ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
ЦАРЕУБИЙСТВО
.
ЦАРЕУБИЙСТВО
Разумеется, королей убивали задолго до 21 января 1793 г. и цареубийств XIX в. Но Равальяк, Дамьен
и им подобные хотели уничтожить особу короля, а не принцип. Они желали другого
короля и ничего иного. Они и представить себе не могли, что трон может навсегда
остаться незанятым. 1789 год знаменует поворотный момент новой истории,
поскольку люди того времени возжелали, помимо прочего, низвергнуть принцип
божественного права и ввести в историю силу отрицания и бунта, сформировавшуюся
в борьбе идей за последние столетия. Таким образом, к традиционному
тираноубийству они присовокупили обдуманное богоубийство. Так называемое
вольнодумство, мысль философов и законоведов, послужило рычагом для этой
революции. Она стала возможной и почувствовала свою законность
прежде всего потому, что церковь — и ответственность ее безгранична — со времен
инквизиции вступила в сговор с преходящими земными властями, стала на сторону
хозяев и вместе с ними мучила и убивала. Мишле не ошибается, указывая
всего лишь на две великие силы революционной эпопеи — христианство и Революцию.
Для него события 1789 г. объясняются, в сущности, борьбой между благодатью и
справедливостью. Хотя Мишле разделял со своим неумеренным веком пристрастие к
выдающимся личностям, здесь он увидел одну из глубинных причин революционного
кризиса.
Если старорежимная монархия далеко не всегда допускала
произвол в делах управления государством, то принципом ее безусловно был
произвол. Она обладала божественным правом, а значит, не нуждалась в
доказательствах своей законности. Законность эта, однако, нередко оспаривалась,
в частности парламентами. Но те, кто служил монархии, воспринимали и
представляли ее законность как аксиому. Как известно, Людовик XIV был здесь
неколебим. Боссюэ способствовал этому,
говоря королям: «Вы — боги». На короля в одной из его ипостасей
возложена божественная миссия в земных делах, а следовательно, и в правосудии.
Король, подобно самому Богу, является последней надеждой тех, кто страдает от
нищеты и несправедливости. В принципе народ может искать защиту от своих
угнетателей у короля. «Если бы король знал, если бы царь знал…» —
такие взгляды часто высказывались русским и французским простонародьем в
периоды обнищания. И действительно, во всяком случае во Франции, монархия,
узнав о бедственном положении простых людей нередко пыталась защитить их от
гнета вельмож и буржуа. Но было ли это справедливостью? Нет, если судить с
безотносительной точки зрения, присущей литераторам той эпохи. Если можно
искать защиту у короля, то в принципе невозможно искать защиты от него. Король
оказывает помощь и поддержку, если захочет и когда захочет Добрая воля — один из
атрибутов благодати. Монархия в своей теократической форме — это правление,
которое выше справедливости стремится поставить милость, всегда оставляя за ней
последнее слово. И наоборот, если в символе веры савойского викария и было нечто
своеобразное, так это убеждение в необходимости подчинить справедливости и
самого Бога. Таким образом, с несколько наивной торжественностью он открыл
современную историю.
С того момента, когда вольнодумство ставит Бога под вопрос,
оно выдвигает на первый план проблему справедливости. С тех пор справедливость
и равенство попросту отождествляются. Престол Бога колеблется, и
справедливость, чтобы утвердиться в равенстве, должна нанести Всевышнему
последний удар, непосредственно посягая на его представителя на земле.
Противопоставить божественному праву право естественное или на протяжении трех
лет, с 1789 по 1792 г., принудительно сочетать его с естественным — значит
уничтожить божественное право. Но милость ни с чем и никогда не сочетается. Она
может пойти на уступки в некоторых вопросах, но только не в этом. Мало того, по
словам Мишле, Людовик XVI и в тюрьме хотел еще оставаться королем. Так что во
Франции, где уже восторжествовали новые принципы, побежденный принцип еще длил
свое существование в тюремных стенах только благодаря воле к жизни и силе веры.
У справедливости есть лишь одно-единственное общее с благодатью свойство —
стремление быть тотальной и царить абсолютно. Как только эти две силы вступают
в конфликт, они сражаются не на жизнь, а на смерть. «Мы не хотим осудить
короля, — сказал Дантон,
не отличавшийся корректностью юриста, — мы хотим его убить».
Действительно, если отрицаешь Бога, надо убить короля. Вероятно, Сен-Жюст повинен в смерти
Людовика XVI. Он показал, что именно философы убивают короля, когда воскликнул:
«Определить принцип, в силу которого осужденный, вероятно, вскоре умрет,
значит определить принцип, по которому живет общество, творящее над ним
суд». Король должен умереть во имя общественного договора
Но этот вопрос требует разъяснения.
