ГЛАВА 10. От обычной к глобальной экономике :: vuzlib.su

ГЛАВА 10. От обычной к глобальной экономике :: vuzlib.su

63
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


ГЛАВА 10. От обычной к глобальной экономике

.

ГЛАВА 10. От обычной к глобальной экономике

Сегодня каждого можно назвать трейдером или, по крайней
мере, сказать, что он поступает как трейдер. Люди следят за каждым тиком
Индекса Доу Джонса и S&P 500. Они смотрят канал Си-эн-би-си больше, чем
свой любимый комедийный СИТКОМ. Финансовые страницы и колонки газет,
посвященные курсам акций, перестали быть местом для избранных. Кто-то может
оспаривать, что мы пре­вратились в нацию инвесторов, но я считаю такую
характеристику даже слишком пассивной. Инвесторы «засаливают» свои
деньги на будущее, покупая и откладывая голубые фишки к пенсии или на черный
день. Большинство инвесторов превратились в спекулян­тов — краткосрочных
игроков. Подобно трейдерам, они в любой торговый день точно знают, находится ли
рынок на подъеме или на спаде.

Нарождение этого нового спекулянта — часть глубинных рыноч­ных
изменений. Розничные инвесторы пришли на фондовый ры­нок через пенсионные и
взаимные фонды разношерстной толпой, которая подкрепила рынок и повысила его
«пружинистость на уха­бах». Фундаментальные экономические изменения —
корпоративный реинжиниринг с целью снижения расходов и сокращения дол­гов, а
позднее глобальная экономическая реструктуризация возни­кающих рынков, развитие
экономик постсоветских стран и даже образование нового общеевропейского
валютного союза, — все это, соответственно, усилило рынок.

Эти глубинные и глобальные изменения, по всей вероятности,
будут постоянно влиять на рынок. Это означает повышение вола-тильности.
Инвесторы, ранее смягчавшие гонки на повышение, должны покрепче затянуть
пристяжные ремни. Эта мысль пришла ко мне на гольфе в один из дней августа 1998
года. В тот день Доу опустился на 200 с лишним пунктов, поскольку рынок выражал
свое беспокойство относительно всего, начиная с кризиса в Азии и заканчивая
отсутствием активных действий со стороны ФРС.

В то утро я хорошо поработал на рынке, продавая с короткой
стороны для себя и своих клиентов, и с радостью отправился на пе­рерыв поиграть
в гольф в начале второй половины дня. Но когда я увидел партнеров по гольфу, я
почувствовал себя так, будто снова вернулся в яму. Один парень проверял свой
пейджер просто на слу­чай получения сообщения от своего брокера. Другой прилип
к те­левизору в помещении клуба на канале Си-эн-би-си. Третий вы­глядел
мыслителем, погруженным в проблемы мироздания.

«Что с вами?» — подыграл я им.

«Льюис, рынок, — простонали они в унисон. — Мы
гибнем».

«Отлично!» — дразнил я их. — Теперь вы знаете, что
я чувствую каждый день, когда несу убытки. По крайней мере вы почувствуе­те,
каково быть трейдером».

Я очень сочувствовал своим друзьям в их проблемах. Я
предвижу агонию чувств по поводу финансовых потерь, даже когда они еще только
на бумаге. Однако многих инвесторов такая повышенная волатильность выбивает из
колеи. Умом они улавливают, что ры­нок стал гиперчувствительным к изменениям в
глобальной эконо­мике. Но с эмоциональной точки зрения, это гонка на волнах у
прибрежных рифов, от которой большинству лучше отказаться.

Как мы видели за последние годы, движения рынка на 100 и 200
пунктов стали обычными. Достаточно вспомнить, что в первые 11 месяцев 1998 года
наличный индекс Доу колебался в интервале между 7 400 и 9 400, а фьючерсы на
этот индекс — между 7 415 и 9 500. За те же первые 11 месяцев З&Р-фьючерсы
колебались в ин­тервале между 929 и 1 212. Чтобы справляться с такой рыночной
волатильностью, инвесторы могут проигнорировать любую дневную рыночную
активность и сфокусироваться лишь на долгосроч­ном временном горизонте. Это
хорошая стратегия для инвесторов, диверсифицировавших свои портфели и
доверивших свои деньги хорошим менеджерам. Именно эти два шага помогают
обеспечить вероятность хороших результатов их инвестиций на длинной дис­танции.

Дела многих инвесторов за последние несколько лет шли успеш­но,
по-видимому, не по причине какой-либо особой сообразитель­ности в выборе акций,
а из-за сильного бычьего рынка. Теперь, во­оруженные частью полученных прибылей
и уверенностью (воз­можно, ложной) в их способности играть рынком, эти
инвесторы превратились в спекулянтов. Они принимают на себя более высо­кие
риски при проведении краткосрочных спекулятивных инвес­тиций в надежде на
получение еще более высокой доходности. Лю­ди, которые несколько лет назад даже
не могли точно сказать, ка­кую роль играет ФРС, теперь пристально следят за
каждым словом Алана Гринспена.

У инвестора нет другого выбора, кроме принятия ментальной
дисциплины трейдера. Инвесторы обязаны оставаться сконцент­рированными и
дисциплинированными относительно своей инве­стиционной стратегии даже когда их
портфели из-за коррекции рынка акций падают на 15 или 20 процентов. Но, когда
дело каса­ется спекулянтов, вместо концентрации на потенциальных прибы­лях они
должны беспокоиться о контроле за своими убытками. Од­но из главных правил
трейдинга: беспокойтесь об убытках; прибы­ли сами позаботятся о себе.
Спекулянтам не следует размещать слишком большую часть своих портфелей в высоко
рисковые ин­вестиции, точно так же, как трейдеру никогда нельзя занимать
слишком крупную позицию. Нельзя складывать все яйца в одну корзину
«беспроигрышной инвестиции»; беспроигрышных инвес­тиций не бывает,
возможно, кроме депозитных сертификатов бан­ков. Контролируйте свою жадность.

Индивидуальные инвесторы продолжают усиливать рынок ак­ций,
хотя главным образом это происходит через 401(k), взаимные, пенсионные и другие
инвестиционные фонды. Это объединяет деньги разношерстой публики в руках
институционального менед­жера. До краха 1987 года розничные инвесторы сами
покупали и продавали акции, часто по совету брокеров, получающих комисси­онные
с каждой сделки. Беспокойные 1980-е годы привели к боль­шим неумеренным
расходам, долгам по кредитным картам и инвестациям. Затем наступил крах.
Некоторые инвесторы находились к тому времени в позициях по акциям с таким
высоким левереджем, что не могли выполнить требования по дополнительной марже и
были вынуждены закрыть свои позиции. Других повергли в пани­ку нереализованные
убытки.

К маю 1988 года рынок акций стабилизировался. Даже вызван­ное
войной в Персидском заливе снижение, продолжавшееся с се­редины 1990 до начала
1991 года, не оттолкнуло от рынка большую часть инвесторов. Деньги продолжали
стекаться на рынок. После краха многие индивидуалы переключились с
самостоятельного ин­вестирования на использование взаимных фондов и других
инсти­туциональных инвестиций, последовав советам специалистов по финансовому
планированию и других профессионалов. Это навод­нение частных денег,
управляемых финансовыми институтами, ориентирующихся на домохозяйства, такими
как Vanguard, Fidelity и Putnam, помогло разогреть бычий рынок в начале 1990-х
и сдела­ло его более стойким при снижении цен акций. Подбадриваемые
специалистами по финансовому планированию и советами взаим­ных фондов,
инвесторы удержали курс, действуя в рамках страте­гии «купи и держи».

Есть и еще одна причина появления ультрасовременного рыноч­ного
менталитета у людей, которые еще недавно не могли отличить взаимный фонд от
страхового полиса. Теперь люди становятся бо­лее ответственными за себя и за
свое будущее в финансовых вопро­сах. Прошли времена, когда пенсии,
выплачиваемые компаниями, определялись, исходя из внесенных взносов. Мало кто
из нас рас­считывает на то, что Система социального страхования оценит на­ши
взносы в течение наших «золотых лет».

Для предыдущего поколения Система социального страхования
выполняла роль страховочной сетки при наступлении старости. Получал ли
увольняемый корпоративную пенсию или нет, соци­альные пособия были всегда. Это
было так же надежно, как обеща­ние самого управляющего ФРС. Но демографические
процессы начали работать против Системы социального страхования. Дефи­цит
бюджета, снижение нормы рождаемости и старение населения повязали Систему
социального страхования по рукам и ногам. От­резвляющие новости поступили из
администрации Клинтона в но­ябре 1998 года. С 2013 года средств, поступающих в
Систему соци­ального страхования, не будет хватать на финансирование ее вы­плат.
Это заставит государство начать черпать средства из фонда Системы социального
страхования. К 2032 году этот фонд будет исчерпан, а денег, поступающих в
Систему, хватит на выплату лишь 72 процентов пособий.

Пока безопасность Системы социального страхования обсужда­лась
на Капитолийском холме, многие американцы сами стали за­ботиться о своем
будущем. Были даже некоторые спекуляции на тему, что часть фондов Системы
социального страхования может быть передана в управление профессиональным
управлящим ка­питалом. Кроме того, компании перешли от пенсионных фондов с
фиксированной суммой пособий на 401(к)-фонды, позволяющие работникам уводить от
налогов часть своих заработков, то есть вносить деньги до налогообложения и
сберегать их на будущее. Это очень привлекательно для семей с несколькими
работающими, особенно для многодетных, которым необходимо позаботиться об
образовании своих детей и собственных пенсиях.

В результате рынок акций — когда-то вотчина богатых — стал
до­ступен многим средним американцам.

Теперь перейдем к вопросу, который я называю
Си-эн-би-си-синдромом. Я поклонник Си-эн-би-си (и считал за честь для себя
время от времени выступать приглашенным комментатором рынка на Си-эн-би-си), но
тем не менее считаю, что популярность этой финансовой сети отражает нашу общую
маниакальную мелочную одержимость рынком и нашими деньгами. Куда бы мы ни
глянули, нас бомбардируют последней рыночной информацией. Ученые му­жи
выкладывают свои мнения, что произойдет завтра, на следую­щей неделе, в
следующем году. Компании взаимных фондов, рек­ламирующиеся в печати, на
телеэкране и в Интернете, уверяют нас, что инвестиции сегодня означают
обеспеченное завтра. Мне больше всего нравится слоган, напоминающий нам, что
единст­венное, что может быть хуже старости, — это прожить дольше на­ших денег.

При низких процентных ставках и малой вероятности их повы­шения
в обозримом будущем для американцев просто нет другого варианта вложения денег,
кроме рынка акций. Более образованные индивидуалы знают, что никакие
сберегательные книжки или де­позитные сертификаты, приносящие 5 процентов
годовых, не смо­гут обеспечить нормальное будущее, не говоря уже о комфорта­бельном.
Давайте посмотрим на некоторую статистику:

Согласно данным Нью-Йоркской Фондовой Биржи, 51 миллион
американцев, то есть почти одна пятая всего населения, напря­мую владеют
акциями. Более 100 миллионов, или около 40 процентов населения, участвуют в
рынке акций косвенно, через ин­вестиции своих пенсионных фондов, страховых
компаний, уни­верситетов и банков. Статистика Института инвестиционных компаний
(ICI) показывает, что 37,4 процента всех домохозяйств США имеют инвестиции во
взаимные фонды. Это значительный рост по сравнению с 23,4 процента в 1990 году
и с 4,6 процента в 1980-м. Кроме того, по данным этого института, в
собственности домохозяйств фактически находится 75 процентов активов всех
фондов, вложенных в акции, и по индивидуальным инвестици­ям, и по пенсионным
фондам. Не удивительно, что ICI опреде­лил, что 84 процента этих инвесторов в
акции взаимных фондов делали свои инвестиции в целях своего пенсионного
обеспече­ния.

По данным ICI, общая доля инвестиций домохозяйств и взаим­ных
фондов составляет 61 процент всех вложений в акции. В ок­тябре 1987 года она
составляла 56 процентов. Несмотря на то, что доля акций, принадлежащих взаимным
фондам, в общей ры­ночной капитализации выросла с 7 процентов в 1987 году до 15
процентов в 1997 году, очевидно, что именно индивидуальный инвестор — сам или
через фонды — поддерживает фондовый ры­нок.

Я вспомнил обо всем этом, когда одним субботним вечером ме­ня
остановили за превышение скорости. Ограничение скорости составляло 30 миль в час, конечно, я ехал немного быстрее, чем по­ложено. Патруль пригородной полиции посигналил
мне фарами и вызвал меня из машины.

«Они собираются забрать меня в участок, — объяснил я
моей же­не. — В прошлом месяце я не прошел техосмотр».

Одна из опасностей быть трейдером в том, что, когда рынок
очень оживленный, вы забываете обо всем — об отпусках, деловых поездках,
ланчах, встречах с врачами, последних сроках предостав­ления рукописи книги…
В течение большей части сентября 1998 года рынок был очень волатильным, и в тот
или иной день движе­ние Доу составляло 200 пунктов или более. В один из дней я
оста­вался в 8&Р-яме дольше, чем намеревался, управляя собственной торговой
позицией и наблюдая за торговлей наших клиентов. В ре­зультате я не прошел
техосмотр.

«Привет, офицеры, — сказал я, доставая свои
водительские пра­ва из бумажника и вручая полицейским. — Вы сейчас обнаружите,
что я в прошлом месяце пропустил техосмотр. И еще я пропустил его несколько
месяцев назад…».

Офицеры полиции поместили меня в заднее отделение патруль­ной
машины для поездки в участок. По дороге один из офицеров услышал мой хриплый
голос. «Вы что, сильно простужены?», -спросил он.

«Нет, у меня такой голос, потому что у меня такая
работа».

Полицейский посмотрел на меня с удивлением.

«Я — трейдер в яме на Чикагской Торговой бирже. Я
торгую фьючерсами на индекс акций S&P».

«Правда? — Полицейский развернулся в мою сторону, в то
время как его партнер вел машину. — Что вы думаете о рынке? Бычий ры­нок
закончился?»

Это еще один примером всеобщей озабоченности по поводу
рынка.

«Я не думаю, что этот бычий рынок закончился»,
ответил я. — Но, кто знает, закончилась ли эта рыночная коррекция. Многое будет
зависеть от того, что мы услышим о кризисе в Азии».

«А могу я попросить у вас небольшого дружеского
совета?» — продолжал он, когда мы заходили в полицейский участок.

«Конечно, если вы порвете квитанцию…», —
засмеялся я.

«Не могу этого сделать. Но мы угостим вас чашкой
кофе».

Мы сели рядом в полицейском участке и ждали, когда моя жена
принесет мне деньги заплатить штраф. «Я инвестировал деньги во взаимные
фонды, поэтому этот рынок и беспокоит меня, сказал мне офицер. — Моя жена
постоянно смотрит Си-эн-би-си, и гово­рит мне, что мы — долгосрочные инвесторы.
Мы даже не думаем забрать наши деньги с рынка».

«А каков временной горизонт ваших инвестиций?», —
спросил я.

«Что вы имеете в виду?» — спросил он в ответ.

Я задал ему вопросы: Сколько ему лет? Какой процент их дохо­да
они с женой инвестируют? В солидный ли взаимный фонд инве­стировали они свои
деньги? Каковы цели их инвестиций? Офицер полиции сказал, что они с женой
инвестировали для оплаты обра­зования их детей в колледже, которое начнется
через 10 лет.

«Я бы сейчас оставил ваши деньги во взаимных фондах.
Если вы посмотрите на любой 10-летний период в истории, то увидите, что акции
показывали в два раза более хорошие результаты, чем обли­гации. Вы долгосрочный
инвестор, так что ваша жена права: дер­жите ваши деньги в рынке».
«Спасибо. Я уже начинал беспокоиться».

«У вас все будет отлично. — Я сделал глоток кофе из
пенопласто­вой чашки и решил, что пить его нельзя. — Так как насчет квитан­ции…»

Точно так же, как этот офицер полиции и его жена, мы в боль­шей
или меньшей степени становимся нацией долгосрочных инве­сторов. Мы будем
кататься по верхам и низам этого рынка, зная, что мы в нем надолго. Нам
придется быть в рынке. Другого выбора нет.

Точно так же, как индивидуальные инвесторы после краха 1987
года обнаружили, что в руках профессионалов их деньгам лучше, компании тоже
осознали необходимость определенных фундамен­тальных изменений. В кругах
корпоративной Америки компании, чрезмерно нарастившие свой левередж и активы,
посадили себя на финансовую диету, особенно когда экономика в конце 1980-х
годов замедлилась и произошел экономический спад в начале 1990-х. Ра­зукрупнение
корпораций и реинжиниринговые слияния, приобре­тения и сброс активов — чем
больше псевдопреобразований прово­дилось компаниями, считавшими, что они могут
добиться больше­го с меньшим числом людей, тем счастливее чувствовал себя
Уолл-стрит по отношению к этим убогим и скаредным машинам по зарабатыванию
денег.

Компании открыли для себя то, что я называю «эффектом
UPS». Компании сокращали персонал, занятый полный рабочий день, и
возмещали разницу в трудовых ресурсах за счет занятых неполный рабочий день и
временных работников. Компания United Parcel Service (UPS) делает акцент на
использование занятых неполный рабочий день, несмотря на жалобы трудящихся и на
собственный рост. Для UPS спрос на частично занятых связан с природой ее биз­неса:
доставка посылок требует круглосуточного укомплектования работниками всех
этапов логистической цепи, начиная от складов и заканчивая грузовиками.
Поскольку многие люди не любят рабо­тать в ночную смену, UPS обнаружила высокую
текучесть кадров. Решением этой проблемы стал упор на частично занятых работни­ков
и даже на привлечение временных работников при сезонном росте спроса. В
середине 1997 года профсоюз водителей грузовиков возбудил против UPS судебный
процесс с целью сократить ориен­тацию компании на частично занятых работников.
Тем не менее, согласно сводкам новостей, UPS остается в основном укомплекто­ванной
частично занятыми работниками. Они получают меньшую плату, меньшие отпуска и
худшие условия пенсий по сравнению с занятыми полный рабочий день.

В то же время разукрупнение стало широко используемым сло­вом,
эвфемизмом1 для административных отпусков и увольнений. За последнее
десятилетие временные увольнения стали означать, что хорошо идущий бизнес
становится еще лучше.

Поговорим об IBM. Когда я учился в колледже, IBM была обра­зцом
для всей корпоративной Америки наиболее уважаемой и со­циально-ответственной из
всех компаний, предоставляющей жен­щинам декретные отпуска и финансирование
образования в кол­ледже для детей работников. Но даже «голубым
чипсам» пришлось сокращать свои расходы. В 1993 году IBM уволила 60 000
работни­ков и предложила добровольный выкуп акций многим из 241 000 своих
сотрудников.

Временные увольнения и разукрупнение компаний снизило по­купательную
способность, замедлив рост экономики в 1980-х. К 1990 году Соединенные Штаты
официально объявили о спаде, ко­торый продолжался и в 1991 году. После этого
экономика устойчи­во росла, толкая рынок акций вверх. Сила экономики видна по
низкому уровню безработицы (ниже 5 процентов).

Многих из тех, кого уволили временно, вновь приняли на рабо­ту
в качестве частично занятых или временных работников. В этой новой
корпоративной среде активно развилась индустрия услуг временной помощи. Впервые
я увидел феномен временной помо­щи, когда работал летом с водителями грузовиков
на выставке McCormic Place. Всегда, когда водители нуждались в дополнитель­ной
помощи в установке или демонтаже рекламных щитов, они об­ращались к бродягам.
Эти странствующие рабочие получали всего несколько долларов в день, и многие
обналичивали свои чеки в ме­стном баре, где пропивали большую часть своей
зарплаты.

Сегодняшняя индустрия временной помощи — один из самых
быстроразвивающихся секторов экономики — очень отличается от бродяг. Временная
помощь опирается на квалифицированных ра­ботников с дипломами колледжей,
заполняющих кадровый дефи­цит в компаниях, не требуеют расходов, необходимых
для найма постоянной рабочей силы. Эта практика получила широкое рас­пространение.
Согласно данным Национальной ассоциации вре­менных услуг и подбора персонала,
сегодня 9 из 10 компаний пользуются временной помощью. Кроме того, спрос на
временную по­мощь дал импульс разветвленной индустрии независимых кон­сультантов
и молодых компаний, предоставляющих услуги по за­ключению субдоговоров для
выполнения работ с внешними фир­мами, особенно теми, которые не имеют
профсоюзов, для крупных корпораций. Эти новые рабочие места — часть 50
миллионов новых позиций, созданных в 1990-е годы, — предлагали компаниям такой
уровень компетенции, который стал возможен только благодаря фундаментальным
изменениям на рынке рабочей силы. Эти люди свободных профессий тоже инвестируют
в свои пенсии посредст­вом фондов IRA, SEP и других.

Сегодня широкомасштабные изменения, охватившие корпора­тивную
Америку, распространяются по всей глобальной экономи­ке. Новые
капиталистические игроки — Россия, Польша и даже Вьетнам — претерпевают
фундаментальные изменения. Для многих бывших социалистических стран эти
изменения не только эконо­мические, но и политические, и социальные. Люди,
которым ког­да-то работу гарантировало государство, сталкиваются с растущей
безработицей. Государства несут тяжесть финансирования соци­альных программ
ввиду экономического хаоса и собственных бюд­жетных кризисов. Точно так же, как
мы видели дарвиновскую эво­люцию сборщиков-монтажников в американских
корпорациях, те­перь мы видим тот же самый сценарий развития правительствен­ных
режимов, государственных банков и финансовых институтов.

Я достаточно стар, чтобы помнить вторжение в залив Кочинос
(Плайя-Хирон) и противостояние между Соединенными Штатами и поддерживаемой
Советами Кубой. Когда я подрастал, Советский Союз и Соединенные Штаты
находились в состоянии холодной войны. Но в 1989 году, когда рухнула Берлинская
стена, мир изме­нился, и коммунизм рухнул во всем Восточном Блоке. У меня ми­молетное
наблюдение некоторых этих перемен в их развитии, хотя о чудовищности социализма
я могу составить впечатление лишь в ретроспективе. В 1990 году мой техник по
имени Отто, венгр по происхождению, обратился ко мне с идеей нового бизнеса.
Отто сказал мне со своим резким венгерским акцентом, что его будущий тесть
организовал очень важную презентацию для некоторых рос­сийских торговых
компаний.

Я согласился поехать с Отто в Нью-Йорк, чтобы встретиться с
представителями нескольких российских торговых фирм, которые хотели пообщаться
со мной. Я подумал, что это может быть интересно для ABS Partners, брокерской
группы, партнером которой я был в то время, в плане организации брокерского
обслуживания для этих российских фирм. Советский Союз имел крупнейшие в мире
золотые резервы, являлся крупнейшим покупателем зерна и был активным участником
практически всех рынков товарных фьючерсов. После нашей встречи в Нью-Йорке я
согласился при­ехать в Москву для дальнейшего обсуждения данного проекта. От-то
и Джим, еще один технический аналитик, работавший на меня в то время, прибыли в
Москву на несколько дней раньше меня.

Я летел из Чикаго в Нью-Йорк, где собирался сесть на самолет
до Цюриха, откуда рейсом Аэрофлота попасть в Москву. Это был январь 1991 года.
Соединенные Штаты уже вели свою войну в Пер­сидском заливе. Когда я поднялся на
борт самолета, направляюще­гося в Цюрих, пилот сказал мне, что Соединенные
Штаты только что начали бомбить Багдад.

Я снял свой чемодан с верхней полки и поднял свой портфель.

«Вы куда?», — спросил меня пилот.

«Я не могу лететь этим рейсом», — объяснил я.

«Не беспокойтесь, — попытался он успокоить меня. — Вам
не о чем беспокоиться. У нас очень хорошая система безопасности. Из-за войны в
Заливе с этим самолетом ничего не случится. Вы будете в безопасности».

«Я знаю, что вы абсолютно правы, — сказал я пилоту,
смотрев­шему на меня удивленным взглядом. — Я — трейдер, и должен вер­нуться на
рынок. Если мы только что бомбили Багдад, я должен вернуться на рынок». Я
знал, что рынок, скорее всего, будет безум­ным. Это предоставляло мне отличную
возможность сделать день­ги.

Я сел в тот вечер на борт последнего самолета, направлявшегося
в Чикаго, и на следующий день уже стоял в яме S&P, где рынок по­казывал
сильный подъем. Тот день принес мне шестизначную при­быль. Я так и не смог
приехать в Москву для встречи с Отто и Джи­мом. Поскольку я не въехал в Россию
в определенный день, моя ви­за оказалась просроченной. Когда мне не удалось
получить новую визу, мы договорились встретиться месяцем позже в Будапеште.

Когда я приземлился в этом городе с многовековой историей, я
не знал, чего мне ожидать. К моему удивлению, я открыл для себя прекрасный
город, сочетающий в себе очарование Старого Света и западную комфортабельность.
Примером оказался современный отель на берегу Дуная, в котором я остановился.
Как только я начинал беспокоиться относительно всего, что читал и слышал о не­эффективности
Восточного Блока, где травля капитализма была государственной политикой, новые
впечатления возвращали меня к реальности.

В тот вечер шел снег, покрывший улицы и тротуары примерно
двухдюймовым слоем хлопьев. Когда я прогуливался по улице, ря­дом с бордюром
остановился грузовик. Водитель вышел из кабины и открыл кузов грузовика. Оттуда
выскочила толпа мужчин, кото­рые начали лопатами убирать снег с улицы.

За ужином я спросил у одного из мужчин, сидевших со мной за
столом: «Почему нельзя просто прицепить к грузовику снегоочис­титель?»

«Тогда у людей не было бы работы», — ответили мне.
Даже после падения коммунизма все имели работу, независимо от того, на­сколько
неэффективной или непрактичной она была.

На следующий день меня привели на Венгерскую биржу товаров и
акций в Будапеште. В комнате размером с мой офис за складны­ми столами сидели
три человека. Они то разговаривали по телефо­ну, то записывали мелом на доске
цены всего, чем торговали. Это настолько контрастировало с 8&Р-ямой Мерк,
что я едва ли мог себе представить. Минут через 20 появились двое мужчин, гово­ривших
по-русски, в сопровождении переводчика. Они были гото­вы обсудить детали
предлагаемого бизнес-соглашения: они хотели, чтобы я торговал в интересах
определенных российских кругов.

В те дни я не торговал в интересах клиентов, но мне не
хотелось упускать возможность выгодного товарно-фьючерсного бизнеса с бывшим
Советским Союзом.

Я так и не выяснил, кто были эти люди. Все, что я знаю, так
это то, что они очень настойчиво хотели, чтобы я торговал в их интере­сах. Они
открыли несколько счетов за пределами России, которые должны были
использоваться для торговли. Меня убедили, что деньга поступали от
правительства России. Когда я задал вопрос, почему эти счета открыты в
зарубежных государствах, мне не дали четкого ответа. Мне сказали, что я должен
знать только основную информацию.

«Хорошо, я должен знать это прежде, чем на что-либо
согла­шусь, — объяснил я. — Я должен знать, для кого я торгую».

Мужчины о чем-то переговорили друг с другом по-русски, после
чего представили мне подробное объяснение, по их словам, крайне
конфиденциальное. Они сказали, что в течение шести месяцев российское
правительство рухнет, и Горбачев, которого я считал очень популярным лидером
этой страны, будет отстранен от влас­ти. После этого в России больше не будет
коммунизма. Это долж­но было произойти примерно в шестимесячный срок. В августе
1991 года, как и предсказывали эти люди, Михаила Горбачева от­странили от
власти в качестве президента бывшего Советского Союза после неудачной попытки
переворота. Когда я услышал об этом в сводках новостей, я даже не поверил. Все
произошло имен­но так, как мне говорили, возможно, с точностью до месяца. Что
касается торговых представителей России, я больше ни разу их не видел.

За последнее десятилетие произошли глобальные изменения,
которые привели к появлению значительно больших возможнос­тей для западных
компаний в инвестировании, продаже собствен­ных товаров и строительстве заводов
за рубежом. Это все равно, что эти компании имели бы продуктовый магазин в
деловом квар­тале, а новое строительство удвоило бы местное население.
Пепси-кола разливается в Польше. Американские джинсы в России так же популярны,
как доллары на черном рынке. Возрос спрос на все за­падное, начиная от
продукции фирмы «Nike» и заканчивая техно­логиями. Когда американские
компании присоединились к этой новой золотой лихорадке, это выгодно сказалось
на рынке акций. В результате мы стали свидетелями роста всего, начиная от цен
ак­ций и заканчивая распространением первичных публичных пред­ложений акций
(IPOs).

Но потрясающие фундаментальные изменения в таких странах,
как бывший Советский Союз, шли негладко. Инфляция, безрабо­тица и волнения
населения омрачили перспективы России, Поль­ши и других стран этого региона.
Затем в результате последствий, которые нам следовало, но не удалось
предвидеть, в 1998 году Рос­сия столкнулась с серьезными экономическими и
политическими проблемами, включая свободное падение стоимости рубля и госу­дарственных
облигаций. Россия столкнулась с бюджетным кризи­сом, причины которого —
огромный теневой сектор экономики и неспособность государства собирать налоги
даже с легального биз­неса. (Возможно, русским следует отправить КГБ на
переподготов­ку в Службу внутренних доходов. Это могло бы стать очень эффек­тивной
стратегией повышения налоговых поступлений).

Российские экономические бедствия мгновенно вытеснили с за­головков
газет экономический кризис остального мира, так назы­ваемый Азиатский грипп.
Экономический кризис катастрофичес­ких масштабов охватил Азию в июле 1997 года.
Инвесторы крепи­лись, поскольку плохие новости из Азии появлялись медленно, по­ка
мы не узнали, что весь регион охватил экономический спад и несколько японских
банков оказалось под угрозой разорения. Ази­атский финансовый кризис начался с
падения тайского бата в июле 1997 года, затем распространился на Индонезию, где
в мае 1998 года президенту Сухарто пришлось уйти в отставку. Этот кри­зис
поразит всю Азию, и его последствия чувствовались в США в конце 1998 года. При
сообщениях о прибылях за третий и четвер­тый кварталы компании ссылались на
падение спроса в Азии и за­рубежных продаж.

От мирового экономического кризиса пострадали не только за­рубежные
государства. Когда зарубежные рынки стали падать, аме­риканские инвесторы
начали прогорать. Одним из самых эффект­ных оказалось разорение хеджевого фонда
Long-Term Capital Management LP, который в 1998 году, до того, как выправил
ситуа­цию, потерял более 90 процентов своих активов.

По моему мнению, название «хеджевые фонды» не
соответству­ет их сущности. При обороте акций на сумму $5 миллионов по­средством
левереджа они могут увеличить свои возможности заим­ствования в 10 или более
раз. Огромные и запутанные кредитные линии могут инвестироваться ими в
различные активы, начиная от акций и заканчивая иностранными облигациями.
Хеджевые фон­ды, которые часто кажутся привлекательными для богатых инвес­торов,
на самом деле нерегулируемые, хотя и привлекают уже все более пристальное
внимание со стороны Вашингтона.

Падение фонда Long-Term Capital, заставившее нервных инвес­торов
выдергивать деньги и из других хеджевых фондов и которое совпало с разворотом
рынка в сторону падения, вызвало крупные убытки и обесценение активов. Хотя
никому никогда не следует злорадствовать по поводу чьих-либо потерь (это и
невежливо, и приносит неудачи), интересно отметить, что управление фьючер­сами
— часто рассматриваемое в качестве гадкого утенка инвести­ционного мира —
предстало в более выгодном свете. Поскольку индустрия управления фьючерсами
подвергалась поучениям и на­ставлениям многие годы, расчетливое использование
левереджа на регулируемых фьючерсных рынках может приносить инвесторам прибыли.
В самом деле, фонды управления фьючерсами, обещаю­щие двузначную или даже
однозначную доходность, тоже привлек­ли внимание институциональных и
индивидуальных инвесторов.

Беспрецедентная волатильность, охватившая рынки в период с
апреля 1997 года до конца 1998 года, отражала серьезную неопреде­ленность в
мире, от Азии до России и Бразилии, неопределенность итогов хеджевых фондов и
даже судьбы президента США, когда сексуальный скандал и слушания по вопросу
импичмента поверг­ли в кризис Белый дом. В течение всего этого периода волатиль­ность
рынка определялась новостями и фундаментальными эконо­мическими факторами. По
моему мнению, предсказываемый в за­головках новостей крах 1998 года
предотвратила несгибаемость американского инвестора, который стойко
придерживался своих убеждений долгосрочного игрока и воспринял это падение
рынка как временное.

В историческом плане подобные международные кризисы ока­зывались
батутом для будущего роста. Вспомните долговой кризис Латинской Америки 1980-х
и девальвации мексиканского песо в 1990-м и в конце 1994-го. Как только решение
оказывалось най­денным и обеспеченным деньгами, рынок облегченно вздыхает и
устремляется вверх. От текущих азиатского и российского кризи­сов я ожидаю
ничуть не меньшего.

Одним из наиболее обещающих шагов стало выступление Алана
Гринспена перед Конгрессом в конце 1998 года, потребовавшим от иностранных
банков принятие более строгих западных стандартов для получения экономической
помощи со стороны МВФ. Это при­ведет к вестернизации банковских структур и
политических стан­дартов, что, я уверен, обеспечит прочное основание для начала
следующего подъема.

После полутора лет плохих экономических новостей — от собы­тий
в Азии до ситуации на Уолл-стрит — появились проблески на­дежды. В один из
дней, путешествуя по Интернету, я наткнулся на одну статью, полную оптимизма.
Передовица «Азиатский разво­рот» в еженедельнике AsiaWeek за 13
ноября 1998 года, бросилась мне в глаза. «…Пока этого не видно, но
16-месячный азиатский кризис может находиться уже в своей нижней точке…
Правитель­ство, аналитики частных компаний и Международный Валютный Фонд
говорят, что восстановление экономики начнется не позже середины 1999
года…»

Позитивные свидетельства, процитированные в передовице,
включали снижение процентных ставок в Соединенных Штатах и в нескольких
европейских странах, косвенно подтверждающие, что экономики этих государств не
будут катастрофически замед­ляться и поэтому продолжат предъявлять спрос на
товары из Азии. Среди возможных опасностей в AsiaWeek указаны бразильский
кризис, который «будет жестко проверять уверенность в США и в
Европе», нездоровая экономика России и нервозность относитель­но
потенциальных убытков хеджевых фондов типа Long-Term Capital Management.

Остается ждать, была ли та статья преждевременной или свое­временной.
Но как только начинают появляться такие оптимисти­ческие знаки, они становятся
частью рыночной психологии. Как только рынок поверит, что выздоровление на
подходе, больной сразу становится здоровым.

В инвестировании, как и в человеческом здоровье, отношение
часть процесса лечения. Доктора могут подтвердить, что позитив­ное отношение
больного улучшает шансы на выздоровление. То же самое происходит с рынками.
Если коллективная рыночная психо­логия уверена, что худшее уже позади, отток
капитала прекратится или по меньшей мере замедлится, инвесторы выйдут из
оцепене­ния, и рынки снова начнут расти.

На глобальном экономическом горизонте — введение
«евро», новой валюты, которая будет принята примерно двенадцатью ев­ропейскими
нациями. Со временем это может привести к панъев­ропейскому рынку, на котором
будет унифицировано все, от тари­фов до цен. Следующий вызов связан с проблемой
2000 года (Y2K). Пессимисты прогнозируют, что компьютеры по всему миру выйдут
из строя, потому что в их системах не заложена возможность управ­ления датами,
год которых оканчивается на «00». Это может повре­дить все системы, в
том числе банковские, системы электроснаб­жения и контроля за воздушным
движением. Однако оптимисты полагают, что проблема Y2K не будет иметь широких
последствий. Проблемы будут локализованы, и это не повлияет на бизнес. Если эта
проблема года окажется не ураганом, а всего лишь икотой, то хороших новостей
для разогрева продолжающегося бычьего рынка будет больше.

Я ожидаю, что и в следующем веке этот рынок останется силь­ным.
Индекс Доу, который сейчас болтается около 9 000, благода­ря выздоровлению
глобальной экономики к 2005 году может легко достичь уровня 15 000. Я ожидаю
продолжение этого бычьего рын­ка до 2 006 года, когда рост, скорее всего,
замедлится, поскольку первые «бэби-бумеры» (американцы, принадлежащие
к поколе­нию «бума рождаемости») начнут изымать свои пенсионные инве­стиции.

Если этот сценарий развернется в соответствии с нашими на­деждами
и ожиданиями, это будет действительно хорошей ново­стью для инвесторов,
выдержавших коррекцию 1998 года с надеж­дой, что длинный бычий рынок еще не
окончен, а просто перево­дит дыхание. Покупают и держат ли инвесторы свои акции
в тече­ние длительного срока или спекулируют на краткосрочных воз­можностях —
пришло время принять по отношению к риску и до­ходности позицию трейдера. Как
утверждают противники инвес­тиций, прошлые результаты — это не гарантия будущих
прибылей. Но если мы и можем экстраполировать что-либо из прошлого, так это то,
что рынок будет волатильным, а временами — неопределен­ным.

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ