ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
АВГУСТИН
.
АВГУСТИН
Господи боже мой! Хочу начать с того, чего я не знаю и не постигаю,
откуда я пришел сюда, в эту смертную жизнь или жизненную смерть, откуда,
говорю, пришел я сюда. И меня, пришельца, восприяло сострадательное милосердие
твое… Не мать моя, не кормилицы мои питали меня сосцами своими, но ты чрез
них подавал мне, младенцу, пищу детскую, по закону природы, тобою ей
предначертанному, и по богатству щедрот твоих, которыми, ты
облагодетельствовал все твари по мере их потребностей (Исповедь I, 6)…
Я мысленно обратил взор свой и на другие предметы, которые
ниже тебя, и увидел, что о них нельзя сказать ни того, что они существуют, ни
того, что они не существуют: существуют потому, что получили свое бытие от
тебя; не существуют потому, что они не то, что ты. Ибо то только действительно
существует, что пребывает неизменно (Исповедь VII, 11).
Вначале сотвори бог небо и землю (Быт. I, 1). Как же ты
сотворил их? И какие средства, какие приготовления, какой механизм употребил
ты для этого громадного дела? Конечно, ты действовал не как человек-художник,
который образует какую-нибудь вещь из вещи же (тело из тела) по своему
разумению, имея возможность дать ей такую форму, какую указывают ему
соображения его ума. Откуда же душа этого художника могла получить такую способность,
как не от тебя, сотворившего ее? Притом он дает форму материи уже существующей,
чтобы произвесть из ней другую вещь по своему усмотрению; для сего он
употребляет то землю, то камень, то дерево, то золото и другие тому подобные
предметы. Откуда же и эти предметы получили бы свое бытие, если бы ты не
сотворил их? Этот художник-человек всем обязан тебе: ты устроил его тело так,
что оно посредством разных членов совершает разные действия, а чтобы эти члены
были способны к деятельности, ты вдунул в телесный состав его душу живую (Быт.
II, 7), которая движет и управляет ими; ты доставил ему и материал для
художественных работ; ты даровал ему и способность ума, чтобы постигать тайны
искусства и наперед обнимать мыслию то, что предполагает он произвесть; ты же
наделил его и телесными чувствами, которые служат ему проводником между
телесною и духовною его природою, так что мир телесный и мир духовный находятся
у него при посредстве этих чувств в общении… Но как ты творишь все это? Как
сотворил ты, всемогущий боже, небо и землю? Конечно, не на небе и не на земле
творил ты небо и землю; ни в воздушных странах, ни во глубинах морских, потому
что и воздух, и вода принадлежат к небу и земле, не могло это совершиться
нигде и в целом мире, чтобы мир творился в мире, потому что мира не было до
сотворения его и он никак не мог быть поприщем своего творения (quia non erat
ubi fieret antequam fieret). He было ли у тебя под руками какой-нибудь материи,
из которой мог ты сотворить небо и землю? Но откуда взялась бы эта материя, не
созданная тобою, а между тем послужившая материалом для твоего творчества?
Допущением такой материи неизбежно ограничивалось бы твое всемогущество… До
творения твоего ничего не было, кроме тебя, и… все существующее зависит от
твоего бытия (Исповедь XI, 5).
Итак, не слишком ли уже заняты древностью своего происхождения
те, которые говорят нам: Что же делал бог до сотворения им неба и земли? Если
он оставался в праздности, и совершенном покое, то почему не остался в таком же
состоянии и навсегда? Если же в боге произошло новое какое-либо движение и
новое произволение создать то, чего прежде не творил, то как согласить с
непреложною его вечностью появление этой воли, которой до того времени в нем не
было? Воля божия присуща богу и предваряет всякое творение; никакого творения
не могло бы быть, если бы не предшествовала воля творца. Воля божия принадлежит
к самой сущности (substantia) божественной'(Исповедь XI, 10)…
Что обыкновеннее бывает у нас предметом разговора, как не
время? И мы, конечно, понимаем, когда говорим о нем или слышим от других. Что
же такое, еще раз повторяю, что такое время? Пока никто меня о том не
спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но, как скоро хочу дать ответ
об этом, я становлюсь совершенно в тупик. Между тем вполне сознаю, что если бы
ничего не приходило, то не было бы прошедшего, и если бы ничего не проходило,
то не было бы будущего, и если бы ничего, не было действительно существующего,
то не было бы и настоящего времени. Но в чем состоит сущность первых двух
времен, т. е. прошедшего и будущего, когда и прошедшего уже нет, и будущего
еще нет? Что же касается до настоящего, то, если бы оно всегда оставалось
настоящим и никогда не переходило из будущего в прошедшее, тогда оно не было бы
временем, а вечностью. А если настоящее остается действительным временем при
том только условии, что через него переходит будущее в прошедшее, то как мы
можем приписать ему действительную сущность, основывая ее на том, чего нет?
Разве в том только отношении, что оно постоянно стремится к небытию, каждое
мгновение переставая существовать (Исповедь XI, 14).
Можно измерять время только текущее (cum practerit), а прошедшее,
равно как и будущее, которых нет в действительности, не могут подлежать нашему
наблюдению и измерению (Исповедь XI, 16).
Говоря все это о времени, я ничего не утверждаю, а только
доискиваюсь истины и пытаюсь узнать ее. Руководи же мною, отец мой, господи мой
и боже мой, и будь путеводною звездою рабу твоему…. Не скажут ли мне, что и
эти времена, прошедшее и будущее, так же существуют; только одно из них
(будущее), переходя в настоящее, приходит непостижимо для нас откуда-то (ex
aliquo procedit occulto), а другое (прошедшее), переходя из настоящего в свое
прошедшее, отходит непостижимо для нас куда-то (in aliquid recedit occultum),
подобно морским приливам и отливам? И в самом деле, как могли, например,
пророки, которые предсказывали будущее, видеть это будущее, если бы оно не’ существовало?
Ибо того, что не существует, и видеть нельзя… Итак, надобно полагать, что и
прошедшее, и будущее время также существуют, хотя непостижимым для нас образом
(Исповедь XI, 17).
Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего
не существует и что неточно выражаются о трех временах, когда говорят:
прошедшее, настоящее и будущее; а было бы точнее, кажется, выражаться так:
настоящее прошедшего, настоящее будущего. Только в душе нашей есть
соответствующие тому три формы восприятия, а не где-нибудь инде (т. е. не в
предметной действительности). Так, для настоящего прошедших предметов есть у
нас память или воспоминание (memoria); для настоящего настоящих предметов есть
у нас взгляд, воззрение, созерцание (intuitus), а для настоящего будущих
предметов есть у нас чаяние, упование, надежда (exspectatio). Говоря таким
образом, я не затрудняюсь в понимании тройственности времени, оно становится
тогда ‘для меня ясным, и я признаю его тройственность (Исповедь XI, 20).
Августин. Исповедь // Антология
мировой философии. В 4 т. М.,
1969. Т. 1. Ч. 2. С. 582—588
Времен не было бы, если бы не было творения, которое изменило
нечто некоторым движением. Моменты этого движения и изменения, поколику
совпадать не могут, оканчиваясь и сменяясь другими, более краткими или более
продолжительными промежутками, и образуют время. Итак, если бог, в вечности
которого нет никакого изменения, есть творец и устроитель времени, то я не
понимаю, каким образом можно утверждать, что он сотворил мир спустя известное
количество времени? Разве уже утверждать, что и прежде мира существовало
некоторое творение, движение которого давало течение времени? Но если священные
и в высшей степени достоверные Писания говорят: вначале сотвори бог небо и
землю (Быт. 1,1), чтобы дать понять, что прежде он ничего не творил… то нет
никакого сомнения, что мир сотворен не во времени, но вместе с временем…
Несомненно, что мир сотворен вместе с временем, если при сотворении его
произошло изменяющееся движение, как представляет это тот порядок первых шести
или семи дней, при которых упоминаются и утро, и вечера, пока все, что сотворил
бог в эти шесть дней, не завершено было седьмым днем и пока в седьмой день, с
указанием на великую тайну, не упоминается о покое божием (О граде божием, XI,
6).
Августин. О граде божием / / Антология
мировой философии. В 4 т. М . 1969
Т. 1. Ч.2. С. 589
.
