозный мистицизм овладел
примирительной тенденцией в контркультуре благодаря его склонности трактовать
конкретные проблемы повседневного существования людей в
абстрактно-умозрительном духе и уповать на божественное вмешательство в их
разрешение. Все это побуждает “умиротворенных” богоискателей, отошедших от
активных форм религиозного протеста, удовлетворяться иллюзиями и тем притупляет
их стремление к преобразованию существующего строя.
Всё это ведет к тому, что приверженцы нетрадиционных религий
всё больше переключаются на религиозную деятельность, имеющую иллюзорное
значение. Мистицизм затрудняет развитие социально-религиозных утопий
контркультуры в направлении реалистического понимания их смысла и, благодаря
этому, окончательно замыкает человека в рамках социально бесперспективного
богоискательства, религиозного спасения, “спиритуального роста”, мистического
“просветления” и т.п. Лишь на пути освобождения контркультуры от пут
религиозного мистицизма возможна её плодотворная эволюция к реалистически
понимаемым средствам и формам гармонизации и гуманизации существующей
социально-политической системы.
Уход молодежи в мистику, поиск новых религиозных ориентаций,
стремление обрести в новых культах и сектах утраченный смысл жизни,
экзистенциальные ценности и свою личностную идентичность — эта тенденция,
многогранная по своему духовному содержанию и социокультурному значению, стала
заметным явлением в американском и западноевропейском обществе с начала
50-х годов, а на рубеже 70-х достигла устрашающей силы
религиозно-мистической волны, развеявшей миф о построенном на Западе “обществе
всеобщего благоденствия”. Молодые люди бросали школы и университеты, покидали
родительский кров и всю свою энергию отдавали социальному экспериментированию с
альтернативным образом жизни, создавали общины нетрадиционной религиозной и
экологической направленности, в которых ощущалось влияние восточного мистицизма
и язычества. Это движение молодежного протеста было направлено не только против
“авторитарной” семьи, школы, системы высшего образования, не только против
“бюрократической машины”, подавляющей человека и манипулирующей его сознанием
на производстве, в средствах массовой информации, в учреждениях культуры и в
официальных религиозных организациях. Это был “бунт” молодежи также и против
государства в целом и его политических институтов, поскольку перспектива
переустройства господствующего строя мыслилась глобально, фундаментально, хотя
и безнадежно утопично: речь шла о создании “антиавторитарного молодежного
общества”. Пафос этого выступления был духовный, часто —
религиозно-мистический и даже мессианский. Бунтующая молодежь отвергала
стандарты потребительского образа жизни, возмущалась забвением духовных
ценностей в буржуазном обществе ради достижения материально-финансового успеха
и высокого положения в иерархии власти. Культу насилия и жестокости, проповеди
одиночества и эгоизма она противопоставляла идеал смирения, кротости, любви к
ближнему и всему живому, любование окружающей природой. С этими
настроениями были тесно связаны установки на природосообразный образ жизни и
формирование “естественного человека”. Убеждение в том, что человечество стоит
на пороге Нового Века, восходило к идеям трансценденталистов и соединялось
с современными неоязыческими воззрениями.
Богоискательские настроения, нетрадиционные религии сыграли
значительную роль в “спиритуализации” молодежного движения протеста в западных
странах, когда оно столкнулось с невозможностью реализации своих социальных
утопий и с жестким отпором силовых структур государственной власти. Новые
религиозные воззрения, обещая молодежи легкое и беспромедлительное разрешение (по
сакраментальному принципу “здесь и сейчас”) всего комплекса отягощавших ее
существование проблем, отвлекали “бунтарей” от политических выступлений и
превращали их в безопасные для существующего строя группы эскапистов и
“экологистов”. Получившие широкое распространение “молодежные” религии и
секты — свидетельство прогрессирующего умиротворения молодежного “бунта” и
отказа его бывших участников от организованных форм политической борьбы, это
свидетельство обоснования религиозными мотивами их неприятия политики и
социально-экономического реформизма.
“Молодежные секты” предлагали своим приверженцам полное и
окончательное, но, по сути, мнимое разрешение реальных, животрепещущих проблем:
ликвидацию на планете голода и болезней, войн и междоусобиц, объявляют о путях
достижения “райского блаженства” без изменения существующей системы
политического неравенства и экономического угнетения, уповая на чудодейственную
помощь сверхъестественных сил — земных, космических или вовсе
потусторонних, но стремящихся посредством нового Откровения и вновь
обновленного Завета спасти гибнущее человечество.
В удаленных от центров цивилизации “коммунах” возрождается
под влиянием неоязыческих настроений давний лозунг “назад к Природе”, сектанты
ведут натуральное хозяйство и отказываются не только от современных городских
условий жизни, но даже от элементарных бытовых удобств (как, например,
последователи Раджниша, жившие в землянках). Полная утопичность подобных
социальных экспериментов обрекает их на полный провал, тем не менее нельзя забывать,
что из среды альтернативных движений вышли первые экологисты, сумевшие обратить
внимание мировой общественности на одну из самых важных проблем существования
современного человечества. Многие новые религиозные движения руководствуются
принципами пацифизм, действенно пропагандируют и отстаивают идеалы Добра,
Милосердия и Веротерпимости: проводят учебно-воспитательную работу,
благотворительные миссии, активны в экуменических встречах.
.
