ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
6. Формы сакрализации (единения с сакральным началом)
.
6. Формы сакрализации (единения с сакральным началом)
Одна из фундаментальных характеристик религии определяется
тем, как в ней трактуется и осуществляется сакрализация верующих, т.е. их
приобщение к высшим духовным ценностям данного вероучения или, по словам
Виссариона, “должное воссоединение ваших душ с Богом” [П. 126].
В “Слове Виссариона” ясно говорится о недостаточности и даже
неприемлемости определенных форм сакрализации. Так известный протестантский
принцип “оправдание одной верой”, выдвинутый в свое время Мартином Лютером в
противоположность традиционной форме сакрализации в католической церкви, не
считается достаточным в Церкви Последнего Завета: “Мало будет сказать: “Я
верую”. Нужно, чтобы и душа поднялась до сего уровня” [Кн. обр. 4:44-45].
Необходимо, следовательно, ещё и духовное совершенствование человека,
считающееся одной из главных составляющих процесса сакрализации личности в
Церкви Последнего Завета.
Недостаточно также хорошего знания традиционного христианского
вероучения и ревностного соблюдения обрядности. “Не добросовестность исполнения
обряда определяет верующего, — наставляет Виссарион, — а высота, до
которой подымается душа, двигаясь на пути к Вере” [Кн. обр. 27:47].
В Церкви Последнего Завета сакрализация, или приобщение
верующего к высшим религиозным ценностям, рассматривается как сложение двух
взаимосвязанных между собой составляющих: духовного роста, совершенствования
души и творения добрых дел.
О духовном восхождении в “Слове Виссариона” говорится очень
много, хотя и подчеркивается, что в настоящее время сущность его недоступна
человеческому разуму, что истины божественного Пути сейчас ещё непостижимы [Кн.
обр. 29:23-24]. Тем не менее утверждается, что развитие человеческой души
совершается “на основе таинств и законов, присущих земной плоти человека”, что
в результате у человека откроются скрытые дотоле великие возможности [В. 60],
что человеческий разум способен контролировать направление развития души. При
этом решающую роль в развитии души играют “деяния плоти”, т.е. реальные благие
дела, а не умозрительные устремления и “великое множество мудрых мыслей” [Кн.
обр. 32:109-112].
Особенность приобщения верующего к сакральным ценностям в
Церкви Последнего Завета состоит в том, что духовное восхождение трактуется
совершенствование души, а не как путь к Богу: “сие не только невозможно, но и
само стремление к сему принижает великую Славу Божию”. Это не путь возвращения
к Богу, а путь к необходимым для развития человека духовным вершинам [Кн. обр. 32:88-91,
95, 97]. Таким образом, категорически отрицается направленность духовного
восхождения на мистическое слияние верующего с Богом, аналогичное суфийскому фана
и индуистскому бхакти, или на достижение состояния богочеловечности, о котором
много говорили представители нового религиозного сознания в дореволюционной
России. У Виссариона мы находим прямой отрицательный ответ на их доктрину
обожения: “Человек допустил великую ошибку, считая Духовное Восхождение как
путь к Богу” [Кн. обр. 31:88].
Ведущая роль в процессе сакрализации верующего отводится
благим (добрым) делам: они, во-первых, опосредуют развитие человеческой души,
во-вторых, определяют характер и форму духовного совершенствования человека,
в-третьих, представляют собой конечный результат двуединого процесса
сакрализации, его цель и ценность. Об этом ясно сказано в одном из общих
определений новой религиозной концепции: движение по Пути Света есть неутомимое
стремление к сотворению блага, оно соответствует лику человека, вступающего в
Царство Души [Кн. обр. 16:47-48].
Установка на благие дела объясняет решительный отказ от тех
средств и форм духовного совершенствования личности, которые придают её
жизнедеятельности пассивный, созерцательный, отрешенный от мира характер.
Предпочтение отдается “беспокойному житию на основе Веры великой” [Кн. обр.
7:3] и активному взаимодействию со средой: проявления окружающей жизни следует
вобрать в себя, а тепло души — без меры отдавать наружу [Kн. oбр. 24:
86-87].
На этой основе пересматривается традиционный христианский
призыв быть “не от мира сего”, позволяющий уйти от соблазнов грешной земной
жизни. Хотя соблазн, как похоть, объявляется пагубным и осуждается [Кн. обр.
22:55], однако простое удаление от соблазнов — аскетизм и
затворничество — отвергаются, поскольку отгораживают человека от активного
участия в жизни, препятствуют его деловой целеустремленности и помощи ближним.
“Уходящий от преодоления соблазнов не обретет б’ольшую духовную силу” [Кн. обр.
29:37]. По той же причине отвергаются широко известные методы духовного
совершенствования, выработанные в йоге и принятые в буддизме и индуизме, а
также в возникших на их основе новых религиозных движениях, как-то: медитация и
другие средства психической уравновешенности и энергетической активации
человека [Кн. обр. 28:2; 29:38-39].
В “Слове Виссариона” религиозная активность трактуется
по-новому: не требуется ревностного моления и других интенсивных ритуальных
действий, верующий не должен постоянно предаваться сокрушению и слезному
покаянию, стремиться к “подвигам” аскетизма и затворничества. Его религиозная
активность должна быть в духе поиска и творчества, допускается свобода выбора и
даже возможность совершать ошибки, не будучи при этом обвиненным в забвении
церковных правил, вольнодумстве и греховности. Поэтому отрицается необходимость
испрашивать прощения у Бога за совершенные грехи: “От содеянного греха нельзя
очиститься при помощи молитв и исповеданий” [Кн. осн. 2:77]. Очищение от
“греховных наслоений” происходит благодаря благим делам [Кн. обр. 5:1-4].
Единственным авторитетом является новое божественное
откровение — Последний Завет, а в остальном верующим предоставляется
свобода для своего духовного совершенствования и его воплощения в благие дела.
Эта новая религиозная доктрина гласит: “Деяния плоти вашей должны расцветать на
основе постижения освещенного Пути. Так творите, слушая сердце свое! Ищите!
Пробуйте! Будьте творческими!” [Кн. обр. 33:58-59].
В “Слове Виссариона” на религиозной основе формулируется
трудовая мораль, этика благих дел, которые рассматриваются в качестве главного
условия духовного развития личности и критерия её религиозной веры: сила
духовная растет в труде, “веры без дел не сыщите” [Кн. обр. 7:4-5]; “о душе
человеческой и ее спасении можно судить только по реальным делам человека —
“делам плоти”, о силе веры — по благотворным деяниям человека” [Кн. обр.
6:5-6].
В противоположность традиционному в христианстве
провозглашению греховности человеческого начала, которое новые религиозные
правые [10] стремятся сегодня использовать для отказа от гуманизма и прав
человека, “Слово Виссариона” настаивает на необходимости гуманного отношения к
людям и бережного — к живой и неживой природе. “Путь Восхождения есть все
деяния и чувства, возникающие на благо и по поводу блага окружающим людям” [Кн.
обр. 22:48]. И далее: “Житие ваше предначертано только во благо окружающих
и окружающего” [Кн. обр. 33:61].
При этом ценность и значение религиозного гуманизма ставятся
столь высоко, что объявляются критерием зрелости человеческой личности,
способной “отдавать”, т.е. вершить благие дела на пользу ближних и окружающей
природы [Кн. обр. 32:157-160].
Нельзя также не увидеть, что провозглашенный Путь
Восхождения представляет собой религиозно-мистическую трактовку давнего
гуманистического идеала полного раскрытия человеческих потенциалов и
возможностей — идеала, близкого и понятного россиянам, еще не забывшим
романтической мечты о светлом коммунистическом будущем. Многим этот идеал
остался дорог, а разочарование в большевистском пути, свернувшем в противоположную
сторону, обратилось в тоску по ставшей, по-видимому, недосягаемой романтической
надежде. Когда же новый мессия — Виссарион — вновь возрождает этот
гуманистический идеал, объявляет его божественной истиной и предопределением,
то не удивительно, что находятся люди, воспринимающие с энтузиазмом новое
религиозное движение.
Переход на уровень Царства души предполагает “изменение
внутреннего мира человека, его мышления, восприятия и творений плоти” [В. 60].
Речь идет следовательно, в первую очередь не о социальных изменениях, не о
культурном развитии, а о формировании нравственно-психологических качеств
религиозной личности. Тем не менее понимание этой сакральной перспективы у
Виссариона значительно отличается от традиционно-догматического благодаря
отождествлению ее по смыслу и значению с радикальным продвижением человечества
вперед в своем духовном прогрессе. Вступление в Царствие Божие “означает
переход на качественно более высокую ступень развития человеческой мысли” [П.
129].
Очевидно, что провозглашенные в “Слове Виссариона”
нравственные ценности и идеалы: гуманистическая мотивация трудовой этики,
ориентация на духовное развитие личности и полное раскрытие ее потенциалов и
возможностей — являются весьма привлекательными для наших сограждан,
ищущих возможности активной и действенной реализации своего стремления к добру
и справедливости. Причем эти нравственно-гуманистические установки не
ослабляются из-за религиозной формы их проявления и санкционирования, а
напротив, усиливаются, поскольку здесь мы имеем дело с новым религиозным
движением, способным, как мы видели, обновить и сделать более притягательным
давнее стремление человека к добру и нравственной красоте. В этом
заключается одна из причин влияния Церкви Последнего Завета.
.
