АРИСТОТЕЛЬ :: vuzlib.su

АРИСТОТЕЛЬ :: vuzlib.su

175
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


АРИСТОТЕЛЬ

.

АРИСТОТЕЛЬ

Близко к изложенным здесь взглядам и сказанное Протагором, а
именно: он утверждал, что человек есть мера всех вещей, имея в виду лишь
следующее: что каждому кажется, то и до­стоверно. Но если это так, то выходит,
что одно и то же и су­ществует и не существует, что оно и плохо и хорошо, что
дру­гие противолежащие друг другу высказывания также верны, ибо часто одним
кажется прекрасным одно, а другим — проти­воположное, и что то, что кажется
каждому, есть мера. Это за­труднение можно было бы устранить, если рассмотреть,
откуда такой взгляд берет свое начало. Некоторые стали придерживать­ся его,
исходя, по-видимому, из мнения тех, кто размышлял о при­роде, другие — исходя
из того, что не все судят об одном и том же одинаково, а одним вот это кажется
сладким, а другим — наобо­рот.

Что ничто не возникает из не-сущего, а все из сущего — это
общее мнение почти всех рассуждающих о природе 44. А так как предмет не
становится белым, если он уже есть совершенно белый и ни в какой мере не есть
не-белый, то белое, можно подумать, возникает из не-белого 45; поэтому оно, по
их мнению, возникало бы из не-сущего, если бы не-белое не было тем же самым,
что и белое. Однако это затруднение устранить нетрудно: ведь в сочинениях о
природе сказано, в каком смысле то, что возникает, возникает из не-сущего, и в
каком — из сущего *.

С другой стороны, придавать одинаковое значение мнениям и
представлениям спорящих друг с другом людей нелепо: ведь ясно, что одни из них
должны быть ошибочными. А это явствует из того, что основывается на чувственном
восприятии: ведь ни­когда одно и то же не кажется одним — сладким, другим — на­оборот,
если у одних из них не разрушен или не поврежден орган чувства, т. е.
способность различения вкусовых ощущений. А если это так, то одних надо считать
мерилом, других — нет. И то же самое говорю я и о хорошем и о дурном,
прекрасном и безобразном и обо всем, остальном в этом роде. В самом деле,
отстаивать мнение, [что противолежащие друг другу выска­зывания одинаково
верны],— это все равно что утверждать, будто предмет, который кажется двойным
тому, кто нажимает снизу паль­цем на глаз и тем самым, заставляет этот предмет
казаться двойным вместо одного, не один, а два, потому что он кажется двойным,
и затем снова один, так как для тех, кто не трогает глаз, одно и кажется одним.

И вообще не имеет смысла судить об истине на том основа­нии,
что окружающие нас вещи явно изменяются и никогда не оста­ются в одном и том же
состоянии. Ибо в поисках истины необ­ходимо отправляться от того, что всегда
находится в одном и том же состоянии и не подвергается никакому изменению. А
таковы небесные тела: они ведь не кажутся то такими, то иными, а всегда одними
и теми же и, не причастными никакому изменению.

Далее, если существует движение и нечто движущееся, а все
движется от чего-то и к чему-то, то движущееся должно быть в том, от чего оно
будет двигаться, и [затем] не быть в нем, дви­гаться к другому и оказываться в
нем, а противоречащее этому не может быть (в то же время) истинным вопреки их
мнению.— Кроме того, если в отношении количества все окружающее нас непрерывно
течет и движется и кто-то полагал бы, что это так, хотя это и неверно, почему
не считать все окружающее нас неиз­менным в отношении качества? Мнение о том,
что об одном и том же можно высказывать противоречащие друг другу утверждения,
основывается больше всего, по-видимому, на предположении, что количество у тел
не остается неизменным, поскольку-де одно и то же имеет четыре локтя в длину и
не имеет их. Однако сущ­ность связана с качеством, а качество имеет
определенную при­роду, тогда как количество — неопределенную.

Далее, почему, когда врачеватель предписывает принять вот
эту пищу, они принимают ее? В самом деле, почему это скорее хлеб, нежели не
хлеб? Так что не должно было бы быть никакой разницы съесть его или не съесть.
Однако они принимают эту пищу, тем самым полагая, что это соответствует истине,
т. е. что пред­писанное им есть пища. Между тем им нельзя было бы так посту­пать,
если никакая сущность (physis) в чувственно воспринимае­мом не остается той же,
а всякая сущность всегда находится в движении и течет.

Далее, если мы всегда изменяемся и никогда не остаемся теми
же, то что же удивительного в том, что вещи нам никогда не ка­жутся одними и
теми же, как это бывает у больных? Ведь и боль­ным, поскольку они находятся не
в таком же состоянии, в каком они находились тогда, когда были здоровы, не
одинаковыми ка­жутся предметы чувственного восприятия, причем сами чувственно
воспринимаемые вещи из-за этой причины не причастны каким-либо изменениям, но
ощущения они вызывают у больных другие, а не те же. Так вот, таким же образом,
пожалуй, должно обстоять дело и тогда, когда происходит указанное изменение *. Если же мы не меняемся, а
продолжаем оставаться теми же, то значит, есть нечто неизменное.

Возражая тем, у кого указанные затруднения вызваны сло­весным
Спором **, не легко эти затруднения
устранить, если они не выставляют определенного положения, Для которого они уже
не требуют обоснования. Ведь только так получается всякое рас
­суждение и
всякое доказательство, ибо если они не выставляют никакого положения, они
делают невозможным обмен мнениями и рассуждение вообще. Поэтому против таких
лиц нельзя спорить, прибегая к доказательствам. А тем, кто высказывает сомнения
из-за трудностей, дошедших к ним [от других], легко возразить и не­трудно устранить
все, что вызывает у них сомнение. Это ясно из сказанного.

Так что отсюда очевидно, что противолежащие друг другу
высказывания об одном и том же не могут быть истинны в одно и то же время; не
могут быть таковыми и противополож­ности, ибо о всяком противоположении
говорится на основании лишенности. Это становится ясным, если расчленять
определе­ния противоположностей, пока не доходят до их начала.

Подобным же образом нельзя высказывать об одном и том же
ничего промежуточного [между противоположностями]. Если предмет, о котором
высказываются, есть нечто белое, то, говоря, что он не белое и не черное, мы
скажем неправду, ибо получается, что он и белое, и не белое; действительно,
только одна из взятых вместе [противоположностей] будет истинна относительно
его, а другая есть нечто противоречащее белому.

Таким образом, если следовать мнению и Гераклита, и Анак­сагора,
то невозможно говорить правду; в таком случае окажется возможным делать
противоположные высказывания об одном и том же. В самом деле, если [Анаксагор]
говорит, что во всяком есть часть всякого, то он тем самым говорит, что всякая
вещь столь же сладкая, сколь и горькая (и так в отношении любой из остальных
противоположностей), раз во всяком находится всякое не только в возможности, но
и в действительности и в обособлен­ном виде. Точно так же невозможно, чтобы
высказывания были все ложными или все истинными, невозможно и в силу множества
других затруднений, которые вытекают из такого положения, и потому, что если
все высказывания ложны, то не говорит правду и тот, кто это утверждает, а если
все истинны, то и утверждение, что все высказывания ложны, также не будет
ложным.

 Аристотель. Метафизика // Сочинения.

 В 4 т. М., 1975. Т. 1. С. 281-284

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ