I. СОЗНАНИЕ КАК РЕГУЛЯТОР СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ: ПРОБЛЕМА «СВОБОДНОЙ ВОЛИ» :: vuzlib.su

I. СОЗНАНИЕ КАК РЕГУЛЯТОР СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ: ПРОБЛЕМА «СВОБОДНОЙ ВОЛИ» :: vuzlib.su

87
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


I. СОЗНАНИЕ КАК РЕГУЛЯТОР СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ: ПРОБЛЕМА «СВОБОДНОЙ
ВОЛИ»

.

I. СОЗНАНИЕ КАК РЕГУЛЯТОР СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ: ПРОБЛЕМА
«СВОБОДНОЙ ВОЛИ»

Нужно сказать, что функциональная проблематика, связанная с
ответом на вопросы: почему, как и с какими последствиями действуют люди,
вызывает значительно большую полемику, чем проблематика структурного анализа.
При этом наиболее острые споры вызывает вопрос о функциональной роли сознания,
его возможностях направ­лять и контролировать деятельность людей.

Казалось бы, особого предмета для разногласий существовать
не должно. В самом деле, рассматривая специфику социальной деятель­ности,
философы не оспаривают ее целенаправленного характера, признают, что Homo
Sapiens есть единственное живое существо, способное «сначала думать, а потом
действовать», т.е. способное предпосылать физической активности продуманный,
«отчуждаемый» от конкретной ситуации замысел или план действий.

Философы самых различных направлений дружно признавали и
признают, что человек приводится в действие идеальными импульсами поведения,
различными факторами сознания, будь то отчетливая цель, построенная на
аналитическом расчете ситуации, смутные, плохо осознаваемые влечения или
эмоциональные аффекты. Привести чело­века в движение, не воздействуя на его
сознание, можно лишь в том случае, если мы понимаем движение как перемещение в
пространстве, а не как целенаправленную социальную активность.

Короче, все согласны с тем, что человеческая деятельность
невоз­можна без согласованной работы различных «отсеков» сознания, одни из
которых отвечают за сбор и оценку значимой для субъекта инфор­мации, другие за
разработку планов и программ деятельности, третьи — за волевой контроль над их
исполнением и т.д.

И, тем не менее, наличие обширной «зоны согласия» не мешает
философам создавать принципиально различные функциональные мо­дели
деятельности, по-разному понимая место и роль сознания в ее осуществлении.
Наибольшие споры вызывает вопрос о «свободе воли» действующего субъекта,
имеющий принципиальные следствия для социальной философии.

Характеризуя это явление, издавна интересовавшее философов и
богословов, мы можем сказать, что «свобода воли» означает способность
человеческого сознания к самопричинению, т.е. способность вырабатывать импульсы
поведения, не зависящие от внешних по отношению к сознанию условий
существования. Иными словами, речь идет о поведении, причины которого коренятся
в его собственных информационных механизмах и непосредственно не связаны с усло­виями
среды существования. Наличие свободной воли означает, что психика перестает
быть простым передаточным механизмом, средством адаптивной коммуникации
организма и среды и становится источни­ком вполне самостоятельных, свободных от
внешней детерминации решений.

Для доказательства существования свободной воли человеку
достаточно реализовать первую пришедшую в голову фантазию — к примеру, поднять
вверх левую руку, одновременно топнув правой ногой о землю. Спрашивается, могли
ли мы при желании поступить иначе: поднять вверх правую руку, топнув о землю
левой ногой? Едва ли можно спорить с положительным ответом на этот вопрос.
Теперь спросим себя: каковы причины того, что для доказательства свободы воли
мы решили поднять вверх именно левую, а не правую руку, топнув именно правой, а
не левой ногой? Какие причины обусловили наш выбор? Связано ли это решение с
внешними для сознания обстоятель­ствами нашей жизни — временем суток или
погодой, состоянием нашего здоровья или экономическим состоянием страны, в
которой мы живем?

Нетрудно догадаться, что причины, побудившие нас поднять
одну, а не другую руку, имманентны нашему сознанию, которое пожелало поступить
именно так, а не иначе, самостоятельно определило свой выбор.

Естественно, такая способность сознания не ограничивается ис­кусственной
ситуацией, описанной нами. Способность к свободному самопроизвольному выбору
вариантов поведения характеризует любую из форм человеческой деятельности,
отличая людей от сил и явлений природы 11.

И в экономике, и в политике, и в искусстве, и в науке
человеческое сознание колоссально варьирует деятельность людей, ставя ее резуль­таты
в прямую зависимость от собственных состояний: не только от точности или
ошибочности расчета, но и от ценностного выбора целей и средств, возможного в
самых однозначных, казалось бы, ситуациях. В самом деле, лишь человек способен
предпочесть физической без­опасности чистую совесть; лишь в обществе близнецы,
получившие одинаковое воспитание и образование, могут избрать альтернативные
образы жизни священника и наемного убийцы, сделав свой выбор сознательно и
добровольно, под влиянием внутренних движений своей души и т.п.

И вновь большинство философов охотно соглашается с тем, что
отрицать наличие подобной «самоиндукции сознания», именуемой свободой
человеческой воли, — занятие вполне бесперспективное. Спорить с этим
обстоятельством пытаются лишь немногие радикалы, убежденные в том, что любое
самое малое движение сознания непре­менно имеет свою внешнюю причину, даже если
она скрыта от непосредственного наблюдения12.

Это обстоятельство, однако, не мешает философам по-разному
оценивать степень свободы человеческой воли и создавать на этой основе
альтернативные модели деятельности.

Так, сторонники волюнтаристских, течений в социальной филосо­фии
убеждены в том, что свобода человеческой воли имеет всеобщий и абсолютный
характер. Эти философы не видят в общественной жизни каких бы то ни было
причин, кроме суверенной воли ее субъектов, не обнаруживают в ней факторов,
способных «дисциплинировать» эту волю, канализировать ее в некотором
предзаданном направлении. В результате человеческое сознание, понимаемое как
несистемная сово­купность сменяющих друг друга желаний, стремлений, страстей,
не­прогнозируемых настроений и капризов, воспринимается как демиург истории,
бесконтрольно, произвольно, по собственному хотению оп­ределяющий «расписание»
общественных дел.

Неудивительно, что такая позиция, полагающая, что люди в обще­стве
живут и действуют по принципу камергера Митрича из бессмер­тного «Золотого
теленка» — «как пожелаем, так и сделаем», — отрицает наличие всяких
общественных закономерностей — объек­тивных связей, не зависящих от воли и
желания людей. Закономерность в истории, полагают волюнтаристы, невозможна в
принципе, посколь­ку история представляет собой процесс, «творимый свободным
духом человека в согласии с его нравственными убеждениями; этим она отличается
от всего, что существует в силу необходимых причин и поэтому может быть познано
в своей объективной необходимости. В отличие от всего остального на свете, в
общественной жизни то, что есть, есть результат свободного стремления человека
к тому, что должно быть, — воплощение некоторых идеалов, верований, стремлений.
Здесь нет места для закономерности, ибо закономерность есть лишь в необходимом,
общество же опирается на свободу и неопределимую волю людей» 13.

Очевидно, что позиция волюнтаризма, отрицающего законосооб­разность
человеческой деятельности, а следовательно, возможность ее объективного
научного познания, не пользуется большой популярно­стью в современном
обществознании. Заметим, что столь же непопу­лярна и альтернативная
волюнтаризму крайность — фаталистическое понимание человеческой деятельности,
согласно которому человеком, тешащим себя иллюзией свободы, в действительности
управляет судь­ба, ведущая, как говорил Сенека, покорных и влачащая непокорных.
Эта судьба понимается философами по-разному: в одном случае она выступает в
роли некой кармы, непреложной воли Бога, в другом случае интерпретируется с
позиций исторического провиденциализма, кото­рый утверждает существование
некоторой предзаданной исторической цели, к которой люди придут неизбежно,
независимо от собственного желания и нежелания. 14

Большинство философов и социологов полагают, что свобода
воли действительно присуща людям, но абсолютизировать ее не следует. Все дело в
том, что наличие такой свободы не означает, что в человеческой деятельности
отсутствуют детерминационные факторы, не зависящие от человеческой воли и
кладущие объективный предел ее самовластию. Вместе с тем философы активно
спорят о конкретном характере таких факторов, предлагая исключающие друг друга
решения.

Полемизируя с позицией волюнтаризма, многие философы обна­руживают
систему объективных, не зависящих от произвола человече­ской воли факторов,
прежде всего, в самой системе человеческого сознания. Напрасно думать, что в
качестве регулятора человеческой деятельности сознание представляет собой сферу
чистой субъективно­сти — область абсолютной свободы духа, не связанной никакими
объективными законосообразностями.

В деятельности людей, полагают такие философы, несомненно
есть законы и их источником является само человеческое сознание, свя­занное в
своем существовании жесткой внутренней дисциплиной. Сказанное касается любых
форм человеческого сознания — и рефлек­тивной, стремящейся осмыслить
действительность в собственной ло­гике ее существования, и валюативной,
оценивающей действительность с точки зрения ее жизненной значимости для
человека, и реактивной, которую образуют непосредственные волевые импульсы
поведения.

Во всех этих сферах ученые ищут и находят объективные законы
саморазвертывания сознания, не зависящее от желаний и стремлений человека.
Подобные законы существуют в сфере познания, где от ценностных предпочтений
субъекта, от его волевых усилий или степени компетентности зависят результаты
поиска истины, но не механизмы такого поиска (включая сюда объективные законы
мышления, законы логики и гносеологии, о которых речь шла в предыдущих разделах
учебника).

Свои законы, определяющие иерархию человеческих ценностей,
существуют и в области валюативного сознания, где представления людей о должном
и недолжном, прекрасном и безобразном, справед­ливом и несправедливом, целесообразном
и нецелесообразном имеют далеко не случайный характер, поскольку служат в
конечном счете целям социальной адаптации. Для каждого общества, каждой цивили­зации.
каждой исторической эпохи существуют свои общезначимые, «интерсубъективные»
ценности, которые навязываются индивидуаль­ному сознанию людей с непреложной
силой и зависят от него не в большей степени, чем законы природы15.

Наконец, и в реактивной сфере «практического», деятельного
сознания также существуют объективные законы саморазвертывания, определяющие
норму человеческого повеления в тех или иных стереотипных обстоятельствах16.

И все же признание подобных внутренних саморегуляторов созна­ния,
придающих человеческой деятельности объективный законосо­образный характер, не
снимает принципиальных разногласий в понимании ее функциональных механизмов.
Споры вспыхивают с новой силой по вопросу о том, ограничивается ли свобода воли
людей факторами, имманентными сознанию, или же в деятельности могут быть
обнаружены внешние сознанию, отличные от него факторы детерминации? Спор по
этому вопросу издавна классифицировался в философии как полемика
«идеалистического» и «материалистическо­го» понимания основ общественной жизни.

Сторонники первой точки зрения полагают, что единственным
источником общественных законов являются внутренние закономер­ности сознания,
которые затем «транслируются» на всю человеческую историю (ниже мы рассмотрим
логику подобного подхода на основе социально-философской концепции П.А.
Сорокина). Сторонники вто­рой точки зрения убеждены в существовании таких
явлений, которые, не будучи сознанием, первичны по отношению к нему, не зависят
от него и определяют его содержание. Это убеждение, однако, не мешает философам
расходиться в определении подобных явлений, способных осуществлять внешнюю
регламентацию человеческого сознания.

Одно из решений данной проблемы предлагают сторонники
натуралистического понимания общественной жизни, убежденные в том, что свобода
человеческой воли ограничена прежде всего действием факторов природной среды,
непосредственно влияющих на деятель­ность людей. Такой точки зрения
придерживаются, в частности, сто­ронники так называемого географического
детерминизма — к примеру, французский мыслитель Шарль Монтескье, полагавший,
что климатические условия жизни, рельеф местности и пр. сами по себе формируют
сознание людей, определяют их склонности, привычки, вкусы и прочие духовные
регуляторы поведения, отличающие евро­пейцев от африканцев, французов от
англичан и т.д.

Критикуя подобную точку зрения, сторонники собственно материалистического
понимания истории полагают, что явления природной среды не в состоянии напрямую
влиять на структуры сознания, что задача философа состоит в обнаружении таких
материальных детерми­нант деятельности, которые выступают как ее внутренние
факторы, а не внешние условия. Остановимся на рассмотрении этого важного
вопроса.

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ