5. Избушка на курьих ножках. :: vuzlib.su

5. Избушка на курьих ножках. :: vuzlib.su

48
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


5. Избушка на курьих ножках.

.

5. Избушка на курьих ножках.

Лес как отдельный изолированный элемент еще ничего не
доказывает. Но что этот лес не совсем обычен, видно по его обитателям, видно по
избушке, которую вдруг видит перед собой герой. Идя «куда глаза
глядят» и невзначай подняв взор, он видит необычайное зрелище, — избушку
на курьих ножках. Эта избушка как будто бы давно знакома Ивану: «Нам в
тебя лезти, хлеба-соли ести». Он нисколько не удивлен ею и знает, как себя
держать.

Некоторые сказки сообщают, что избушка эта
«крутится», т. е. вращается вокруг своей оси. «Стоит перед ней
избушка на курьих ножках и беспрестанно повертывается» (Аф. 235).
«Стоит и вертитце» (К. 7). Такое представление получилось от
неправильного понимания слова «повертывается». Некоторые сказки
уточняют: когда надо — повертывается. Повертывается она, однако, не сама
собой. Герой должен заставить ее повернуться, а для этого нужно знать и
произнести слово. Опять мы видим, что герой нисколько не удивлен. Он за словом
в карман не лезет и знает что сказать. «По старому присловию, по мамкину
сказанью: «Избушка, избушка, — молвил Иван, подув на нее, — стань к лесу
задом, ко мне передом». И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из
окошка седая старушка» (Аф. 560). «Избушка, избушка, повернись к лесу
глазами, а ко мне воротами: мне не век вековать, а одна ноць ноцевать. Пусти
прохожего» (К. 7).

Что же здесь происходит? Почему нужно избушку повернуть?
Почему нельзя войти просто? Часто перед Иваном гладкая стена — «без окон
без дверей» — вход с противоположной стороны. «У этой избушки ни
окон, ни дверей, — ничего нет» (17). Но отчего же не обойти избушки и не
войти с той стороны? Очевидно, этого нельзя. Очевидно, избушка стоит на
какой-то такой видимой или невидимой грани, через которую Иван никак не может
перешагнуть. Попасть на эту грань можно только через, сквозь избушку, и избушку
нужно повернуть, «чтобы мне зайти и выйти» (См. 1).

Здесь интересно будет привести одну деталь из американского
мифа. Герой хочет пройти мимо дерева. Но оно качается и не пускает его.
«Тогда он попытался обойти его. Это было невозможно. Ему нужно было пройти
сквозь дерево». Герой пробует пройти под деревом, но оно опускается. Тогда
герой с разбега пускается прямо на дерево, и оно разбивается, а сам герой в ту
же минуту превращается в легкое перо, летающее по воздуху (Kroeber 1907, I,
1984). Мы увидим, что и наш герой из избушки не выходит, а вылетает или на
коне, или на орле, или превратившись в орла. Избушка открытой стороной обращена
к тридесятому царству, закрытой — к царству, доступному Ивану. Вот почему Иван
не может обойти избушку, а поворачивает ее. Эта избушка — сторожевая застава.
За черту он попадет не раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может
ли он следовать дальше. Собственно, первое испытание уже выдержано. Иван знал
заклинание и сумел подуть на избушку и повернуть ее. «Избушка поворотилась
к ним передом, двери сами растворилися, окна открылися» (Аф. 14; Kroeber
I, 84). «Избушка стала, двери открылись» (Аф. 114). Это пограничное
положение избушки иногда подчеркивается: «За той степью — дремучий лес, а
у самого лесу стоит избушка» (140). «Стоит избушка — а дальше
никакого хода нету — одна тьма кромешная; ничего не видать» (272). Иногда
она стоит на берегу моря, иногда — у канавы, через которую надо перепрыгнуть.
Из дальнейшего развития сказки видно, что яга иногда поставлена стеречь границу
стоящими над ней хозяевами, которые ее бранят за то, что она пропустила Ивана.
«Как смела ты пропустить негодяя до моего царства?» (172) или:
«Для чего ты приставлена?» (176). На вопрос Царь-Девицы «Не
приезжал ли тут кто?», она отвечает: «Что ты, мы не пропускаем
муху».

В этом примере уже сквозит, что даритель волшебного средства
охраняет вход в царство смерти. По ранним материалам это видно яснее:
«Когда он некоторое время пробродил, он вдали увидел дымок, и когда он
подошел поближе, то увидел в прерии дом. Там жил пеликан. Тот спросил его:
«Куда ты идешь?» Он ответил: «Я ищу свою умершую жену». —
«Это трудная задача, внук мой, — сказал пеликан. — Только мертвые могут
найти этот путь с легкостью. Живые только с большой опасностью могут достичь
страны мертвых». Он дал ему волшебное средство, чтобы помочь ему в его предприятии
и научил его, как пользоваться им» (Boas 1895, 4).

Здесь мы имеем и выспрашивание. Отметим, что даритель здесь
имеет животный облик. Это наблюдение нам еще пригодится. К этой же категории
относятся такие, например, случаи. В долганской сказке читаем: «В одном
месте им (шаманам-гусям) пришлось пролететь через отверстие в небе. Около этого
отверстия сидела старуха, подстерегала пролетающих гусей». Эта старуха
оказывается хозяйкой вселенной. — «Пусть ни один шаман не пролетает в эту
сторону. Хозяйке вселенной это неугодно» (Долганский фольклор).

Отмечаем еще, что во всех случаях герой — не мертвец, а
живой или шаман, желающий проникнуть в царство мертвых.

Здесь, однако, нет вращающейся избы. В объяснение образа
вращающейся избы можно напомнить, что в древней Скандинавии двери никогда не
делались на север. Эта сторона считалась «несчастной» стороной.
Наоборот, жилище смерти в Эдде (Настранд) имеет дверь с северной стороны. Этой
необычностью расположения дверей и наша избушка выдает себя за вход в иное царство.
Жилище смерти имеет вход со стороны смерти.

Некоторыми особенностями обладает избушка в женских сказках.
Девушка, раньше, чем идти к яге, заходит к своей тетушке, и та предупреждает ее
о том, что она увидит в избушке и как себя держать. Эта тетушка — явно привнесенный
персонаж. Выше мы видели, что герой всегда сам знает, как себя держать и что
делать в избушке. Внешне такое знание ничем не мотивировано, оно мотивировано,
как мы увидим, внутренне.

Художественный инстинкт заставляет сказителя мотивировать
это знание и ввести тетушку-советчицу. Эта тетушка говорит следующее: «Там
тебя, племянушка, будет березка в глаза стегать — ты ее ленточкой перевяжи;
там тебе ворота будут скрипеть и хлопать — ты подлей им под пяточки маслица;
там тебя собаки будут рвать — ты им хлебца брось; там тебе кот будет глаза
драть — ты ему ветчины дай» (Аф. 103 b).

Рассмотрим сперва действия девушки. Когда она подливает под
ворота маслица, то мы здесь видим следы окропления. В другом тексте это яснее:
«Дверь взбрызнула водой» (Худ. 59). Мы уже видели, что и герой дует
на избушку. Если она дает животным, охраняющим вход в избушку, мяса, хлеба и
масла, то самые продукты, которые здесь даются, указывают на позднее
земледельческое происхождение этой детали. Умилостивительные жертвы животным,
охраняющим вход в Аид (типа Цербера и др.), нами рассматриваются в другой
главе. Наконец, если дерево обвязывается ленточкой, то и здесь легко усмотреть
остаток широко распространенных культовых действий. И если девушка совершает
свои действия при возвращении, а не при вступлении в избушку, то и здесь можно
усмотреть признаки позднего обращения.

Чтобы найти объяснение всем этим явлениям, мы должны будем
обратиться к мифам и обрядам народов, стадиально стоящих на более ранней
ступени. Там мы не найдем ни окропления, ни хлеба, ни масла, ни ленточек на
деревьях. Зато здесь мы видим нечто другое, объясняющее многое в образе
избушки: избушка, стоящая на грани двух миров, в обряде имеет форму животного,
в мифе часто совсем нет никакой избушки, а есть только животное, или же избушка
имеет ярко выраженные зооморфные черты. Это объяснит нам и «курьи
ножки» и многие другие детали.

В американских охотничьих мифах можно видеть, что для того,
чтобы попасть в избушку, надо знать имена ее частей. Там же избушка сохранила более
ясные следы зооморфности, а иногда вместо избушки фигурирует животное. Вот как
описывается постройка дома в североамериканском сказании. Герой спускается на
землю с солнца. Он — сын солнца. Он женится на земной женщине и строит дом.
Передние и задние столбы в его доме — мужчины. В тексте приводятся их довольно
замысловатые имена (говоритель, хвастун и др.). Два передних столба
непосредственно держат на себе продольные балки, которые представляют змею, в
то время как задние столбы покрыты поперечной балкой, которая представляет змею
или волка. Дверь этого дома висит на петлях сверху, и кто выбегает недостаточно
быстро, того она убивает. «Когда он окончил дом, он устроил большой
праздник и все столбы и балки стали живыми. Змеи начали шевелить языками, а
люди, стоящие в доме сзади (т. е. столбы), говорили ему, когда входил злой
человек. Змеи его сейчас же убивали» (Boas 1895, 166).

Чем важен этот материал, что он вскрывает в истории сложения
нашей избушки? Здесь важны две особенности: первое, что части дома представляют
собой животных, второе — что части дома имеют свои имена.

Остановимся сперва на именах. Чтобы попасть в избушку, герой
должен знать слово. Есть материалы, которые показывают, что он должен знать
имя. Вспомним хотя бы сказку об Али-Бабе и 40 разбойниках, где также надо знать
имя, чтобы двери отверзлись.

Эта магия слова оказывается более древней, чем магия
жертвоприношения. Поэтому формула «стань к лесу задом», формула,
отверзающая пришельцу двери, должна быть признана древнее, чем «дала коту
маслица». Эта магия слов или имен с особой ясностью сохранилась в
египетском заупокойном культе. «Магия была средством на пути умершего,
которая отверзала ему двери потусторонних обителей и обеспечивала его загробное
существование», — говорит Тураев (Тураев 1920, 56). В 127-й главе
«Книги мертвых» говорится: «Мы не пропустим тебя, — говорят
запоры этой двери, — пока ты не скажешь нам нашего имени». «Я не
пропущу тебя мимо себя, — говорит левый устой двери, — пока ты не скажешь мне
моего имени». То же говорит правый устой. Умерший называет имена каждой
части двери, причем они иногда довольно замысловаты. «Я не пропущу тебя
через себя, — говорит порог, — пока ты не скажешь мне мое имя». «Я
не открою тебе, — говорит замок двери, — пока ты не скажешь мне моего
имени». То же говорят петли, косяки и пол. И в конце: «Ты знаешь
меня, проходи». Мы видим, с какой подробностью перечисляются все части
двери, так, чтобы не пропустить ни одной. Очевидно, этому обряду, обряду
именования, т. е. открывания дверей, приписывалось особое значение.

Известно, что наряду с этим в земледельческом Египте уже
широко фигурирует и жертвоприношение и окропление.

Все эти материалы показывают, что избушка на более ранних
стадиях охраняет вход в царство мертвых, и что герой или произносит магическое
слово, открывающее ему вход в иное царство, или приносит жертвоприношения.

Вторая сторона дела — животная природа избушки. Чтобы
понять ее, нужно несколько ближе присмотреться к обряду. Избушка, хатка или
шалаш — такая же постоянная черта обряда, как и лес. Эта избушка находилась в
глубине леса, в глухом и секретном месте. Иногда она специально выстраивалась
для этой цели, нередко это делали сами неофиты. Кроме расположения в лесу,
можно отметить еще несколько типичных черт ее: она часто имеет вид животного.
Особенно часто имеют животный вид двери. Далее, она обнесена забором. На этих
заборах иногда выставлены черепа. И, наконец, иногда упоминается тропинка,
ведущая к этой избе. Вот несколько высказываний: «Здесь молодежь во время
обряда посвящения отправляется в хатку (hut) в лесу, где, как полагают, они
общаются с духами» (Loeb 256). «Место, на котором находится хижина,
окружено высокой и частой изгородью, внутри которой разрешается бывать только
определенным лицам» (Parkinson 72). «В культе Кват на острове Банка
на уединенном месте делается своего рода загон (enclosure) посредством забора
из тростника, два конца которого нависают и образуют вход. Это называется
пастью акулы. На острове Серам говорят, что неофит поглощается пастью».
Там вход называется «пастью крокодила, и о посвящаемых говорят, что
животное их разорвало» (Loeb 257, 261). «В стороне, в лесу, на
расстоянии 100 метров от места пляски находилось собственно «pal na
bata». Это — единственное такое здание, которое я видел …со всех сторон
оно было окружено густыми зарослями, и сквозь них вилась узкая тропинка, такая
узкая, что пробраться можно было только согнувшись» (Parldnson 606).
Строение, о котором здесь идет речь, стояло на резных столбах. Вопросом о
черепах специально занимался Фробениус, и здесь нет необходимости выписывать
его материалы. Приведенные здесь случаи представляют собой не только описание
дома, но и показывают одну из функций его. Здесь герою предстоит быть
проглоченным, съеденным. Мы здесь не будем входить в толкование этого обряда —
оно будет дано в другом месте (см. ниже, гл. VII). Но и яга, как своим жилищем,
так и словами, представляется людоедкой. «Возле этого дома был дремучий
лес, и в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга; никого она к
себе не подпускала, и ела людей, как цыплят» (Аф. 104). «Забор вокруг
избы из человеческих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами; вместо
верей* у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с
острыми зубами» (104). Что дверь избушки кусается, т. е. представляет
собой рот или пасть, мы уже видели выше. Таким образом, мы видим, что этот тип
избушки соответствует той хате, в которой производились обрезание и посвящение.
Эта хата-зверь постепенно теряет свой звериный вид. Наибольшей
сопротивляемостью обладают двери:

они дольше всего сохраняют вид пасти. «Дверь к комнате
Кома-коа закрывалась и открывалась как пасть». Или, перед домом стоит
орел: «Берегитесь! Всякий раз, когда орел раскроет свой клюв, быстро
впрыгивайте по-одному!» Или: «Сперва придется тебе пройти мимо массы
крыс, а потом мимо змей. Крысы захотят тебя разорвать, змеи будут грозить
проглотить тебя. Если ты счастливо пройдешь мимо них, то дверь тебя
укусит» (Boas 1895, 239, 253, 118). Это сильно напоминает нам увещевание
тетушки в нашей сказке. Думается, что и птичьи ноги есть не что иное, как
остаток зооморфных столбов, на которых некогда стояли подобного рода
сооружения. Этим же объясняются животные, охраняющие вход в нее. Мы здесь имеем
то же явление, которое наблюдается в процессе антропоморфизации бога-животных.
То, что некогда играло роль самого бога, впоследствии становится его атрибутом
(орел Зевса и т. д.). То же имеем и здесь: то, что некогда было самой хатой
(животное), становится атрибутом хаты и дублирует ее, выносится к выходу.

В изложении данного мотива мы шли от нового (т. е.
сказочного) материала к материалу переходного характера и закончили указанием
на обряд. Заключение можно сделать в обратном порядке. Нельзя сказать, чтобы
все здесь было уже ясно и окончательно и вполне выяснено. Но некоторые связи
все же можно нащупать. Древнейшим субстратом можно признать устройство хаты
животной формы при обряде инициации. В этом обряде посвящаемый как бы спускался
в область смерти через эту хижину. Отсюда хижина имеет характер прохода в иное
царство. В мифах уже теряется зооморфный характер хижины, но дверь, а в русской
сказке столбы, сохраняют свой зооморфный вид. Данный обряд создан родовым
строем и отражает охотничьи интересы и представления. С возникновением
государства типа Египта никаких следов инициации уже нет. Есть дверь — вход в
иное царство, и эту дверь нужно уметь заклинать умершему. На этой стадии
появляются окропление и жертвоприношение, также сохраненные сказкой. Лес —
первоначально непременное условие обряда — также впоследствии переносится в
иной мир. Сказка является последним звеном этого развития.

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ