§ 4. Современная Россия через язык и культуру :: vuzlib.su

§ 4. Современная Россия через язык и культуру :: vuzlib.su

48
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


§ 4. Современная Россия через язык и культуру

.

§ 4. Современная Россия через язык и культуру

История России в XX веке, начало и конец которого
ознаменовался для нашей страны двумя революциями,то есть полными оборотами, пе­реворотами
уклада, политики, экономики, образа жизни, идеологии, ми­ровоззрения и т. п.,
представляет собой уникальный материал для лин­гвистов, историков, антропологов
и культурологов, занимающихся ди­намикой, развитием процессов в языке, культуре
и обществе. Действи­тельно, радикальнейшие изменения в кратчайшие сроки в
масштабах громадной страны — эти уникальные эксперименты могли бы осчаст­ливить
любого ученого (никакой «насильник над изучаемым предме­том» о такого рода
ломке и насилии не мог и мечтать), если бы этот ученый не был сам частью этого
общества, носителем этого языка и про­дуктом этой культуры и если бы его
собственное мировоззрение не пре­терпевало такого же насилия и ломки.

Коренные изменения русского языка после революции 1917 года
изу­чались и описывались неоднократно, поэтому в настоящей работе они будут
упоминаться лишь попутно — как фон или сопоставительный ма­териал по отношению
к постсоветскому русскому языку, языку наших дней. Обстоятельный итог
советскому русскому языку подвел Андрей Синявский в своей работе «Советская
цивилизация. История культу­ры» 15. Ниже приводится краткий обзор современных
тенденций в раз­витии русского языка в постсоветской России.

Внезапные и радикальные перемены общественной жизни России
немедленно были отражены языком. Часто именно через язык люди узнавали о
переменах в общественной жизни. Никогда не забуду свою реакцию на слова
таксиста в самом начале девяностых годов о том, что в таксопарке повесили
транспарант:

Господа таксисты! Желаем вам удачной работы!

Обращение господа таксисты резало слух, звучало как
оксюморон.

Таксист тоже был настроен скепти­чески и говорил, что
таксисты сме­ются над этим приветствием.

Итак, перемена первая — обра­щение. В начале постсоветского
периода это была самая резкая и самая чувствительная перемена: уходило
привычное слово това­рищ, на смену возвращались ста­рые — господин, госпожа.

Тенденция первая — возвра­щение старых слов. Кардиналь­ная
переоценка ценностей, покло­нение всему, что сжигали, и сжигание всего, чему
поклонялись, привели к массовому возвращению ре­алий, понятий и слов: гимназия,
лицей, губернатор, голова, глава адми­нистрации, войсковой атаман, казачий
круг, благотворительные ве­чера (концерты, мероприятия, общества), меценат,
меценатство, ми­лосердие 16. Большинство этих слов имели в словарях советского
вре­мени пометы «ист.» или «устар.».

Эта тенденция прямо противоположна переименованию очень мно­гих
понятий в советское время, особенно в ранние, двадцатые годы, когда Новый мир и
Новая эпоха не мыслились без новых слов. В то время тенденция была — отделаться
от старых реалий, отречься от старого мира и отрясти его прах (читай — слова) с
наших ног (из нашего язы­ка). Наркомы сменили ненавистных министров, милиция —
полицию, товарищи — господ и т. п.

Министры вернулись еще в начале пятидесятых, после войны. По­лиция
потихоньку возвращается — налоговая полиция звучит страш­нее, чем если бы это
была налоговая милиция. Господа за последние десять лет практически вытеснили
товарищей. Впрочем, в расколотом и политически, и экономически современном
российском обществе со­существуют оба обращения. В официальных средствах
массовой ин­формации — газетах, радио, телевидении — есть только один вид об­ращения
и титула — господа (не считая, разумеется, оппозиционной прессы — газет
«Советская Россия», «Правда», «Дуэль», «Завтра», но ее удельный вес — в плане
тиражей — не велик). То же самое в дело­вых и официальных кругах.

На протяжении последних десяти лет жители России стали свиде­телями
и участниками процесса изменения и стилистических коннота­ций, и сфер
употребления, и частотности использования слов то­варищ и господин (госпожа,
господа)17. Слово господин в течение всей предшествующей жизни имело
отрицательные коннотации и упо­треблялось только по отношению к иностранцам из
капиталистических (то есть чуждых и враждебных) стран, подчеркивая их чуждость
и враж­дебность.

Вспоминается эпизод из теперь уже далекого прошлого. В 1977
го­ду во время визита в Лос-Анджелес наша делегация была приглаше­на на вечер в
семью русских эмигрантов, представителей так называ­емой старой эмиграции (или
эмиграции первой волны), уехавших из России после революции 1917 года. Хозяева
дома называли нас госпо­да. Когда мы вернулись в гостиницу, один из нас, вполне
правоверный (как, впрочем, и мы все) советский человек сказал: «А знаете, мне
по­нравилось — господин Петров! Как-то возвышает и звучит приятно». Помню свою
реакцию на его слова: я была тайно согласна с ним, но удивилась его смелости и
приписала ее расслабленности после хоро­шего ужина…

Сейчас, в 1999-2000 годах, обращение господин стало почти
при­вычным официальным обращением, и смелость теперь нужна для упот­ребления
слова товарищ. Революция — revolution — полный поворот, оборот, круг…

Реально все еще сосуществуют оба обращения, но употребление
того или иного стало социально различительным признаком. Господин — обращение
официально принятое и поэтому обозначает поддержку су­ществующего режима и
согласие с ним. Товарищ может обозначать как политическую оппозицию,
принадлежность к коммунистической партии или приверженность к старому режиму,
так и просто привычку людей старшего поколения, выросших при советской власти.

Пожилые люди и многие из тех, кого называют «простой народ»,
при­вычно используют обращение товарищ и устно, и письменно. Объяв­ления в
«простых», народных учреждениях (магазинах, поликлиниках, больницах и т. п.) до
сих пор еще часто начинаются обращением това­рищи. Особенно это распространено
в провинции, а провинция — это вся Россия, за исключением Москвы и Петербурга.

Интересные данные приводит Л. В. Минаева, профессор
факультета иностранных языков МГУ. Опрос, проведенный центром социологичес­ких
исследований «Останкино», дал следующие результаты:

22% процента москвичей предпочитают в качестве обращения сло­во
товарищ,

21% — слово гражданин,

19% — слова мужчина, женщина,

17% — слова сударь, сударыня,

10% — слова господин, госпожа 18.

Возвращение старых названий, топонимов — заметная черта обще­ственной
жизни и культуры современной России. На смену переимено­ваниям советской эпохи
сейчас пришли пере-переименования: Петер­бург вместо Ленинграда, Екатеринбург
вместо Свердловска, Воздвижен­ка вместо Метростроевской, Лубянка вместо площади
Дзержинского. На первом этапе переименования проходили вполне демократически:
путем голосований и народных референдумов. Поэтому, например, по­лучилось, что
город Петербург стоит в центре Ленинградской области: жители северной столицы
захотели вернуть старое, историческое на­звание города, а жители области
остались верны Ленинграду.

Почему-то в Москве одной из первых переименовали станцию мет­ро
«Лермонтовская» в «Красные ворота». Народ удивился: Лермонто­ва-то за что
обидели?

В настоящее время старые и новые названия сосуществуют. Поко­ление
наших родителей переучивалось — мучилось со старыми (при­вычными) и новыми
названиями. Теперь пришла наша очередь пере­учиваться. Язык — зеркало культуры.

Тенденция вторая — заимствования из иностранных языков,
главным образом из английского. По своим масштабам, по обеспоко­енности
общественного мнения и опасности для русского языка и рус­ской культуры эта
тенденция должна быть первой, а не второй.

Открытие России миру и миром ознаменовалось, в первую
очередь, лавиной иностранных, почти исключительно английских слов, которые
массово ворвались в наш язык и нашу жизнь вместе с реалиями запад­ной жизни
(иногда после них, иногда — до), с бизнесом, компьютерами, Интернетом,
фильмами, телевизионными сериалами, песнями, видео­продукцией. Издаются
«Словари новых слов», «Словари перестройки», словари заимствований,
одновременно растет поток огорченных, воз­мущенных, умоляющих призывов охранить
русский язык от половодья, пожара, угара, лавины (выберите подходящее слово)
заимствований.

Бартер, дайджест, данс-хит, диджей, эксклюзив, мониторинг,
ди­лер, триллер, плейер, фрустрация, армрестлинг, лизинг, рэкет, анде­граунд,
шейпинг, тинейджер, хеппенинг, попса, поп (в Москве на Ле­нинском проспекте
большая афиша «Королева попа» и фотография по­пулярной певицы. Люди постарше, в
том числе и автор этих строк, сто­яли ошеломленные: что бы это значило?! А это
всего лишь родитель­ный падеж от поп), скейтборд и т. п. — на целые словари
хватает. Выдержки из прессы.

Татьяна Миронова, автор статьи с подходящим к случаю
названием «Плач по русскому языку» («Литературная Россия», 19.02.1993) писала:

Иноземные слова, доселе униженно околачивавшиеся где-то на
ок­раинах русского языка, сегодня нахраписто полезли в хозяева, поперли
занимать в языке места повиднее и получше. Заняли, укрепились и за­полнили нашу
речь. И не то страшно, что много этих слов, а пугает то, что с их нашествием
исчезают из обихода родные, исконные наши слова, передающие те самые
«неуловимые оттенки душевности», что греют любую русскую душу.

Думать не надо, утруждать душу выбором меткого, выразитель­ного
речения, когда вертятся на языке всегда готовые к услугам «су­тр», «люкс»,
«процесс», «адекватно»… С виду умные солидные слова, для души они холодные и
пустые, словно мыльные пузыри. Из живой речи лезут они в риторику, литературу,
оттесняя слова коренные, навязывая привычку ходить за словами во французский,
немецкий или английский словари.

Даже русская интонация подверглась иностранной муштре.
Поблек­ло звуковое многоцветье, гибнет многострунность русской речи. По
заученным небогатым интонационными моделям английского языка че­канят свои
звуковые тексты комментаторы радио и телевидения, а вслед за ними — велика сила
примера — многомиллионные слушате­ли, в первую очередь дети. Слушать
«электронную», будто роботом воспроизводимую речь гадко и страшно. Кажется
порой, что служи­тели радио и телевещания сплошь подданные иноземных
государств, наспех переученные из английской речи в русскую. А может, и не ка­жется,
может, так и есть? Ведь даже названия программ радио и те­левидения теперь не
всякому под силу понять, что за иностранец их понавыдумывал: «Телемикст»,
«Бомонд», «Военное ревю», «Тинко», «Евромикс», «Телетайп», «Поп-магазин».

А вот еще одно свидетельство тех дней, когда лавина заимствований
только началась. Газета «Третье сословие» (1993, № 1, без автора) — о Москве:

Обезьяний синдром подражанья выплеснулся на улицы столицы. С
откровением дурака «новые левые» демонстрируют свою «образванность».
Размалеванные «шопы», «нонстопы», «литл бары», а по­просту говоря — лотки,
ларьки и забегаловки похожи на купчих, на­девших пестрые юбки и вообразивших
себя английской королевою.

И там же Сергей Краюхин — о Петербурге:

С некоторых пор я не узнаю Невского проспекта, хотя прожил
на нем не один десяток лет. Заезжими гастролерами, иноземцами выгля­дят на нем
дома с появившимися год-два назад вывесками: «ЛАНКОМ», «АЛИВЕКТ», «БАБИЛОН»,
«Доктор Эткер»… Даже названия английских магазинов подаются не иначе, как в
иноязычной аранжировке: «Арт-шоп St. Petersburg».

Шесть лет спустя, в ноябре 1998 года, В. Пшеничных из Курска
в ста­тье «Рашен-инглиш» («Советская Россия», 1998, № 139) пишет на ту же тему:

Но откройте газеты и журналы. Их страницы исполосованы
«конфронтациями в парламенте», «рэкетом в маркетинге», «менедж­ментом в
бизнесе»… Мол, видали, какие мы умные… Правда, в прессе, как правило, дело
не доходит до «приколов», граничащих с идиотизмом, типа вывес­ки на магазине
«шоп намбу ван», что по-русски зна­чит всего-навсего магазин N° 1, но от литературно­го
русского языка остается все меньше и меньше.

Действительно, среди заимствований много «изуродованного
английского» (выражение того же В. Пшеничных).

В Курске — намбу ван, в Москве на киоске возле метро
«Октябрьская» — шоп найт вместо найт шоп, то есть «магазинная ночь» вместо
«ночного магази­на». Язык-то чужой, от перемены мест слагаемых… Часто
заимствование, не изуродованное по фор­ме, изуродовано по содержанию. На
окраине города Серпухова на крошечном развалившемся киоске над­пись: супермаркет.
Это не юмор, это незнание зна­чения слова. Язык-то чужой…

А под городом Боровском Калужской области в чистом поле
стоит некрашеный металлический сарайчик с гордой надписью: «Европей­ский
сервис. Шиномонтаж». Язык — зеркало культуры.

Однако времена меняются, и даже в этой же статье
«Рашен-инглиш», даже в «Советской России» автор вдруг начинает как бы
оправдывать­ся: да я и не против, я же без крайностей:

Множество иноязычных слов так давно и прочно вошли в русский
язык, что уже не воспринимаются как чужие. Наоборот, за чудака посчи­тают того,
кто вздумает называть телефон дальнеговорником или микроскоп мелкосмотрителем!
Язык словно тропинка, протоптанная напрямую поперек газона: перегораживай,
ходить будут не как прика­зано, а как удобнее. Ведь не прижились же у нас
геликоптеры вместо вертолетов, а вот дельтапланы победили крылолетов и
парикмахеры брадобреев. А мотели мирно соседствуют с гостиницами, так же как
бары с закусочными… И не буду с пеной у рта доказывать, что ма­газин (кстати,
тоже заимствование, но такое древнее, что уже ста­ло русским) чем-то лучше шопа
или бутика. Речь идет о другом: кто-то ведь должен хранить чистоту
литературного русского языка! Всего два века назад его фактически не
существовало: русский язык считал­ся языком для простолюдинов, «белые люди»
общались между собой на чужеземном наречии, читали и писали на языках других
народов. Понадобились Ломоносов, Державин, Пушкин, десятки смелых гениев, чтобы
создать и сохранить наше сокровище — национальную лите­ратуру!

Тем временем заимствования пошли не только вширь, но и
вглубь, затронув и морфологию, и синтаксис.

Действительно, такие сугубо английские, вернее, сугубо
германских языков модели, как уподобление слову, соположения основ, встреча­ются
все чаще: стресс ситуация (вместо русской структуры стрессо­вая ситуация),
быстросуп.

А вот как выглядит объявление, висевшее на стене в МГУ в
1998 году:

ATTENTION

Потенциальные «мертвые души»!

Пофигически-настроенные-и-безумно-занятые-но-всегда-

многоуважаемые студенты, имеющие право на (бесплатное) место

в общежитии, но еще не зарегистрировавшиеся, столь же

огромная просьба объявиться скорее.

Тенденция третья — проникновение жаргонизмов, вульга­ризмов,
бранных слов. Эта тенденция совпадает с теми изменениями, которые претерпел
русский язык после 1917 года 19. В те годы «язык улицы», грубый, вульгарный,
служил подтверждением правильной, «революционной» классовой принадлежности, а
правильный лите­ратурный язык выдавал «гнилую интеллигенцию» и «проклятую бур­жуазию».
Тогда хоть оправдание было, так сказать, «идеологическая ос­нова».

В наши дни поток жаргонизмов, брани, нецензурных, грязных и
грубых слов, заполонивший страницы газет, журналов и художествен­ных (!)
произведений, объяснить труднее. Нет сомнений, что это отра­жение
социокультурных изменений в российском обществе. По-ви­димому, в качестве
объяснения можно предположить ложно понятую свободу вообще и свободу слова в
частности. Как бы вид протеста про­тив запретов тоталитаризма. С одной стороны.
С другой стороны, это может быть влияние «новых русских» или подыгрывание им.
Этот но­вый класс нашего общества, который составили люди, не слишком об­разованные,
но баснословно разбогатевшие на шальных деньгах, не слишком многочислен, но
чрезвычайно активен и влиятелен. От их про­шлого (да и настоящего) и мода на
приблатненный, иногда воровской жаргон.

В статье «Мат как зеркало нашей жизни» доктор филологических
наук Анатолий Журавлев пишет: «Похабщина, льющаяся в наши уши не только на
улице, но и с теле- и киноэкранов, с театральных подмост­ков, обильно
публикуемая печатными изданиями, как это ни печально, прямо связана с
освобождением общества от идеологических вериг. Эмансипация мата — прискорбные
издержки раскрепощения обще­ства» 20.

Действительно, «идеологические вериги» не позволяли самой мас­совой
газете «Московский комсомолец» вот так «припечатывать» чле­нов правительства:

Когда в Думе Жириновский поддерживает Грачева, когда в Думе
Ж. поддерживает Г. — это не блажь. Карьера самого военного министра висит на
соплях (Выделено мною. — С. T.).

В. С. Елистратов, доктор культурологии, профессор факультета
ино­странных языков МГУ, констатирует постсоветскую легализацию «сни­женного
языка» и делает вывод о регулярности этого явления, называя

его вслед за Б. А. Лариным варва­ризацией 21, сопровождающей
ко­нец всякой стабильной эпохи. «Брань, инвективы, сниженный минифольклор и т.
п. — весь этот корпус, как правило, устных тек­стов (и в незначительной мере
письменных), «нарабатывавший­ся» в течение стабильной эпохи, выходит в
литературу, прессу, сред­ства массовой коммуникации, становится объектом многих
исследова­ний» 22. По мнению В. С. Елистратова, «в недрах «стабильной эпохи»
формируются деструктивные, революционные элементы. Их критичес­кая масса
постепенно нарастает, расшатывая устойчивую таксономию общества и языка… На
какое-то время создается ощущение, что обще­ство и нация теряют ценностные и
нравственные ориентиры и, соответ­ственно, язык — ориентацию в поле стилей» 23.

Наиболее «передовой» и «революционной» в плане размывания
язы­ковых норм является молодежь. Молодежный жаргон блистательно представлен в
следующем отрывке из заметки «Учите язык тинейдже­ров» Руслана Шебукова
(«Аргументы и факты», 1996, № 31):

Какие нынче у молодежи развлечения? Намылиться на булкотряс
(сходить на дискотеку), на кашу (вещевой рынок), а если комиксы (ка­никулы), то
в могильник (на пляж). Если идти никуда не хочется, то можно не напрягаться и
покрутить жужу (послушать магнитофон), а если родичи против, то просто
потусоваться в тамбуре (постоять с друзьями на лестничной клетке) и разрушить
мозги (пообщаться), а то и ужалиться (выпить) где-нибудь в офисе, бункере (и то
и другое значит подвал) или какой другой нычке (укромном месте). Ну а если
шнурки свалили (родители, значит, уехали), то можно и прямо в мор­ге (на квартире)
в бутыльбол поиграть (опять же устроить пьянку) с бесплатной шарахункой
(угощением).

У девушек есть свое специфическое занятие — ходить сниматься
где-нибудь на движении, то есть гулять по главной улице с целью по­знакомиться
с парнями. Парни в свою очередь любят устраивать бучу (драться между собой),
мудахера рихтануть (побить бомжей) или ка­кому-нибудь мармыге (пьяному) табло
начистить (надавать по мор­де). Правда, за это можно заскочить (попасть в
милицию), а там уж тогда лучше делать бэп (делать, что говорят), а не то
какой-нибудь помидор (милиционер) тебе гуманизатором (дубинкой).

Любимую девушку современный тинейджер ласково назовет
матильдой. «Моя матильда, — скажет он, — сегодня такую корку от­мочила!»
(выражение на все случаи жизни; означает все что угодно, часто используется как
вступление к рассказу). Просто симпатичная девушка — мурка, ну а если очень
красивая, то киска. Наоборот некра­сивая — лапоста, сильно накрашенная —
штукатурка. Девушек лег­кого поведения и проституток называют грелками или
хорьками. Выс­шая же похвала для девушки в устах парня: «Ну, ты просто чики!»
На что девушка может ответить: «Ты тоже ничего кибальчиш».

В заключение этого раздела о переменах в языке и культуре
новой России приведем полностью блестящую пародию А. К. Троицкого «Вы­литый
Аквариум» (Cosmopolitan, 1997, № 2), где автор воспроизвел стили современного
русского языка, представляющие основные культурные слои современного
российского общества:

Любимейшие Cosmo-девочки! Наверняка вы что-то слышали о ле­гендарной
рок-группе «Аквариум». Так вот, ей исполняется четверть века, в связи с чем
выходит аль­бом ее самых популярных песен. Поскольку население наше сильно
атомизировано, а слои его зачас­тую антагонистичны, я делаю по­пытку обратиться
к каждому слою по отдельности, чтобы в до­ступных им терминах поведать о том,
что же такое «Аквариум».

Рок-фанатам

Чуваки, чувихи! «Аквариум» — едва ли не самая подкованная на
предмет торчкового музона ко­манда. В 72-м году они лабали по танцам Sabbath и
прочий хардешник, но очень скоро Боря и Гаккель крепко подсели на Дилана и Т.
Rex, а потом еще Харрисона и Лу Рида. Они много читали NME и Maker, по­этому в
конце 70-х резко въехали в PISTOLS и заиграли что-то вро­де панка. Но гораздо
клевее у них покатил реггей. В конце 81-го в «Аквариум» пришли Курехин и Ляпин
на лидере, и они заиграли полное электричество. А потом Боря спел, что
рок-н-ролл мертв, и стал это доказывать на практике. У них вышло еще до фига
альбомов, были классические песни — все в основ­ном в таком фолковом стиле типа
Донована, Вэна Моррисона, Тома Петти… Короче, есть во что врубиться.

Интеллигенции

Друзья мои! В противоречивом мире рок-музыки не много
отыщется исполнителей, творчество ко­торых отмечено печатью высокого
интеллекта. «Аквариум» — одна из таких групп. Поэзия Бориса Гребенщикова —
яркое явление российской словесно­сти. Как истинный художник, он никогда не шел
на поводу у властей предержащих, не ставил свою музу на службу рыночному
заказу. Как истинный интел­лигент и гражданин, он не раз возвышал свой голос
против кровопролития, духовного обнищания народа, коммунистичес­кого мракобесия
и разбазаривания госказны. Выражаясь лапидарно, «Ак­вариум» в процессе
креативной эволюции адекватно рефлексирует бро­жение русского пытливого
менталитета конца XX столетия.

Новым русским

Дамы и господа! «Аквариум» — один из самых успешных
российских музыкальных проектов. Инициированный Б. Гребенщиковым в 1972 году,
он первым из советских коллективов наладил (в 1980-м) регу­лярное производство
и дистрибуцию аудиокатушек с записями своих песен. Карьера А. успешно
продолжалась и в постсоветский период. В 1995 году был подписан контракт на
эксклюзивный выпуск всей архи­вной продукции А. с фирмой «Триарий». Держатель
авторских прав на песни А., Б. Гребенщиков может наряду с А. Макаревичем
(«Машина времени», «Смак», «Toshiba», фирма «Партия») претендовать на зва­ние
самого богатого человека из числа российских рок-исполнителей. Резюме: начав
практически с нулевых инвестиций, «Аквариум» благо­даря органичному менеджменту
вырос в рентабельный музыкальный ансамбль.

Хиппи

Пипл! Ну разве есть у нас рокеры кайфовей «Аквариума»? Ну
кого еще вы так любите за божественный стеб, за красоту, высоту и ми­ролюбие?
За мальчика Евграфа и Серебро Господа? Зажгите свечи и бал-дейте!

Иностранцам

Леди и джентльмены! В годы агонии коммунистического режима
СССР не многие артисты осмеливались бросить вызов властям, и в числе этих
отважных был «Аквариум». Свободолюбивые песни и нонконформистская позиция бэнда
вызывали гонения со стороны КГБ. Противо­поставляя себя тоталитарной системе,
они выбирали низкооплачи­ваемые работы дворников и кочегаров, а свободное время
посвящали музыке и альтернативному стилю жизни. Целое поколение иностран­ных
студентов прошло через «Аквариум», оставив музыкантам и их подругам много
джинсов, книг Толкиена, кассет и кисетов для марихуа­ны и увезя домой
прекрасные воспоминания об этих русских. Песня «Этот поезд в огне», содержащая
аллегорический образ Горбачева, ут­вердилась как один из гимнов перестройки. То
cut a long story short: не поняв песни 212-8506, вам будет крайне трудно
постичь загадку рус­ской души.

Братве

Пацаны! (Далее см. раздел «Интеллигенции»). Теперь чисто без
ба­зара: крутые песни! Особенно эта — «Долгая память хуже, чем сифи­лис». Или —
«Здесь может спать только тот, кто мертв»… Юноши и девушки! Вы живете
активной жизнью, насыщенной новыми реалия­ми — от «нинтендо» до «экстази», от
роликов до презервативов. И песни «Аквариума» практически не имеют точек
соприкосновения с вашей жизнью. Под них не потанцуешь, они навевают тоску и
полны непонятных заморочек и ненужного пафоса. Сторож Сергеев — прос­то
деклассированный элемент, а сам Гребенщиков — вылитый старик Козлодоев,
тщащийся залезть к юной деве в постель со своим очередным компакт-диском.
Мораль: разбирайтесь сами, парни и девча­та. «Аквариум» полон рыбок: съел — и
порядок!

Митькам

Братушечки и сестренки! Кто гавкает? Дык Акваримушка же,
елы-палы! Greatest Hits. Только ножень­ки торчат… Положи его в воду, сестра.
Тельничек потом высуши.

Журналистам

Коллеги! С Гребенщиковым и «Аквариумом» с са­мого начала все
складывается легко. Они доступны, расположены к общению, словоохотливы. Грани
облома начинают проступать позже: они отказываются говорить о собственных
автомобилях (похоже, их нет), о сексе (возможно, и его нет), гонорарах (неужели
и их?..) и не e состоянии прокомментировать высказывания Маши Распутиной, по­скольку
не знают, кто она такая. Далее по ходу дела выясняется, что собеседник
эрудированнее вас и обладает более богатым словарным запасом. В довершение
всего он не только не желает оплачивать ин­тервью, но и требует, чтобы его
угостили водкой.

«Аквариуму»

Боря, ребята! Вы смогли сделать что-то еще. Спасибо.
Спасибо.

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ