ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
9. Типология религиозного движения Виссариона
.
9. Типология религиозного движения Виссариона
Главной особенностью своего вероучения Виссарион считает его
новизну, содержащиеся в нем “Тайны, которые до сего времени не должен был знать
ни один человек на Земле”, Тайны, “сокрытые от людского разума, ибо время для
сего не приходило” [П. 48, 50].
Новационный характер вероучения Церкви Последнего Завета
определяется тем, что в нем доминируют эсхатологические и милленаристские
представления, выраженные с категорической ясностью: “Путь, пролегающий по
Царству Силы, вел человечество к самоуничтожению. Царство Силы ныне находится в
предсмертной агонии, во время которой сущность людей будет ускоренно
возвращаться к дикому состоянию. Человечество пошло по прямой к пропасти, но
сейчас вы подошли к тому месту, где от сего рокового пути отходит
одна-единственная дорога к Истинному Совершенству” [П. 22, 14, 4-5].
Своеобразное истолкование традиционного эсхатологизма и
милленаризма заключается в том, что конец света, не обязательно завершится
Армагеддоном — глобальной всеуничтожающей битвой, а вступление в Новый
Мир, обретение человечеством Царства Божьего на земле трактуется как переход на
высшую ступень духовного развития. Религиозное спасения человечества мыслится
Виссарионом в форме постепенного двухступенчатого эволюционного процесса —
Пути Духовного Восхождения.
На основе эволюционной трактовки религиозного спасения
человечества Виссарион рассматривает возникновение христианства и современное
его обновление в Церкви Последнего Завета как единый процесс утверждения на
земле Единой Веры в форме двух последовательных “возгораний”. Две тысячи лет
тому назад были заложены основы этой веры, “ошибочно” названной христианством
(для Виссариона историческое христианство лишь неадекватное выражение
зародившейся и два тысячелетия развивавшейся в его форме единой, универсальной
по своему содержанию религию — “Единой Веры, которая не нуждается в
названии”). “Теперь же люди подошли к новой ступени своего развития” и должны
“перейти через рубеж расцвета и вступить в новый уровень Царства души”. Новый
союз человеческого рода с Богом осуществляется через Последний Завет, тем самым
будет завершено формирование христианства в единую религию [П. 95-104].
Милленаристское изменение земного мира, означающее его
кардинальное преобразование в направлении совершенствования и гармонизации,
Виссарион называет “переходом на уровень Царства Души”. Это не переход “в более
тонкие миры” [В. 60], согласно некоторым буддийским представлениям, а
существование земного мира на новой основе — “по закону развития души” [В.
63].
В этом трансформационном изменении мира перспектива его
трагической гибели — Апокалипсис — существует только как угроза, хотя
и чрезвычайно большая, но все же не как роковая предопределенность. В “Слове
Виссариону” настоятельно подчеркивается, что в современную эпоху человечество
подошло к ступени, когда может разразиться великая катастрофа, погибнуть Земля
и параллельные ей миры [В. 70]. “Сила тьмы подымается ныне и все более —
закрывает Солнце. Великий бой грядет. Это — бой, который решает судьбу
рода человеческого на всей Земле-Матушке” [Кн. обр. 32:165-166].
Причина заключается в том, что в “эпоху Царства Силы”
человечество “попало в полную зависимость от научно-технического прогресса”, и
из-за этого, “полагаясь во всем на развитие науки и техники, человек во многом
стал деградировать”. Общество, заинтересованное только в своем собственном
развитии, оказывает гибельное воздействие, с одной стороны, лишая человека
возможностей для истинного развития, а с другой, уничтожая Землю-Матушку. При
этом экологическая угроза видится Виссариону, во-первых, в том, что “живая
Земля-Матушка” задыхается под плотным покровом промышленных и эмоциональных
загрязнений [В.68], во-вторых, в самом факте добычи полезных ископаемых, а не в
безмерных её масштабах [Кн. обр. 15:8, 23 и далее]. “Царство Силы” —
продолжающееся до сего дня несовершенное состояние человечества —
исчезнет, когда “прекратиться выработка полезных ископаемых из плоти
Земли-Матушки” [В. 63]. Тем самым возрождается известная утопия “естественного
состояния человечества”, идеализировавшая натуральный уклад жизни и
собирательное хозяйство первобытной эпохи.
Другим фактором упадка является утрата человеческим разумом
истинного направления. Виссарион считает, что в последнее время человеческий
разум достиг наибольшей дисгармонии с духовным миром, и по этой причине люди
все более смело стали по-своему осмысливать Писание, что привело к неудержимому
росту религиозной разобщенности между ними [Kн. oбp. 19:18-19]. Усилившееся
духовное падение человечества препятствует подавляющему большинству людей
“соприкоснуться с истинной глубиной религии” [Кн. обр. 19:40].
Это привело к необходимости нового божественного откровения,
о чем говорится так: “Духовная истина неизменна по своей сути, но она
ниспосылается Богом в несколько обновленном виде с учетом уровня разумения
современности” [Кн. обр. 29:18-20]. Бог являет теперь новую свою волю и
заключает с людьми на российской земле Последний Завет [Кн. обр. 18:46-47].
Речь идет о “великой миссии, уготованной Богом России”.
Однако при этом обнаруживается весьма драматическая
перспектива разделения людей “на силы Света и мрака” [Кн. обр. 16:43.45]. Более
того, если люди не услышат и не примут божественный призыв, то их души быстро
станут никчемными и уйдут в небытие, а человечество на земле погибнет [В. 61].
Виссарион широко пользуется христианским представлением о
Страшном Суде, чтобы изобразить трудности и трагизм перехода человечества из
Царства Силы в Царство души, при этом смысл и значение Страшного Суда во многом
меняются: Виссарион видит в нем не стремление Бога покарать непослушных его
воле, а неизбежное следствие такого непослушания, вытекающее из “незыблемого
закона Материального Бытия”, а не из установления Отца Небесного [В. 63]. Это
означает, что Страшный Суд не является актом божественной воли, а основывается
на законе кармы: “это есть сбор урожая, семена которого вы в обилии
разбрасывали ранее” [В. 63].
К переосмысленной таким образом традиционной мифологеме
добавлен ещё новый сюжет, который, собственно говоря, и определяет время
наступления Страшного Суда, — это рассуждения о мести со стороны обиженной
и поруганной Природы. Земля-Матушка не выдерживает причиненных ей страданий и
начинает защищаться, наказывая людей болезнями и разрушениями в соответствии со
своими суровыми законами материального бытия, чуждыми понятим добра и зла
(такова, кстати, специфика кармических законов — неизбежной
ответственности за содеянное). Наступит “время Скорби” продолжительностью в
15 лет, в течение которых люди “разделятся на пшеницу и на плевелы, после
чего начнется жатва” и не останется на земле никого, кроме “достойных” [В. 63,
65-66]. Однако у людей ещё осталась последняя возможность избежать трагических
последствий Конца Света и ужасов Страшного Суда: без промедления принять истину
нового божественного откровения и прекратить наносить экологический вред Земле
[В. 67].
Возвестить об этом и повести людей к спасению, в Царство
Души, должен мессия, посланец Небесного Отца, явившийся под именем Виссариона.
В Церкви Последнего Завета фигура мессии занимает центральное место и ей
нарочито придано несколько черт, аналогичных представлению традиционного
христианства о Христе-Спасителе второго пришествия. Виссарион, как и Христос,
является: а) “Божьим Словом во плоти и крови” [В. 64], б) послан
Отцом, в) пришел, как и обещал, г) чтобы “помочь непосредственно
взойти в Царствие Божие, кое обещано было вам” [Кн. обр. 29:44-45].
Воспроизводя в новом вероучении эти библейские постулаты, Виссарион стремится
связать его с христианской традицией, но при этом, как уже говорилось, он не
допускает отождествления учения Последнего Завета с конфессиональным
христианством, а наоборот, вписывает его в свою схему развития “Единой Веры”.
В целом мессия-Виссарион существенно отличается от Христа
второго пришествия, и это неудивительно, поскольку речь идет о новом
религиозном движении, предлагающем принципиально иную схему спасения, чем та,
которая принята в традиционных религиях. Последние не уповают на скорый конец
света, и царство небесное для них лишь духовная устремленность верующих,
которая культивируется “в сердцах человеческих” в целях их примирения с
бременем земного существования и лучшей адаптации к социальной реальности.
В противоположность этому новая религия Виссариона не отодвигает божье
царство в бесконечно далекую перспективу, а “возлагает его ныне перед вашими
стопами. Ныне перед вами та ступень, которая станет определяющей в развитии
всего человечества. Се есть Царство души, возрождение Истинности на Земле [Кн.
обр. 29:45.46, 38].
Таким образом, особенности мессианизма Церкви Последнего
Завета характеризуются рядом новых представлений, которым придается главное и
определяющее значение. Это: а) состоявшийся приход спасителя,
б) приход спасителя под “новым именем” (этим подчеркивается независимость
от традиционного христианства и надконфессиональный характер “единой веры” в
Церкви Последнего Завета), в) приход спасителя “тайно, как вор ночью,
неузнанным для многих”, а не как было объявлено в Библии — на облаке, на
виду у всего мира, и не столь же явно, как будда последнего пришествия
Майтрейя — на белом коне. Этому дается богословское объяснение: мессия
хочет “узреть истинный лик каждого” [Кн. обр. 29:39], разоблачить лицемеров и
выявить “настоящих” верующих, способных довериться ему по велению своего
сердца, а не под воздействием внешних чудесных знамений. Однако главная причина
более существенна: речь идет о типичном для милленаристских движений земном
спасителе, осуществляющем преобразование земного мира, а не о небесном глашатае
ухода в потусторонний мир. Наконец, г) спаситель “более полно” возвещает
божественную Истину [В. 63], он пришел, чтобы “отвернуть ваши очи на новое”
[Кн. обр. 29:44], “дабы наиболее доходчиво донести новую истину Отца Небесного”
[В. 64]. Главным результатом пришествия мессии оказывается новое
вероучение — Последний Завет, в котором в духе актуально звучащего
мессианизма и милленаризма переосмыслены и переформулированы основные положения
христианской концепции спасения.
Движение Виссариона продолжает динамично развиваться,
множатся издания священных текстов: “Слово Виссариона” было дополнено объемными
“Повествованиями от Вадима”, написанными ближайшим сподвижником Виссариона
Николаем Редькиным, бывшим эстрадным музыкантом, выступающим теперь в роли
евангелиста второго пришествия Христа. В 1999 г. вышел своего рода
манифест нового религиозного движения — книга Виссариона под названием
“Последняя надежда. Обращение к современному человечеству”, в которой очень
четко прорисованы специфические черты и основные постулаты теологии и
религиозной философии Последнего Завета. Все это позволяет нам получить вполне
определенные ответы на ряд принципиальных религиоведческих вопросов.
Прежде всего надо ответить на вопрос об отношении религиозного
движения Виссариона к христианской традиции, прежде всего к традиционному
вероучению и церкви, и показать, насколько широко и основательно обновляется и
трансформируется эта традиция. Один из активистов движения Владимир Камушек
(Нестеров) считает [8, 10-12], что Виссарион — это вторично пришедший
библейский Христос и поэтому следует отменить определение Архиерейского собора 1994 г., назвавшего его лжехристом, восстановить истину и довести ее до сведения всех христиан
на 8-ом Вселенском соборе.
Однако вероучение Виссариона столь существенно порывает с
христианской традицией, что его нельзя ни рассматривать в качестве возрождения
воззрений старого русского сектантства (как это делает К.Альбанский, эксперт
Миссионерского отдела Русской Православной Церкви, отождествляющий это новое
религиозное движение с хлыстовством, зародившимся на Руси в 17 веке [6,
12-3], ни считать неохристианством, одним из проявлений “нового религиозного
сознания”. Религиозное учение Виссариона представляет собой синкретическое
христианство, поскольку в нем, как справедливо отмечает тот же автор, соединены
“евангельские притчи с теософией Блаватской, философией Рерихов, космизмом
Циолковского, аскетизмом йоги и фантазиями Даниила Андреева” [6,13].
Виссарион решительно осуждает христианство в целом, как
особую религиозную традицию, утверждая, что в нем “не осталось ничего от того,
что я (Виссарион часто говорит о себе как и о Христе первого пришествия. —
Е.Б.) закладывал” [4, 152], в результате чего оно “превратилось в самое неприглядное
по сути вероучение на Земле” [4, 137]. Он дискредитирует роль и значение
христианских пророков [4, 126-7], святых и праведников [4, 135], упрекая
христиан в том, что они смирились с существующим на земле порядком вещей и не
помышляют “резко изменять жизнь свою”, Виссарион отказывает им даже в праве
называться верующими [4, 138]. Поэтому и церковь он уподобляет слепцам, ведомых
слепцами, которые и “сами Двери найти не могут” и “теперь уже к яме бездонной
вплотную… пришли” [4, 136]. Поскольку же христиане не исполняют ранее
заповеданного им Виссарионом (когда он приходил в облике Иисуса Христа), в их
церковных собраниях “только осквернение происходит” [4, 136].
После столь основательного размежевания с христианской
традицией вполне логично, что Виссарион принципиально отказывается называть
свое вероучение христианским и характеризует его как “единую веру”, которая,
несмотря на свою универсальность, исключает возможность многих путей к Богу и
провозглашает только один-единственный, свой собственный Путь Восхождения к
сакральной вершине [4, 132].
Тем не менее христианская парадигма сохраняет, хотя и в
сильно урезанном виде, свое место в новом синкретическом вероучении. При этом
она во многом трансформировалась как по своему смыслу, так и терминологически.
Самые главные религиозные новации заключаются в отказе от догматов о Святой
Троице и божественности Христа (Виссариона), в переосмыслении его первого и
второго пришествия, в радикальном изменении всей эсхатологической схемы
христианства. Естественно, это потребовало пересмотра традиционного отношения к
Библии, которая противопоставляется наставничеству “живого Учителя” —
Виссариона-Христа, а сама по себе “никогда никого не способна учить”, поэтому
“всякий, кто утверждает, что его учит Писание, — слепец неразумный” [4,
153].
Примечателен рассказ в “Повествовании от Вадима” о том, как
Виссарион решительно отверг предложение почитать его в качестве “Бога живого”,
посчитав, что это “может принести много неприятностей” [7В. 2:38, 42].
Думается, что основания у него были более серьезные, принципиальные: он не
хотел, да и уже не мог изменить развернутую им новую религиозную доктрину.
Итак, Виссарион-Христос рожден Богом, но сам Богом не
является. Он рожден Отцом Небесным “во благо наше”, чтобы испытать счастье,
увидев “начало нашего всеобщего Восхождения” [4, 133]. Он — “живой Учитель
Жизни, который есть и пребудет вечно”. Только он в состоянии “научить Истине
жизни нашей” [4, 153]. Виссарион называет себя “единственным Источником, через
который отвечает Отец” [7В. 2:34] и из которого его приверженцы непосредственно
могут черпать Истину. Он — высший наставник, “корректирующий постоянно
возникающие ложные понимания” [4, 152]. Виссарион говорит о своем многократном
“появлении во плоти”, что больше соответствует не христианской традиции, а
аватарской, свойственной буддизму и индуизму (впрочем, способность к телесному
перевоплощению приписывается всем людям).
В богословских построениях сакральный статус Христа, его
место в священной иерархии достаточно определенно обуславливают —
прямо-таки жесткой системной связью — значения его первого и второго
пришествия. Спасителем человечества, в строгом смысле слова, может быть только
Бог — высшая сакральная фигура, а поскольку в богословии Последнего Завета
Виссарион-Христос не является таковым, то радикально переосмысливается и
переименовывается его мессианизм. Акты религиозного спасения именуются здесь
“Свершениями”, первым и вторым, а их смысл и значения совершенно иные, чем в
христианской традиции. Центральный догмат христианства об искупительной жертве
Христа решительно отвергнут: “не в гибели и воскрешении тела своего я приходил
показать Суть Спасения, но именно в самоотверженном исполнении законов моих…”
[4, 136]. Цель своего первого пришествия Виссарион-Христос характеризует весьма
расплывчато, больше в общепросветительском плане, чем в
нравственно-назидательном (знаменитые притчи и наставления Иисуса Христа,
по-видимому, не в счет): “Во время первого Свершения я много говорил обобщенных
понятий и крайне мало прямых и конкретных жизненно важных подсказок…” [4,
151]. Очевидно, что найти иной и весомый смысл для теологемы крестных мук
Христа не удалось, и поэтому их пришлось списать в разряд тривиальных, хотя и
“очень неприятных болезненных ощущений” [4, 151].
В трактовке проблемы зла Виссарион также очень далеко
отходит от христианских воззрений, решение этой проблемы у него двойственное,
весьма расширительное и довольно туманное. С одной стороны, он,
по-видимому, имеет в виду “происки” неземных цивилизаций, лишенных благодатного
воздействия Отца Небесного, и говорит о неких “недремлющих, враждебных
человечеству источниках”, ответственных за распространение “ложной идеологии”,
которая вводится с расчетом на мыслящих людей, на всех ищущих истинной
мудрости” [4, 129]. Происходит “массовое энерго-информационное воздействие на
человеческое сознание” [4, 131] в виде “магии, колдовства и всевозможного рода
целительств” [4, 130].
С другой стороны, проблема зла усматривается в “буйно
полыхающем эгоизме” [4, 155], заставляющем людей “постоянно соперничать друг с
другом” [4, 147] и вследствие этого “безудержно мчаться в сторону небытия” [4,
155].
Последнее свидетельствует, по словам Виссариона, что человек
остается приблизительно “на уровне проявлений животного мира” [4, 147]. Он
отказывает современному человеку в высоком звании “homo sapiens”, называет его
“односторонне более развитым, причудливым животным” [4, 147], и все потому, что
“природно-эмоциональные чувственные особенности” человека наложили на его разум
непосильную нагрузку и последний оказался не в состоянии вывести нас из
животного состояния [4, 148]. Здесь обнаруживается очень важная особенность
нового вероучения: оно переносит акцент с этической проблематики на
эмоционально-психологическую, созвучную современным концепциям психодинамики.
Именно этим объясняется удивительное на первый взгляд доминирование у
Виссариона психологических рекомендаций и психоаналитических рассуждений над
морально-этическими наставлениями, характерными для христианских проповедей.
В конечном счете в основе концепции зла лежит принципиальное
для Виссариона противопоставление разума божественной благодати, а вместе с тем
“человека разумного” “человеку духовному”. Все это подводит к выводу о
бессмысленности научно-технического прогресса и социально-экономических
преобразований общества, а потому и к призывам о неотложности религиозного
спасения.
Эсхатологическая проблема трактуется Виссарионом также
новаторски, и сценарий ее разрешения мало напоминает Апокалипсис Иоанна
Богослова, поэтому названия его ключевых моментов лишены трагического звучания.
Виссарион говорит не о “конце света”, а о “Часе решающем”, о “судьбоносном
Событии, разворачивающемся во Спасение ваше” [4, 131]. Здесь нет глобального
переустройства мира после блистательного явления Спасителя, как и нет
величественного контрапункта низвержения власти мирового зла в ужасных борениях
Армагеддона, нет комической трансформации Творения в виде полной победы Царства
Небесного над “ветхим миром”. В новом религиозном учении этот библейский
сценарий демифологизируется и речь идет о духовно-психологическом изменении
человеческого существования: о “полной победе над всеми ненормальными
проявлениями эгоизма” [4, 155].
Тем не менее, чтобы не утратить эсхатологического значения
этих перемен, говорится и о “последней войне” с противостоящей силой
невообразимого могущества [7В. 4:12], которая “может раздавить всё, раздавить
вашими же руками… ваших ближних, ваших детей” [7В. 4:38], упоминается и
“дракон”, который “живет и помнит о нас” и при этом “клацает зубами” —
метафора некоей злокозненной “группы людей” [7В. 4:60], и, уж конечно,
указывается на то, что “вся Вселенная взирает на эту арену, на то, что
происходит на ней” [7В. 4:39].
Легко увидеть, что речь идет о религиозно осмысливаемых
социально-политических и идеологических конфликтах современности: о
“раздробленности общества”, о “сложных идеологических условиях для восприятия
Истины”, о возникновении “всевозможных духовных течений и школ,
распространяющих “ложное учение” [4, 131], об “очень суровой войне за души”
людей [7В. 6:41].
Первоначальные итоги второго пришествия Виссариона-Христа
выглядят довольно скромно и сводятся, по его словам, к тому, что в течение
“семи первых лет своего открытого Свершения” он стремился “по возможности
наибольшим образом замедлить ваше (т.е. человечества. — Е.Б.)
стремительное движение в сторону погибели” [4, 154]. Зато вскоре должно
начаться самое важное: “Я создам для вас Врата с незримым для взора мелким
чудесным ситом во всем проеме. Это и будут Врата, только лишь через которые
возможно будет войти в Царство Божие” [4, 155]. В этой метафоре нетрудно
разглядеть распространенный прием теле-киносценаристов изображать переход героя
в виртуальную реальность, и это свидетельство все чаще наблюдаемой замены в
новых религиях традиционных мифологем современными изобразительными клише,
больше отвечающими воображению людей эпохи научно-технического прогресса.
Конечное предназначение человечества, согласно Последнему
Завету, состоит не в реализации христианских упований на достижение божественного
совершенства, а в получении своего рода космического “гражданства”.
Человеческая цивилизация должна стремиться к тому, чтобы “жить и творить только
на благо окружающего Мира Вселенной” [4, 157]. Это гарантирует ей признание со
стороны мирового Разума и “окончательно откроет врата в Мироздание” [там же].
Однако итогом многообещающего Пути Восхождения человечества к сакральной
вершине оказывается более чем скромное обещание “абсолютной неспособности
приносить какой бы то ни было вред” [там же]. Это конечное растворение
человечества в гармоничном море космического бытия близко по своему значению к
буддийскому представлению о погружении в нирвану (но только у Виссариона речь
идет не об отдельном “просветленном”, а о человеческой цивилизации в целом).
Религиозное движение Виссариона, при всех его космических
ориентациях и универсализме наше автохтонное явление, поэтому в перипетиях
современной эсхатологической ситуации глобального масштаба ключевая роль
отводится России. На ее земле “предопределено свершиться Событию, решающему
судьбу всего человечества” [4, 129], здесь “уже теперь должна активно
формироваться основа будущего человечества” [4, 151]. Врата в царство божие,
эсхатологический прорыв в новый мир — то, что Виссарион называет
“Свершением”, “может произойти где-то в пределах гигантского пространства
Сибири” [4, 151].
Виссарион утверждает, что прежнее жизнеустройство людей
представляет собой “дерево погибели”, поэтому настоятельно “требуется
выращивать настоящее, истинное древо Жизни” [4, 149]. Им может стать только
община его последователей, которые должны “составить великое царство Блага,
Сказки, Света, царство Единое”, “исполнять Волю Отца, создавая удивительное
строение, в котором запечатлится Вечность” [7В. 4:31]. Перечисленные
признаки — обычные сакрально-мифологические критерии хилиастической
сектантской коммуны, призванной стать образчиком тысячелетнего царства божьего
на Земле. Виссарион характеризует ее как модель особого социума, в котором
жизнедеятельность людей скрепляется “вечной кладкой” [7В. 4:25] — Истиной
[7В. 6:28]. Это будет “очень просто построенное общество, где не надо создавать
думы, конгрессы, форумы” [7В. 4:55], это будет “поселение мастеров,
базирующееся на натуральном хозяйстве и самообеспечении” [7, 14].
Однако сказанного еще недостаточно, чтобы во всей полноте
представить религиозное значение будущего “Города Солнца”, строящегося сейчас в
окрестностях священного озера Тиберкуль у Святой Горы. Роль общины Виссариона
не будет сводиться только к образцовому жизнеустройству праведников. Его
последователи должны стать единой “семьей”, впитывающей в себя божественную
Истину с тем, чтобы оказать “очень мощное противодействие” силе тьмы,
угрожающей существованию человечества [7В. 4:17]. Такая семья единоверцев
превратится в “крепкий, могучий, ровный строй, пробить который будет
невозможно” и который вместе с тем позволит “очистить Землю от мерзостей” [7В.
4:18]. Эти поборники “единой веры” “должны быть непоколебимы, должны стать
прекрасными ратниками Света” [7В. 4:36]. Очевидно, что речь идет о статусе и
задачах религиозного ордена, которому предстоит сформироваться под
предводительством Виссариона.
Существует еще одна немаловажная сторона нового религиозного
движения, официально зарегистрировавшего себя на региональном уровне в качестве
эко-ноосферного поселения и вошедшего в соответствующую международную
экологическую организацию. Создано акционерное общество “Табрат”, арендовавшее
250 гектаров земли в районе озера Тиберкуль. Проектируется и уже строится
поселение, рассчитанное на 420 семей, предусматривается разбить лесопарк,
питомник редких деревьев и плодово-ягодных культур, сенокосы и пастбища [7, 15;
5]. Эта сторона деятельности виссарионовцев выходит за рамки нашей темы,
поэтому ограничимся сказанным и только отметим, что новое религиозное движение
смыкается здесь с секулярной сферой, получает значительный шанс для активного
участия в жизни нашего общества в целом. Это, в свою очередь, открывает
немаловажные возможности и перспективы его обмирщвления, десакрализации.
Напомним, что многие религиозно-утопические коммуны прошлого (например, в
Америке) эволюционировали в своем развитии именно в этом направлении —
вырождения в светские предприятия, которые после утраты своих религиозных скреп
часто распадались.
.
