ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
1.3. Проблема понимания
.
1.3. Проблема понимания
До сих пор мы акцентировали внимание на смысловых процессах
в сознании коммуниканта, теперь обратимся к реципиенту, поскольку именно он
является конечной инстанцией, определяющей эффективность смысловой
коммуникации.
Единственный способ овладеть смыслами — их понимание.
Понимание присутствует в двух умственных процессах: в познании и в
коммуникации. Когда речь идет о понимании причинно-следственной связи,
устройства машины, мотивов поведения человека, особенностей сложившейся
ситуации, имеет место познавательное понимание. Когда же речь идет о понимании
сообщения, имеется в виду коммуникационное понимание. Познавательное
понимание — предмет изучения гносеологии (теории познавания), а
коммуникационное понимание со времен античности изучается герменевтикой.
Герменевтика этимологически связана с именем Гермеса,
которого древнегреческая мифология рисовала посланцем олимпийских богов,
передававшим их повеления и послания людям. В обязанности Гермеса входило
истолкование и объяснение передаваемого текста, ему приписывалось изобретение
письма. В Древней Греции герменевтика представляла собой искусство толкования
(интерпретации) иносказаний, символов, произведений древних поэтов, прежде
всего — Гомера. В христианском богословии герменевтика ориентировалась на
толкование Библии. Особенное значение поиску истинного смысла священных
текстов придавали протестанты, которые на этой почве непримиримо враждовали с
католиками, считавшими невозможным правильное понимание Священного писания в
отрыве от церковной традиции.
С эпохи Возрождения герменевтическая проблематика вошла в
состав классической филологии в связи с актуальными тогда проблемами понимания
и включения в современность памятников античной культуры. С XIX века начался
период современной герменевтики, трактуемой как метод «вживания»,
«вчувствования» в духовную жизнь, в культуру прошлых эпох, который свойственен
гуманитарным наукам, в отличие от естественных наук. Она получила статус
философской науки, углубилась в гносеологию и онтологию (М. Хайдеггер, Г.
Гадамер, П. Рикер), и коммуникационное понимание постепенно оказалось за
пределами ее предмета.
Коммуникационное понимание может иметь три формы:
• реципиент получает новое для него знание; коммуникационное
понимание сливается с познавательным и имеет место коммуникационное познание;
• реципиент, получивший сообщение, не постигает его
глубинный смысл, ограничиваясь коммуникационным восприятием (к примеру, текст
басни понят, а мораль ее уразуметь не удалось);
• реципиент запоминает, повторяет, переписывает отдельные
слова или фразы, не понимая даже поверхностного смысла сообщения; тогда имеет
место псевдокоммуникация, так как нет движения смыслов, а есть лишь движение
материальной оболочки знаков.
Коммуникационное познание является творческим познавательным
актом, потому что реципиент не только осознает поверхностный и глубинный смыслы
сообщения, но и оценивает их с точки зрения этического долженствования и
прагматической пользы.
Предлагаются разные критерии распознавания уровня
понимания. Американские прагматики считают критерием поведение человека: если
один человек попросил другого выключить свет, то неважны познавательно-коммуникационные
операции в головах собеседников, важно, будет ли выключен свет. Если да, то
имеет место коммуникационное познание.
Другие ученые полагают, что сообщение понято правильно,
если реципиент может стать автором разумных утвердительных высказываний по
поводу его содержания, т. е. обсуждать раскрытие темы, идейно-художественные
достоинства, стиль изложения, полезность сообщения и т. д.
Третьи отвергают столь упрощенные критерии, считая, что они
не годятся для оценки адекватного понимания художественного, религиозного,
научного произведения. А. Франс заметил: «Понимать совершенное произведение
искусства, значит, в общем, заново создавать его в своем внутреннем мире». Дело
в том, что глубокое понимание включает сопереживание, т. е. нужно не только узнать
знаки и уяснить поверхностный и глубинный смысл сообщения, но также открыть и
пережить то эмоциональное состояние, которое владело автором в процессе творчества.
Конечно, не каждый человек обладает даром заново воссоздавать произведения
искусства в своей душе.
Завышенный, практически недостижимый уровень
коммуникационного познания питает скепсис относительно возможностей понимания
людьми друг друга. Гете, изучая Спинозу, пришел к выводу: «Никто не понимает
другого; никто при тех же самых словах не думает того, что думает другой; разговор,
чтение у различных людей возбуждает различные ряды мыслей». В. Гумбольдт выразился
афористично: «Всякое понимание есть вместе с тем непонимание». Ф. И. Тютчев
(1803—1873), который с 1822 по 1837 г. служил в Мюнхене и, возможно, слышал о
словах Гете и Гумбольдта, выразил свою точку зрения в известных поэтических
строках (1830 г.):
Молчи, скрывайся и таи
И чувства, и мечты свои!
Пускай в душевной глубине
И всходят и зайдут оне,
Как звезды ясные в ночи,
Любуйся ими и молчи!
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи.
Питайся ими и молчи!
Маститый литературовед Д. Н. Овсянико-Куликовский (1853
―1920) утверждал, что полное понимание одним человеком другого было бы
возможно лишь тогда, когда воспринимающий полностью уподобляется говорящему,
теряет индивидуальные особенности своей личности. Чтобы полностью понять
Пушкина, недостаточно прочесть все книги, которые он читал, нужно еще не читать
то, что не читал он.
Наш современник Ю. Б. Борев как бы отвечает Д. Н. Овсянико-Куликовскому:
«Понимание вовсе не есть соприкосновение душ. Мы понимаем мысль автора
настолько, насколько мы оказываемся конгениальны ему… Объем духовного мира
автора шире самого обширного авторского текста. Понимание имеет дело с
текстом, а не с духовным миром человека, хотя они и не чужды друг другу».
Проблему понимания усугубляет еще и тот факт, что оно всегда
сопровождается «приписыванием смысла» со стороны реципиента. Получается
ситуация «суперпонимания», которую А. А. Потебня описал так: «Слушающий может
гораздо лучше говорящего понимать то, что скрыто за словом, и читатель может
лучше самого поэта постичь идею его произведения…, сущность, сила такого произведения
не в том, что разумел под ним автор, а в том, как оно действует на читателя».
Действительно, ученый-герменевтик может прочитать в трактате средневекового алхимика
такие откровения, о которых тот и не подозревал.
Итак, проблема коммуникационного познания остается
открытой, это еще одна, наряду с проблемой смысла, terra incognita нашей науки.
Несколько лучше обстоит дело с коммуникационным восприятием. Не доходя до
глубинных мотивов и замыслов коммуниканта, реципиент в состоянии поддерживать
диалог с ним и даже «понимать мысль автора настолько, насколько он оказывается
конгениальным ему». Что касается «псевдокоммуникации», то, вообще говоря, она
— обыденное явление в нашем общежитии и причина многих недоразумений и
конфликтов.
.
