ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
4.5. Пропедевтическое значение истории науки для теории науки
.
4.5. Пропедевтическое значение истории науки для теории
науки
Рассматривая установления, их взаимосвязи и изменения,
которым они подвержены, мы видим, как работа, проделываемая историком науки,
дополняет работу теоретика науки. Материал, полученный в результате таких
исследований, сам может стать исходным для теоретико-научных размышлений и по
этой причине, как уже было сказано, имеет пропедевтическое значение для теории
науки. Я позволю себе здесь только четыре замечания, поясняющие как именно это
происходит и как на этой основе определяются новые области исследования в
теории науки.
1. Анализ исторических фактов позволяет разработать
типологию названных выше установлений и связей между ними, а также причин их
принятия или изменения.
Смысл этого замечания ясен из примеров, приведенных выше,
относящихся к отдельным установлениям или целям, стоящим за ними. В качестве
возможных нормативных понятий, помимо прочих назывались простота, высокая степень
фальсифицируемости, наглядность, выполнение определенных каузальных принципов;
добавим еще теологические, прагматические или эстетические цели, которые могли
бы лежать в основе таких понятий. Но типология, построенная на этом или
аналогичном материале, должна служить не просто средством обобщенного описания
того, что наблюдалось или наблюдается в науке, а исходным пунктом, определяющим
дальнейшие направления развития теории науки. Цель такой систематизации в том,
чтобы определенным образом классифицировать допущения современной теории науки,
сделать выводы о возможном использовании их в будущем и, наконец, облегчить
формулирование новых предпосылок.
2. Исторический анализ должен выяснить и зафиксировать
источники применяемых или формулируемых правил, методов и принципов теории
науки.
Понимание этой исторической обусловленности должно
предохранить от прогрессирующего вырождения, которое столь часто сопутствует
принятию научных концепций — оно начинается с некритического их рассмотрения,
затем их выдают за нечто самоочевидное и, наконец, приходят к тому, что
исчезает всякая проблематичность. Поэтому осознание исторической
обусловленности имеет критическую функцию. Оно снова и снова возвращает нас к
истокам научных положений, разрушая ореол их необходимости или
неопровержимости. Именно по этой причине историческое сознание делает
возможным их отвержение. Теория науки, следовательно, тоже не должна
ограничиваться только выявлением и констатацией исторической обусловленности,
она должна еще рассматривать подобную обусловленность как единственное
достаточное основание адекватной критики. Если история науки может высветить
различные основания научных теорий, то в ней могут быть найдены и основания
критики этих теорий. Таким образом, мы не только воздаем должное ситуационному
комплексу, в котором возникает и работает наука, но и получаем возможность его
критики, основанной на точном знании.
3. Исторический материал должен стать определенной мерой, с
которой сопоставляются границы, значимость и применимость научных методов,
принципов, постулатов и пр. разрабатываемых учеными-теоретиками. Было бы крайне
поучительно проследить за тем, как классики науки в своей практике сплошь и
рядом пренебрегали тем, что вошло в доктрины современных теоретиков науки; и,
правда, если бы они следовали этим доктринам, им пришлось бы отказаться от
своих собственных теорий (об этом подробнее будет сказано в 5, 6, 9, 10
главах).
4. Всегда, когда предпосылки научных категорий уходят
корнями в области, не относящиеся к физике (рано или поздно исследователь
обнаруживает эти корни), обсуждение проблем теории науки должно быть расширено
так, чтобы оно затрагивало и эти вненаучные области.
Недостаточно поверхностное констатирование того факта, что
некоторые установления имеют своими источниками теологические, прагматические
или эстетические цели и стремления; сами эти цели должны стать объектом анализа
и критики. Разумеется, такой путь ведет далеко за рамки узко трактуемой теории
науки — в традиционные сферы философии. Но это неизбежно, если мы ищем
обоснования исторически обусловленных установлений.
Все перечисленные выше задачи служат практической цели:
выяснить предпосылки точных естественных наук, их исторические основания и
границы их применимости. Это выяснение требуется прежде всего для того, чтобы
сохранять критическую дистанцию по отношению к данным предпосылкам. Кроме того,
оно могло бы помочь в тех случаях, когда возможно использование иных
предпосылок, как наличествующих в данной исторической ситуации, так и заново
формулируемых.
Суммируя, можно было бы сказать — типология, построенная на
основе введенных здесь категорий, сможет стать стимулом для исследовательской
рефлексии об условиях научной деятельности, концептуализировать эти условия и
показать, что они должны рассматриваться лишь наряду с другими возможными
условиями. Тем самым исследователь впервые получает реальную возможность
осознать свою деятельность и критически отнестись к ней. С признанием
исторической обусловленности и относительности предпосылок научного знания
связана новая проблема, встающая перед исследователем: сохраняют ли эти
исторические условия и отношения свою обязательность? Пытаясь найти глубинные
основания своего выбора, исследователь обращает внимание на его истоки,
погружаясь таким образом в проблематику, традиционно относившуюся к философии.
Так было со всеми великими исследователями, которые не замыкались в узких
границах своей научной специализации. Наконец, эти размышления впервые
обеспечивают условия подлинно обоснованного выбора, возможность оставаться при
прежних посылках, принять другие, уже сформулированные с помощью введенной
типологии, или же попытаться сформулировать весь предпосылочный аппарат заново.
С учетом сказанного ранее очевидно, что, говоря об
«обоснованном» выборе, я не имею в виду какой-то абсолютный базис.
Речь идет только о том, что исследователь должен быть готовым к рассмотрению
всего, что способно стать основанием его выбора. Конечно, множество возможных
предпосылок его теоретической деятельности никогда не будет полностью
исчерпанным, но любой элемент этого множества должен рассматриваться с позиций,
обозначенных выше.
Таким образом, давно известная и все еще нерешенная
проблема, поставленная исторической мыслью, проблема, которая, казалось,
возникает только в сфере гуманитарных наук, неожиданно для многих появляется и
в лоне естествознания. Это означает, что границы между этими двумя сферами
науки не могут быть проведены по-старому и с прежней четкостью. В 13 главе мы
еще специально остановимся на этом вопросе. Однако сперва попытаемся пояснить
приведенные здесь соображения соответствующими примерами из истории науки.
.
