Л. ФЕЙЕРБАХ :: vuzlib.su

Л. ФЕЙЕРБАХ :: vuzlib.su

199
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


Л. ФЕЙЕРБАХ

.

Л. ФЕЙЕРБАХ

Когда мыслящий, свободный, универсальный дух снова
пробудился и достиг объективного бытия, то древний языческий мир, и прежде
всего природа, необходимо опять вошел в почет, потерял жалкое положение простой
креатуры и в своем величии и возвышенности, в своей бесконечности и
существенности стал предметом созерцания. Природа, которая в средние века, с
одной стороны, впала во мрак совершенного невежества и забвения, а с другой —
изучалась лишь опосредованно, через мутную среду тра­диционной и к тому же
дурно понятой физики, стала теперь снова непосредственным предметом созерцания,
а ее исследова­ние — существенным объектом философии. При этом поскольку
философия, или познание природы как отличной от духа сущности, не есть
непосредственное тождественное с духом познание, но поз­нание, обусловленное
экспериментами, чувственными восприятием и наблюдением, т. е. опытом, то опыт
является делом самой философии, всеобщей существенной задачей мыслящего чело­вечества.

 Л. Фейербах. История философии

 ново­го времени от Бэкона

 Веруламского до Бенедикта Спинозы

 / / История фило­софии. В 3 т. М.,

 1967. Т. 1. С. 81

Взгляд, будто сама природа, мир вообще, вселенная имеет
действительное начало, что, следовательно, некогда не было ни природы, ни мира,
ни вселенной, есть убогий взгляд, который только тогда убеждает человека, когда
его представление мира убого, ограниченно; это представление есть фантазия,
бессмыслен­ная и беспочвенная фантазия, будто некогда не было ничего дей­ствительного,
ибо совокупность всей реальности, действительности и есть мир или природа. Все
свойства или определения бога, пре­вращающие его в предметное, действительное
существо, представ­ляют собой лишь отвлеченные от природы, природу предполагаю­щие,
природу выражающие свойства — такие свойства, которые исчезают, как только
кончается природа. Правда, у тебя остается сущность, совокупность таких
свойств, как бесконечность, сила, единство, необходимость, вечность, даже
тогда, когда ты от­влекаешься от природы, когда ты отвергаешь ее существование
в мыслях или воображении, то есть когда ты закрываешь свои глаза, изгоняешь из
себя все определенные чувственные образы естест­венных предметов,
следовательно, представляешь себе природу не чувственной (не конкретной, по
выражению философов). Но эта сущность, остающаяся за вычетом всех чувственных
свойств и явлений, есть не что иное, как отвлеченная сущность природы, или
природа в абстракции, природа в мыслях. И в этом отношении твое выведение
природы или мира из бога — не что иное, как выведение чувственной реальной
сущности природы из ее абстрак­тной, мыслимой сущности, существующей только в
представлении, только в мыслях; это выведение кажется тебе разумным потому, что
ты всегда предпосылаешь абстрактное, всеобщее как ближай­шее для мышления,
следовательно, более для мысли высокое и раннее единичному, реальному,
конкретному; между тем в дей­ствительности наоборот: природа предшествует богу,
другими сло­вами, конкретное предшествует абстрактному, чувственное —
мыслимому. В действительности, где все течет только естественным порядком,
копия следует за оригиналом, образ — за вещью, мысль — за предметом, но в
сверхъестественной, причудливой сфе­ре теологии оригинал следует за копией,
вещь следует за образом. Блаженный Августин говорит: «Это удивительно, но это
верно, что мы не могли бы знать этот мир, если бы он не существовал, но он не
мог бы существовать, если бы бог его не знал». Это как раз значит: сначала мы
познаем, мыслим мир, а потом он начинает существовать реально, да он существует
лишь потому, что его по­мыслили, бытие есть следствие знания или мышления,
оригинал есть следствие копии, сущность есть следствие образа…

Природа есть изначальный и основной объект религии, но даже
там, где она оказывается непосредственным объектом рели­гиозного почитания, как
в естественных религиях, она не является объектом в качестве природы — другими
словами, в таком виде, в таком смысле, в каком мы ее рассматриваем с точки
зрения теизма или философии и естествознания. Скорее природа первоначально
представляется человеку объектом, как то, чем он сам является, как личное,
живое ощущающее существо; таков взгляд на при­роду, когда она созерцается
глазами религии. Человек перво­начально не отличает себя от природы,
следовательно, не отли­чает и природы от себя; поэтому ощущения, которые в нем
воз­буждает объект природы, он непосредственно превращает в свой­ства самого
объекта. Благоприятные, положительные ощущения и аффекты вызываются благим,
благодетельным существом при­роды; отрицательные, вызывающие страдания ощущения
— жар, холод, голод, боль, болезнь — причиняются злым существом или, во всяком
случае, природой в недобром состоянии, в состоя­нии зложелательства, гнева.
Таким образом, человек непроизволь­но и бессознательно превращает природное
существо в существо душевное, субъективное, то есть человеческое. Превращение
это происходит необходимо, хотя эта необходимость только относи­тельная, только
историческая. Нет ничего удивительного, что чело­век затем уже вполне
определенно, сознательно и намеренно превращает природу в религиозный объект, в
объект молитвы, другими словами, в объект, который определяется человеческим
чувством, его просьбами и служением. Человек уже тем сделал природу податливой,
себе подчиненной, что он ее ассимилировал своим настроениям, что он ее подчинил
своим страстям. Впрочем, необразованный, первобытный человек не только
приписывает природе человеческие мотивы, влечения, страсти, он в естествен­ных
телах усматривает настоящих людей. Так, индейцы Ориноко принимают солнце, луну
и звезды за людей, они говорят: «Те, на­верху находящиеся,— это люди, как мы»;
патагонцы считают звезды за «некогда существовавших индейцев»; гренландцы видят
в луне и звездах «своих предков, которые при особых обстоятель­ствах были взяты
на небо». Таковы же были мнения прежних мексиканцев, что солнце и луна,
почитаемые в качестве богов, некогда были людьми. Обратите внимание! Так
подтверждается высказанное в «Сущности христианства» положение, что человек в
религии обращается лишь к самому себе, что его бог есть только его собственная
сущность, подтверждается даже самыми грубыми, низшими видами религии, в которых
человек почитает наиболее отдаленные, не схожие с ним предметы — звезды, камни,
деревья, даже клешни раков и раковины улиток,— ведь он почи­тает их только
потому, что он переносит в них самого себя, мыслит их в виде таких существ,
каков он сам, или же считает, что они наполнены подобными существами. В связи с
этим религия обна­руживает удивительное, но весьма понятное и даже неизбежное
противоречие: в то время как с теистической или антропологи­ческой точки зрения
она потому человеческое существо почитает за божественное, что оно ей
представляется существом, отлич­ным от человека, существом нечеловеческим,
наоборот, с натура­листической точки зрения она нечеловеческое существо потому
почитает за божественное, что оно ей представляется существом человеческим.

Изменчивость природы, именно в явлениях, в наибольшей сте­пени
заставляющих человека чувствовать свою зависимость от нее есть главное
основание, почему природа представляется человеку в виде человеческого,
наделенного волей существа и составляет для него предмет религиозного
почитания. Если бы солнце не­прерывно стояло на небе, оно никогда бы не
зажигало в человеке огня религиозного аффекта. Человек только тогда преклонил
свои колени перед ним, охваченный радостью при неожиданном воз­вращении солнца,
когда оно исчезло из его глаз, обрекши чело­века на ночные страхи, а затем
вновь появилось на небе. Так, древние апалачи во Флориде приветствовали
хвалебными гимнами солнце при его восходе и закате и вместе с тем умоляли его
вновь вернуться в надлежащее время и обрадовать их своим светом. Если бы земля
неизменно приносила плоды, отпало бы основание для празднеств, связанных с
посевом и жатвой. Только благодаря тому, что природа то открывает свое лоно, то
скрывает его, плоды ее представляются добровольными, обязывающими к благодар­ности
дарами. Только непостоянство природы делает человека мнительным, смиренным,
религиозным. Неизвестно, будет ли зав­тра погода благоприятствовать моему
предприятию, неизвестно, пожну ли я то, что посеял; итак, я не могу
рассчитывать и на­деяться на дары природы, как на уплату дани или неизбежное
следствие. Но там, где кончается математическая достоверность, там начинается
теология — так это происходит даже в наши дни со слабыми головами. Религия есть
созерцание необходимого, как чего-то произвольного, добровольного, в отдельных
случайных явлениях. Противоположное настроение, настроение иррелигиозности и
безбожия, обнаруживает циклоп у Эврипида, говоря: «Земля обязана, хочет она
того или нет, выращивать траву для пропитания моего стада»…

Мое учение или воззрение может быть поэтому выражено в двух
словах: природа и человек. С моей точки зрения, существо, пред­шествующее
человеку, существо, являющееся причиной или осно­вой человека, которому он
обязан своим происхождением и сущест­вованием, есть и называется не бог —
мистическое, неопределен­ное, многозначащее слово, а природа — слово и существо
ясное, чувственное, недвусмысленное. Существо же, в котором природа делается
личным, сознательным, разумным существом, есть и называется у меня — человек.
Бессознательное существо при­роды есть, с моей точки зрения, существо вечное,
не имеющее происхождения, первое существо, но первое по времени, а не по рангу,
физически, но не морально первое существо; сознательное, человеческое существо
есть второе по времени своего возник­новения, но по рангу первое существо. Это
мое учение, поскольку оно имеет своим последним пунктом природу, апеллирует к
ее истинности и, поскольку выдвигает ее против теологии и философии,
представлено только что упомянутой работой, но в связи с положительным,
историческим предметом: естественной религией, ибо я развиваю все свои учения и
мысли.

Мне могут, во-первых, возразить: как ты, неверующий, хочешь
оправдать естественную религию? Не становишься ли ты тем самым на раскритикованную
тобой так резко точку зрения тех философов, которые оправдывают символ веры
христианства, с тою лишь разницей, что ты хочешь оправдать догмат естествен­ной
религии, веру в природу? Я на это отвечаю: природа для меня совсем не потому
первична, что естественная религия на нее так смотрит и ее так почитает, а
скорее, наоборот, из того, что она есть первичное, непосредственное, я
заключаю, что она и должна была представиться такою первичному,
непосредственному, а следовательно, и родственному природе сознанию народов.
Или иначе говоря: тот факт, что люди почитают природу как бога, от­нюдь не
служит мне в то же время и доказательством истинности лежащего в основании
этого факта сознания; но я нахожу в этом факте подтверждение впечатления,
производимого природой на меня, как на чувственное существо; я нахожу в нем
подтверждение тех оснований, которые побуждают меня как существо интеллек­туальное,
обладающее философской культурой, придавать природе если не то же значение,
которое ей приписывает естественная религия,— ибо я ничего не обожествляю, а
следовательно, не обо­жествляю и природы,— то во всяком случае аналогичное,
подоб­ное, видоизмененное лишь при посредстве естественных наук и философии.
Конечно, я симпатизирую религиозным почитателям природы; я — ее страстный
поклонник и почитатель; я понимаю не из книг, не на основании ученых
доказательств, а из моих непосредственных представлений и впечатлений от
природы, что древние народы и даже еще и современные народы могут почитать ее
как бога. Я еще и сейчас нахожу в своем чувстве, ощущаю в своем сердце, как оно
охватывается природой, нахожу и сейчас в своем уме аргументы в пользу ее
божественности или ее обо­жествления. Я отсюда заключаю, ибо ведь и солнце-,
огне- и звездопоклонники — такие же люди, как и я, что и их побуждают к
обожествлению природы сходные с моими мотивы (хотя и видоиз­мененные
соответственно их точке зрения). Я не делаю заклю­чений, подобно историкам, от
прошлого к настоящему, а заключаю от настоящего к прошлому. Я считаю настоящее
ключом к прош­лому, а не наоборот, на том простом основании, что ведь я хотя и
бессознательно и непроизвольно, но постоянно измеряю, оцениваю, познаю прошлое
исключительно со своей нынешней точки зрения, поэтому каждое время имеет другую
историю прошлого, хотя это прошлое само по себе мертво и неизменно. Я признаю
поэтому естественную религию не в силу того, что она для меня внешний
авторитет, а исключительно потому, что я и посейчас нахожу в самом себе ее
мотивы, те основания, которые и в настоящее вре­мя сделали бы меня человеком,
обожествляющим природу, если бы власть естественной религии не спасовала перед
властью культуры, естественных наук, философии. Это кажется дерз­ким; но то,
чего человек не познает из самого себя, того он сов­сем не познает. Кто изнутри
себя и на себе не чувствует, почему люди могли обожествлять солнце, луну,
растения и животных, тот не поймет и исторического факта обожествления природы,
хотя бы он и прочел и написал груду книг об естественной религии.

Второе возражение таково: ты говоришь о природе, не давая
нам определения того, что такое природа, не говоря нам, что ты под природой
понимаешь. Спиноза придает однозначный смысл словам «природа», или «бог».
Употребляешь ли ты и это слово в том неопределенном смысле, в котором ты нам
можешь легко доказать, что природа есть первичное существо, причем ты под
природой ничего другого не понимаешь, как бога? Я на это отвечаю немногими
словами: я понимаю под природой совокупность всех чувственных сил, вещей и
существ, которые человек отличает от себя как нечеловеческое; я разумею вообще
под природой, как я это уже высказал на одной из своих первых лекций, подобно
Спинозе, не существо, живущее и действующее, будучи наделен­ным волей и
разумом, как сверхъестественный бог, но только существо, действующее сообразно
необходимости своей природы; однако оно для меня не бог, как для Спинозы, то
есть не одновре­менно сверхъестественное, сверхчувственное, отвлеченное, тайное
и простое существо, но существо многообразное, человеку дос­тупное,
действительное, всеми чувствами воспринимаемое. Или, беря слово практически,
природа есть все то, что для человека — независимо от сверхъестественных
внушений теистической веры — представляется непосредственно, чувственно, как
основа и предмет его жизни. Природа есть свет, электричество, магнетизм,
воздух, вода, огонь, земля, животное, растение, человек, поскольку он яв­ляется
существом, непроизвольно и бессознательно действующим. Под словом «природа» я
не разумею ничего более, ничего мисти­ческого, ничего туманного, ничего теологического.
Я апеллирую этим словом к чувствам. Юпитер есть все, что ты видишь, говорил
один древний; природа, говорю я, есть все, что ты видишь и что не является
делом человеческих рук и мыслей. Или, если вникнуть в анатомию природы, природа
есть существо или совокупность существ и вещей, чьи проявления, обнаружения или
действия, в которых проявляется и существует их бытие, имеют свое основа­ние не
в мыслях или намерениях и решениях воли, но в астроно­мических или космических,
механических, химических, физических, физиологических или органических силах
или причинах.

 Фейербах Л. Сущность религии //

 Из­бранные философские произведения.

 М., 1955. Т. 2. С. 441—442, 444—446,

 515, 589—591

.

    Назад

    ПОДЕЛИТЬСЯ
    Facebook
    Twitter
    Предыдущая статьяСтол для работы
    Следующая статья1. СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД :: vuzlib.su

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ