ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
Глава 1 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА.
.
Глава 1 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА.
Духовный облик, присущий периоду истории, который обычно
называют Новым временем, во многих отношениях отличается от духовного облика
периода средневековья. Из этих отличительных черт наиболее важны две: падение
авторитета церкви и рост авторитета науки. С этими двумя чертами связаны и
другие. В культуре Нового времени светские элементы преобладают над элементами
церковными. Государства все более и более заменяют церковь как орган
управления, контролирующий культуру. Бразды правления народами находятся на
первых порах в основном в руках королей; в дальнейшем, подобно тому как это было
в древней Греции, короли постепенно заменяются демократиями или тиранами.
Власть и компетенция национальных государств неуклонно возрастают в течение
всего периода (не считая некоторых незначительных колебаний), но на протяжении
большей его части государства оказывают меньшее влияние на воззрения философов,
чем церковь в средние века. Феодальная аристократия, которой к северу от Альп
до пятнадцатого века удавалось успешно противостоять центральным
правительствам, утрачивает сначала политическое, а затем и экономическое
значение. Она заменяется союзом короля с богатыми купцами, которые в разных
странах в разной пропорции делят между собой власть. Наблюдается тенденция к
переходу богатых купцов в ряды аристократии. Со времени американской и
французской революций значительной политической силой становится демократия (в
современном смысле слова). Социализм в противоположность демократии, основанной
на частной собственности, впервые становится государственной силой в 1917 году.
Однако очевидно, что эта форма правления в случае своего распространения должна
принести с собой и новую форму культуры: культура, который мы будем касаться,
является в основном “либеральной», то есть принадлежит к тому типу,
который наиболее естественным образом связан с торговлей. Правда, есть и важные
исключения, особенно в Германии: мировоззрение Фихте и Гегеля, ограничиваясь
двумя примерами, совершенно не связано с торговлей. Однако подобные исключения
не типичны для их века.
Отвержение церковного авторитета, являющееся негативной характерной
чертой новой эры, начинается раньше, чем принятие авторитета науки,
составляющее её позитивную характерную черту. В итальянском Возрождении наука
играла весьма небольшую роль; оппозиция церкви связывалась в умах людей с
античностью и искала себе опоры неизменно в прошлом, но в прошлом более
далеком, чем времена ранней церкви и средних веков. Первым серьезным вторжением
науки явилось опубликование теории Коперника в 1543 году; однако влияние эта
теория приобрела лишь с того времени, когда она была подхвачена и
усовершенствована Кеплером и Галилеем в семнадцатом веке. Это было началом
длительной войны между наукой и догмой, в которой традиционалисты вели
безнадежную борьбу против нового знания.
Авторитет науки, признаваемый большинством философов новой
эры, весьма существенно отличается от авторитета церкви, ибо он является по
своему характеру интеллектуальным, а не правительственным. Никакие кары не
обрушиваются на головы тех, кто отвергает авторитет науки; никакие соображения
выгоды не влияют на тех, кто его принимает. Он завоевывает умы исключительно
присущим ему призывом к разуму. Другой чертой, отличающей авторитет науки,
является то, что он как бы соткан из кусков и частичек, а не представляет
собой, подобно канону католической догмы, цельной системы, охватывающей
человеческую мораль, человеческие надежды, прошлую и грядущую историю
Вселенной. Авторитет науки высказывает свое суждение только о том, что в данный
момент представляется научно установленным, а это составляет лишь крошечный
островок в океане неведения. Авторитет науки ещё в одном отношении отличается
от церковного авторитета, который провозглашает свои суждения абсолютно верными
и неизменными во веки веков: суждения науки являются опытными, делаются на
основе вероятностного подхода и признаются подверженными процессу изменения.
Это порождает склад ума, весьма отличный от склада ума средневекового
догматика.
До сих пор я говорил о теоретической науке, представляющей
собой попытку познать мир. С самого начала важное значение приобрела и практическая
наука, представляющая собой попытку изменить мир, и это значение неуклонно
возрастало, пока она почти совершенно не вытеснила в умах людей науку
теоретическую. Практическое значение науки было впервые признано в связи с
войной; Галилей и Леонардо добились должностей на службе государства своими
проектами усовершенствования артиллерии и фортификационного искусства. Начиная
со времени Галилея и Леонардо роль ученых в войне неуклонно возрастала. Только
позднее они начали играть роль в развитии машинного производства и во внедрении
в широкое пользование населения сначала пара, а затем электричества, причем
значительные политические результаты всего этого начали обнаруживаться лишь с
конца восемнадцатого века. Наука восторжествовала главным образом благодаря
своей практической полезности, и на этой почве возникла попытка отделить данный
аспект от аспекта теоретического, делая, таким образом, науку все более и более
техникой и все менее и менее доктриной, объясняющей природу мира. Проникновение
этой точки зрения в среду философов относится к самому недавнему времени.
Освобождение от авторитета церкви привело к росту
индивидуализма вплоть до анархизма. Дисциплина — интеллектуальная, нравственная
и политическая — связывалась в умах людей Возрождения со схоластической
философией и церковной властью. Аристотелевская логика схоластов была
ограниченной, но она приучала к известного рода точности. Когда эта школа
логики была отвергнута как устаревшая, она была заменена на первых порах не
чем-то лучшим, а лишь эклектическим подражанием античным образцам. Вплоть до
семнадцатого столетия в области философии не было создано ничего значительного.
В Италии пятнадцатого века царила ужасающая нравственная и политическая
анархия, явившаяся той почвой, на которой выросли доктрины Макиавелли. В то же
время освобождение от духовных оков привело к изумительному раскрытию
человеческого гения в области искусства и литературы. Однако такое общество
неустойчиво. Реформация и Контрреформация, а также покорение Италии Испанией,
положили конец итальянскому Возрождению со всем, что в нем было хорошего и
дурного. Когда движение распространилось к северу от Альп, оно не носило такого
анархического характера.
Тем не менее философия Нового времени сохранила по большей
части индивидуалистические и субъективные тенденции. Это весьма явственно
выражается в философии Декарта, которая всякое познание ставит в зависимость от
достоверности своего собственного существования, а критериями истины считает
ясность и отчетливость (понимаемые в субъективистском смысле). Не так заметно
это в философии Спинозы, но вновь появляется в лишенных окон монадах Лейбница.
Локку, человеку исключительно объективного темперамента, против своей воли
приходится отстаивать субъективистскую доктрину, согласно которой познание
заключается в согласии и несогласии идей, — воззрение, столь противное ему, что
он избегает его ценой кричащих противоречий. Беркли, уничтожив материю,
спасается от полного субъективизма только тем, что прибегает к Богу, что
большинство последовавших за ним философов считало недопустимым. В философии
Юма эмпирическая философия получила свое высшее развитие в скептицизме, который
никто не может опровергнуть и никто не может принять. Кант и Фихте были
субъективистами и по темпераменту и по философским воззрениям; Гегель спасся от
субъективизма при помощи влияния Спинозы. Руссо и романтическое движение
распространили субъективизм с теории познания на область этики и политики, что
логически завершилось полным анархизмом бакунинского толка. Эта крайняя разновидность
субъективизму является формой безумия.
Между тем наука, ставшая техникой, утверждала в людях
практики взгляд на мир, совершенно отличный от любого взгляда на мир, который
можно обнаружить у теоретических философов. Техника принесла с собой ощущение
власти: человек ныне в значительно меньшей степени находится во власти
окружающего его мира, чем это было в прошлом. Однако власть, которую принесла
нам техника, носит общественный, а не индивидуальный характер; средний
индивидуум, выброшенный кораблекрушением на необитаемый остров, в семнадцатом
веке добился бы большего, чем он мог добиться ныне. Научная техника требует
сотрудничества многих индивидуумов, организованных под единым руководством.
Поэтому тенденции её развития направляются против анархизма и даже против
индивидуализма, ибо она требует крепко сколоченной общественной структуры. В
отличие от религии научная техника в этическом отношении нейтральна: она
вселяет в людей уверенность в том, что они в состоянии творить чудеса, но не
указывает им, какие чудеса следует творить. В этом заключается её неполнота. На
практике цели, для достижения которых прилагается научное искусство, зависят в
значительной степени от случая. Люди, стоящие во главе гигантских организаций,
которые вызывает к жизни научная техника, могут в известных пределах направлять
её по своему усмотрению в ту или иную сторону. Таким образом, импульс власти
приобретает размах, которого он никогда прежде не имел. Философские системы,
вдохновленные научной техникой, являются философскими системами власти и
склонны рассматривать все нечеловеческое лишь как сырой материал. Конечные цели
более не принимаются во внимание; ценится только мастерство процесса. Это также
является формой безумия. В наши дни эта форма является наиболее опасной, и именно
против нее здравая философия должна предложить противоядие.
Античный мир смог прекратить анархию в Римской империи, но
Римская империя была грубым фактом, а не идеей. Католический мир искал выхода
их анархии в церкви, которая была идеей, но никогда не получила достаточного
воплощения в факте. Ни античное, ни средневековое решения не были
удовлетворительными: первое — потому, что оно не могло быть идеализировано,
второе — потому, что оно не могло быть актуализировано. Современный мир,
по-видимому, движется по направлению к решению, подобному античному: социальный
порядок, утверждаемый силой и представляющий скорее волю власть имущих, чем
чаяния рядовых людей. Проблему длительного и удовлетворительного социального
порядка можно решить, лишь соединив основательность Римской империи и идеализм
“града божьего» св. Августина. Для достижения этого потребуется новая
философия.
.
