ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
ГЛАВА 17. Имейте смелость быть свиньей
.
ГЛАВА 17. Имейте смелость быть свиньей
Сосредоточив все свои мысли и чувства на странах Восточной
Европы и бывшего СССР, Сорос все меньше занимался рутинной работой в
«Квантуме». Он мог позволить себе отойти в сторону, С середины 80-х чистая
стоимость активов фонда возросла на один миллиард. Сорос стал одним из
богатейших американцев. Теперь он хотел больше времени уделять поддержке
открытых обществ в Европе — и как можно меньше внимания заработкам.
К осени’ 1988 года Соросу пришлось подобрать заместителя,
способного не просто надзирать за фондом, но и взять на себя бремя принятия
решений по широкому кругу вопросов. Найти такого человека и поставить его во
главе фонда оказалось одной из сложнейших задач в жизни Джорджа Сороса.
Он остановил свой выбор на Стенли Дракенмиллере.
Подобно Соросу, Дракенмиллер, уроженец Филадельфии, на заре
своей карьеры не привлекал внимания прессы. В инвестиционном бизнесе он был
вундеркиндом, но мало кто о нем слышал. Он изучал экономику в Англии, с
отличием окончил Бодуэн-колледж в штате Мэн. Он продолжал изучать экономику в
университете штата Мичиган, но курс показался ему чересчур сложным и
абстрактным. А главное, скучным Такая наука вряд ли хоть как-то улучшит
реальный мир.
В 1977 году Дракенмиллер стал аналитиком по торговле акциями
в Питсбургском национальном банке. Его жалованье составило 10800 долларов в
год. Вскоре его назначили главным аналитиком по ценным бумагам с жалованьем уже
23 тысячи долларов в год. Менее чем через год он стал начальником целого отдела
и получал уже 48000 долларов в год. Еще через два года, в 1980-м, 28-летний
эксперт уволился из банка и основал собственную финансовую компанию. Толчком к
этому послужил звонок одного из директоров брокерской фирмы, предложившего ему
10 тысяч в месяц за периодические консультации по поводу инвестиций фирмы.
Дракенмиллер назвал свой фонд «Дюкен кэпитл менеджмент».
Через шесть лет банк Дрейфуса нанял Дракенмиллера в качестве
директора своего инвестиционного фонда, разрешив при этом и дальше управлять
деятельностью «Дюкен». В банке Дрейфуса Дракенмиллер шустрил с валютой и
ценными бумагами и на понижение, и. на повышение. Его способности оценили
высоко и доверили управление созданными «под него» инвестиционными фондами.
Наиболее известен среди них основанный в марте 1987 года Стратегический фонд
агрессивного инвестирования. В последующие 17 месяцев этот фонд добился
наилучших показателей в своей сфере.
Успехи Дракенмиллера привлекли внимание Сороса. По словам
Сороса, Дракенмиллер нашел его сам, увлекшись книгой «Алхимия финансов». Сорос
искал наследника среди лучших, и Дракенмиллер, казалось, удовлетворял самым
высоким требованиям. Хотя он подумывал вернуться к управлению собственным
фондом, Сорос был его кумиром: « Казалось, он на двадцать лет опередил меня,
выдвинув философию торговли ценными бумагами, которую исповедовал и я».
Философия сводилась к владению контрольными пакетами акций в игре как на
повышение, так и на понижение, а также к привлечению кредитов для торговли
фьючерсами крупных фирм, облигациями и валютой.
Сорос несколько раз приглашал Дракенмиллера на встречи. Того
мучили сомнения. Не вернуться ли в свой фонд? Или не упускать свой шанс и
поработать вместе с маэстро?
Дракенмиллер наслышался нелестных историй о Соросе, будто бы
тот увольняет людей из-за пустяков, что персонал «Квантума» меняется очень
быстро. Когда он упомянул о возможном уходе в «Квантум», приятели-инвесторы
советовали ему не делать этого. Но его беспокоили не слухи. И что могло
случиться? В худшем случае, Через год Сорос его уволит. Но за этот год он, по
крайней мере, наберется опыта, что пойдет ему на пользу после возвращения в
«Дюкен».
Решив заполучить Дракенмиллера, Сорос устроил ему хвалебную
прессу. Еще не подписав с ним контракт, Сорос обращался к нему не иначе, как
«мой наследник». Дракенмиллеру все это очень льстило. Но и внушало опасения.
«Когда я пришел в дом Сороса на собеседование, его сын сообщил мне, что я уже
десятый по счету «наследник». Ни один из них не задержался надолго. А когда
наутро я приехал в офис Сороса, служащие дразнили меня «наследником». Их это
тоже очень потешало».
В сентябре 1988 года Сорос предложил ему работу, и
Дракенмиллер согласился. Замена найдена. Теперь Дракенмиллеру предстояло «всего
лишь» доказать, что он оправдал ожидания Сороса.
Первые полгода были ужасны, чего и опасался Дракенмиллер.
Оба инвестора исповедовали схожую философию, но совершенно разные способы ее
воплощения. Дракенмиллер хотел свободы рук. Он не хотел, чтобы Джордж стоял над
душой и следил за каждым его шагом. Но Сорос поначалу вовсе не желал давать ему
такую свободу. Дракенмиллер должен был ее заслужить. И только потом Сорос
решит, стоит ли передавать ему свою драгоценную корону.
Новичок отнюдь не желал спорить с боссом. Поэтому соглашался
со всеми предложениями Сороса. Дракенмиллер беспрекословно подчинялся
наставнику, человеку, столь часто именуемому величайшим инвестором нашего
времени.
Но эта капитуляция вовсе не была позорной. Казалось просто
глупым не соглашаться с высказываниями Сороса, но все же Дракенмиллер не желал
оставаться просто клерком. Наконец, он заявил Соросу: «Два повара на кухне ни к
чему». Сорос пошумел, обещая исправиться, но на деле мало что изменилось.
Какое-то время Дракенмиллеру пришлось стоически переносить все это.
Но в августе 1989 года, почти через год после его прихода в
«Квантум», они впервые разругались.
Дракенмиллер по своей инициативе купил пакет облигаций. А
Сорос, не посоветовавшись с ним, их продал. Он впервые действовал за спиной
Дракенмиллера. Тот взорвался. Они обменялись «теплыми» речами. Потом Сорос утих
и пообещал не вмешиваться в текущие дела.
Сорос признал, что их «притиркам была нелегкой. «Поначалу
ему было трудно со мной работать. Хотя я передал ему почти все полномочия, его
угнетало и мое присутствие, и ощущение, будто до перехода ко мне он действовал
более успешно».
Оправдано ли было новое назначение Сороса? Дракенмиллер в
этом сомневался. В прошлом году Сорос вмешивался в дела часто. Разве следует
ожидать перемен теперь?
Но через несколько месяцев, в конце 1989 года, Дракенмиллер
взял реванш.
Положение в Восточной Европе с началом «бархатной революции»
резко изменилось. Коммунистические режимы зашатались. В ноябре рухнула
Берлинская стена. Теперь Сорос все время следил за событиями в этом регионе.
Дракенмиллер торжествовал: уехав в Восточную Европу, Джордж не сможет ни во что
вмешиваться, даже если захочет. Сорос оценивал события по-другому: «Летом 1989
года я сказал Стену, что он должен самостоятельно управлять всей деятельностью
фонда. С тех пор у нас не возникало никаких проблем. Я стал тренером, а он игроком.
Улучшились и наши показатели…»
Вновь обретенная независимость пошла Дракенмиллеру на
пользу. В отсутствие Сороса он coвершил свою первую крупную сделку в фонде,
исходя из убеждения, что после падения Берлинской стены курс немецкой марки
будет расти. Хотя Сорос исчез с глаз долой, но выбросить его из сердца вон
Дракенмиллеру не удавалось. Молодой управляющий фонда все время мысленно
возвращался к «Алхимии финансов», особенно к соросовской теории валютных
курсов. Вот одна из гипотез этой теории: если и без того огромный бюджетный
дефицит растет, но при этом проводится активная налоговая и жесткая монетарная
политика, то курс национальной валюты будет расти. Значит, пора ставить на немецкую
марку.
Но теория Сороса не выдержала испытания практикой. В первые
два дня после падения Стены покатился вниз и курс марки. Многие полагали, что
дефицит будет расти, а это повредит немецкой валюте. Но Дракенмиллер последовал
совету наставника, купил через несколько дней марок на два миллиарда долларов —
и получил солидную прибыль.
Он был убежден и в том, что курс японских акций завышен.
Банк Японии в это время ужесточал монетарную политику. Прочитав некие огненные
письмена на Стене, Дракенмиллер в конце 1989 года вел игру на понижение на
рынке японских акций и снова попал в цель.
В конце 80-х годов сложившаяся в США привычка жить в долг
играла на руку крупным инвесторам вроде Сороса и Дракенмиллера.
С середины 1989 года краткосрочные учетные ставки стали
менее прибыльными, чем долгосрочные. Джеймс Грант, редактор нью-йоркского
журнала «Гранте интерестейт обсервер», пояснял: «Ставки прибыльны, если вы
занимаете, скажем, под 3,5% годовых, а потом покупаете государственные
облигации, приносящие 5,5% годовых. И эти скромные два процента могут принести
огромную прибыль, вам все время будет сопутствовать успех».
Теоретически «скромные два процента» может заработать
каждый. Но лишь хедж-фонды могут воспользоваться этим шансом на все сто
процентов. По замечанию Гранта, «хедж-фонды составляют такие балансы, которые
легко открывают им кредитные линии банков. Ни вы, ни я не придем в банк и не
получим миллиард долларов, как могут позволить себе эти парни… Что
существенно изменилось за последние годы… так это то, что теперь займы могут
получить и получают частные партнерства. Если вы начинаете с капиталом в
миллиард долларов, можно занять уйму денег и делать все, что угодно… Короче,
если вы что-то делаете с миллиардом или пятью миллиардами долларов, нужно
только показываться по утрам!.. Такая финансовая обстановка идеальна для
спекуляции, притом спекуляции покрупному».
В начале 1991 года Стенли Дракенмиллер продает акций
американских и японских компаний на три миллиарда долларов; он играет на
понижение и на американском и международном рынках облигаций. В первые две
недели этого года, когда Соединенные Штаты бряцали оружием в Кувейте, могло
показаться, что активность рынка спадет, как только утихнут бои.
Дракенмиллер думал иначе и стал торговать фьючерсами 500
крупнейших компаний уже не на понижение, а на повышение. Он продавал огромные
пакеты акций, особенно банков и компаний по недвижимости. Когда война
закончилась, «Квантум» играл только на повышение. Оказалось, что Дракенмиллер
был прав, хотя январь 1991 года начался для него с неверных решений: продажа
акций на три миллиарда долларов по всему миру, покупка немецких марок на ту же
сумму, а вдобавок еще и распродажа японских и американских облигаций. Но к
концу января фонд оказался в выигрыше.
В 1991-м году прибыли «Квантума» подскочили до 53,4%
годовых. Общая сумма активов составила 3 157 259 730 долларов. Цитировали слова
одного из представителей фонда: «Этот год был для нас удачным, даже больше, чем
мы того заслуживали. Мы хорошо заработали на акциях, валюте, облигациях. Даже
странно, что в нашем бизнесе можно преуспеть по всем направлениям». В начале
года, после войны в Персидском заливе, фонд играл на повышение. В конце года
инвестиционные управляющие Сороса заиграли на понижение и выжали миллиарды
долларов из краткосрочных и долгосрочных государственных облигаций.
.
