А. ШОПЕНГАУЭР :: vuzlib.su

А. ШОПЕНГАУЭР :: vuzlib.su

65
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


А. ШОПЕНГАУЭР

.

А. ШОПЕНГАУЭР

Но какого же рода познание рассматривает то, что существует
вне и независимо от всяких отношений, единственную действитель­ную сущность
мира, истинное содержание его явлений, не подвер­женное никакому изменению и
поэтому во все времена познавае­мое с одинаковой истинностью,— словом, идеи,
которые представ­ляют собой непосредственную и адекватную объектность вещи в
себе, воли? Это — искусство, создание гения. Оно воспроизводит постигнутые
чистым созерцанием вечные идеи, существенное и пос­тоянное во всех явлениях
мира, и, смотря по тому, каков материал, в котором оно их воспроизводит, оно —
изобразительное искус­ство, поэзия или музыка. Его единственный источник —
познание идей; его единственная цель — передать это познание. В то время как
наука, следуя за беспрерывным и изменчивым потоком четверояких оснований и
следствий, после каждой достигнутой цели направляется все дальше и дальше и
никогда не может обрести конечной цели, полного удовлетворения, как нельзя в
беге достиг­нуть того пункта, где облака касаются горизонта,— искусство,
напротив, всегда находится у цели. Ибо оно вырывает объект своего созерцания из
мирового потока и ставит его изолирован­но перед собой: и это отдельное
явление, которое в жизненном по­токе было исчезающей малой частицей, делается
для искусства представителем целого, эквивалентом бесконечно многого в прост­ранстве
и времени; оттого искусство и останавливается на этой частности: оно
задерживает колесо времени, отношения исче­зают перед ним, только существенное,
идея — вот его объект…

Идеи постигаются только путем описанного выше чистого со­зерцания,
которое совершенно растворяется в объекте, и сущность гения состоит именно в
преобладающей способности к такому со­зерцанию; и так как последнее требует
совершенного забвения собственной личности и ее интересов, то гениальность не
что иное, как полная объективность, т. е. объективное направление духа в
противоположность субъективному, которое обращено к собст­венной личности, т.
е. воле. Поэтому гениальность — это способ­ность пребывать в чистом созерцании,
теряться в нем и освобож­дать познание, сначала существующее только для служения
воле,— освобождать его от этой службы, т. е. совершенно упускать из виду свои
интересы, свои желания и цели, на время вполне сов­лекать с себя свою личность,
для того чтобы остаться только чис­тым познающим субъектом, светлым оком мира,
и это не на мгно­вения, а с таким постоянством и с такой обдуманностью, какие
необходимы, чтобы постигнутое воспроизвести сознательным ис­кусством, и «то,
что предносится в зыбком явлении, в устойчи­вой мысли навек закрепить»…

Обыкновенный человек, этот фабричный товар природы, какой
она ежедневно производит тысячами, как я уже сказал, совершен­но не способен,
по крайней мере на продолжительное и в полном смысле незаинтересованное
наблюдение, что составляет истинную созерцательность: он может направлять свое
внимание на вещи лишь постольку, поскольку они имеют какое-нибудь, хотя бы и
очень косвенное, отношение к его воле. Так как для этого требует­ся только
познание отношений и достаточно абстрактного поня­тия вещи (а по большей части
оно даже пригоднее всего), то обык­новенный человек не останавливается долго на
чистом созерца­нии, не пригвождает надолго своего взора к одному предмету, а
для всего, что ему встречается, ищет поскорее понятия, под кото­рое можно было
бы это подвести, как ленивый ищет стула, и затем предмет его уже больше не
интересует. Вот почему он так скоро исчерпывает все: произведения искусства,
прекрасные создания природы и везде многозначительное зрелище жизни во всех ее
сце­нах. Но ему некогда останавливаться: только своей дороги в жизни ищет он, в
крайнем случае еще и всего того, что может когда-нибудь сделаться его дорогой,
т. е. топографических заметок в широком смысле этого слова; на созерцание же
самой жизни, как таковой, он не теряет времени. Наоборот, гений, чья познава­тельная
сила в своем избытке на некоторое время освобождается от служения его воле,
останавливается на созерцании самой жиз­ни, стремится в каждой вещи постигнуть
ее идею, а не ее отношения к другим вещам: вот почему он часто не обращает
внимания на свой собственный жизненный путь и потому в большинстве слу­чаев
проходит его довольно неискусно…

Понятие отвлеченно, дискурсивно, внутри своей сферы совер­шенно
неопределенно, определенно только в своих границах, дос­тупно и понятно для
каждого, кто только обладает разумом, мо­жет быть передаваемо словами без
дальнейшего посредничества, вполне исчерпывается своим определением. Напротив,
идея, кото­рую можно, пожалуй, определить как адекватную представитель­ницу
понятия, всецело наглядна и, хотя заступает место бесконеч­ного множества отдельных
вещей, безусловно определенна: ни­когда не познается она индивидуумом, как
таковым, а только тем, кто над всяким хотением и всякой индивидуальностью
поднялся до чистого субъекта познания: таким образом, она доступна толь­ко
гению и затем тому, кто в подъеме своей чистой познаватель­ной силы, вызываемом
большей частью созданиями гения, сам обрел гениальное настроение духа; поэтому
она передаваема не всецело, а лишь условно, ибо постигнутая и в художественном
творении воспроизведенная идея действует на каждого только в соответствии с его
собственным интеллектуальным достоинст­вом,— вот отчего именно самые прекрасные
творения каждого искусства, благороднейшие создания гения для тупого большинст­ва
людей навеки остаются книгой за семью печатями и недоступ­ны для него,
отделенного от них глубокой пропастью, как недоступ­но для черни общение с
королями…

Музыка. Она стоит совершенно особняком от всех других. Мы не
видим в ней подражания, воспроизведения какой-либо идеи существ нашего мира; и
тем не менее она такое великое и прек­расное искусство, так могуче действует на
душу человека и в ней так полно и глубоко им понимается в качестве всеобщего
языка, который своею внятностью превосходит даже язык наглядного мира, что мы,
несомненно, должны видеть в ней нечто большее, чем exercitium arithmeticae
occultum nescientis se numerare animi*, как определил ее Лейбниц…

Мы должны приписать ей гораздо более серьезное и глубокое
значение: оно касается внутренней сущности мира и нашего, и в этом смысле
численные сочетания, на которые может быть све­дена музыка, представляют собой
не обозначаемое, а только знак. Что она должна относиться к миру в известной
мере как изобра­жение к изображаемому, как снимок к оригиналу, это мы можем
заключить по аналогии с прочими искусствами, которым всем свойствен этот
признак и с действием которых на нас действие музыки однородно, но только более
сильно и быстро, более не­избежно и неотразимо. И ее воспроизведение мира
должно быть очень интимным, бесконечно

верным и метким, ибо всякий мгновен­но понимает ее…

Шопенгауэр А. Мир как воля и пред­ставление II

 Антология мировой фило­софии:

В 4 т. М., 1971. Т. 3. С. 691—693

.

    Назад

    ПОДЕЛИТЬСЯ
    Facebook
    Twitter
    Предыдущая статьяМебель для дома
    Следующая статьяБ. РАССЕЛ :: vuzlib.su

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ