ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
3. Закон прогресса
.
3. Закон прогресса
Становление социологии неотделимо от идеи социального
прогресса. Непосредственные предшественники этой науки и ее пионеры были
убеждены, что она призвана, во-первых, обнаруживать и исследовать прогресс, его
факторы и условия; во-вторых, вносить существенный вклад в него.
В истории социальной мысли в принципе существовали четыре
теории, оценивающие направленность и качество социального развития. Это теории
прогресса, регресса, циклического развития (круговорота) и маятникового
развития. Последнюю теорию можно считать разновидностью предыдущей, так как
маятниковое движение составляет часть или разновидность кругообразного.
В многочисленных мифах древности присутствует идея о том,
что общество деградирует, т. е. развивается регрессивно. Эта идея регресса представлена,
в частности, в древнегреческом мифе о последовательной смене веков: золотого,
серебряного, медного и железного. Вообще представление о развитии по нисходящей
было весьма распространено в античности. Древнегреческий поэт Гесиод (VIII–VII
вв. до н. э.) представил идею регресса в виде последовательной смены пяти
веков: золотого, серебряного, медного, героического и железного. Поэтому он
воспевает “светлое прошлое”:
В прежнее время людей племена на земле обитали,
Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы,
Ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных.
(Труды и дни, 90–92, Пер. В. В. Вересаева)
Из теории регресса, в частности, вытекала исключительно
важная роль канона в искусстве и ремесле древних греков. Представление о
регрессе, особенно моральном, было распространено и в Древнем Риме. У Горация
читаем:
Чего не портит пагубный бег времен?
Ведь хуже дедов наши родители,
Мы хуже их, а наши будут
Дети и внуки еще порочней.
(Оды, III, 6, 46 – 49. Пер. H. Шатерникова)
Идею общественного регресса в античности обосновывал также
Луций Анней Сенека.
Весьма популярным в античности было и представление о
циклическом характере социального развития. Этот взгляд разделяли, в частности,
Платон, Аристотель и греческий историк Полибий (II–I вв. до н. э.). Для
Древнего Рима характерно истолкование социального развития по аналогии с
возрастными фазами жизненного цикла человека; в историческом процессе различали
детство, юность, зрелость, старость.
Вместе с тем в античности существовала и идея прогресса,
совершенствования, развития по восходящей. Но она не играла заметной роли и
относилась не столько к обществу в целом, сколько к развитию знаний, науки и
техники.
Средневековое европейское сознание, как обыденное, так и
теоретическое (преимущественно теологическое), ориентировано главным образом на
прошлое [28, 136]. Учения относительно будущего спасения, совершенства,
“тысячелетнего царства” Бога и праведников (хилиазм) чаще всего представляли
собой не констатации исторического процесса, а именно веру в будущее торжество
определенного идеала (спасения, справедливости и т. д.). Правда, историки
социальной мысли находят элементы концепции прогресса и в средние века.
Например, итальянский мыслитель Иоахим Флорский (Калабрийский) изображал
всемирную историю как последовательную смену трех эпох, воплощающих членов
святой Троицы: Отца, Сына и Святого Духа; каждая последующая эпоха является
необходимым этапом совершенствования человечества, которое на третьем этапе
достигает полной духовной свободы, справедливости и мира.
Но вера в социальный прогресс в целом не характерна не
только для средневековья, но и для мыслителей нового времени вплоть до XVIII в.
Даже у Монтескье, не говоря о более ранних философах, не было более или менее
ясной и развернутой концепции социальной эволюции. Чаще всего для них история
выступала не как связная последовательность событий и институтов, а в виде
набора поучительных “историй”. Исходя из представления об одинаковости
человеческой природы, “они или совсем не прибегали к истории или же видели в
ней не более как собрание типов, парадигмов для мысленной реконструкции
действия одних и тех же законов личной или общественной жизни людей”; “они как
бы не видят существенной разницы между прошедшим, настоящим и будущим” [27,
591–592].
Джамбаттиста Вико разработал теорию, согласно которой каждое
общество совершает эволюционный цикл, состоящий из трех последовательно
сменяющих друг друга стадий: “века богов”, который представлен в мифах; “века
героев”, который представлен в героическом эпосе; “века людей”, который
представлен в историографии. Каждый цикл развития завершается кризисом и
разрушением данного общества.
Руссо, хотя и размышлял о прогрессе, считал, что он не может
охватывать общество в целом: выигрывая в одном отношении, люди теряют в другом.
В своем знаменитом сочинении на тему, предложенную Дижонской академией,
“Способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов?” (1750), он
отрицательно отвечает на поставленный вопрос.
Вольтер также не признавал общественного прогресса,
утверждая, что “мир всегда будет таким, как теперь”. “Все к лучшему в этом
лучшем из миров”, – иронизировал он над оптимизмом Лейбница, который заявлял в
своей “Теодицее”: “Бог не создал бы мира, если бы он не был лучшим из всех возможных”.
Подобно Вольтеру, и многие другие энциклопедисты также скептически относились к
идее прогресса общества.
В середине XVIII в., однако, среди просветителей начала
зреть другая тенденция. Это была рационалистическая теория прогресса, согласно
которой, несмотря на разного рода коллизии, драмы и отступления, человечество,
общества, социальные институты постепенно и неуклонно развиваются
поступательно, совершенствуются, движутся по восходящей линии. В основе этого
прогресса лежат успехи человеческого разума, воплощаемые в развитии наук,
техники, искусств. Сама разумная природа человека толкает его к тому, чтобы
совершенствоваться самому и совершенствовать свою среду, в том числе
социальную. Рационалистическая теория прогресса носила в значительной мере антропологический
характер: она была теорией одновременно социального и человеческого прогресса.
Первым, кто сформулировал и обосновал рационалистическую
теорию прогресса, был Анн Робер Тюрго. В своей знаменитой речи
“Последовательные успехи человеческого разума”, произнесенной в Сорбонне 11
декабря 1750 г., он утверждал, что в отличие от природы, где господствуют
неизменные законы, повторяемость и круговорот одинаковых явлений, мир людей –
это мир изменчивости и новизны. Все эпохи связаны между собой цепью причин и
следствий; знаки языка и письменности дают возможность людям передавать знания
от поколения к поколению; сокровищница этих знаний постоянно увеличивается
благодаря новым открытиям. Человеческий род, согласно Тюрго, рассматриваемый с
философской точки зрения, с момента своего возникновения выступает как
бесконечное целое, которое, подобно индивиду, пребывает сначала в младенчестве,
а затем прогрессивно развивается [29,51].
Скорость прогресса, по Тюрго, зависит в первую очередь от
сочетания обстоятельств и талантов людей. Последние либо развиваются
обстоятельствами, либо глушатся и уничтожаются ими: “Приходится признать, что
если бы Корнель, выросший в деревне, шел за плугом всю свою жизнь, что если бы
Расин родился в Канаде среди гуронов или в Европе в XI в., то они никогда не
могли бы проявить своих дарований. Если бы Колумб и Ньютон умерли 15-летними,
Америка, может быть, была бы открыта лишь на 200 лет позже, и мы не знали бы
еще, может быть, истинной системы мира. И если бы Вергилий погиб в младенчестве,
мы не имели бы Вергилия, ибо не было двух Вергилиев” [30, 107].
Тюрго различал три стадии в культурном прогрессе
человечества: религиозную, спекулятивную и научную, – предвосхитив этим
периодизацию истории Сен-Симоном и Контом. Свой общий взгляд на социальный и
человеческий прогресс он резюмировал таким образом: “Интерес, честолюбие,
тщеславие обусловливают беспрерывную смену событий на мировой сцене и обильно
орошают землю человеческой кровью. Но в процессе вызванных ими опустошительных
переворотов нравы смягчаются, человеческий разум просвещается, изолированные
нации сближаются, торговля и политика соединяют, наконец, все части земного
шара. И вся масса человеческого рода, переживая попеременно спокойствие и
волнения, счастливые времена и годины бедствий, всегда шествует, хотя
медленными шагами, ко все большему совершенству” [29, 51–52].
Помимо Тюрго идею общественного прогресса во второй половине
XVIII в. обосновывали философ Дж. Пристли и историк Э. Гиббон (Англия),
швейцарский философ, историк и педагог И. Изелин, философы И. Кант, Г. Э.
Лессинг, И. Г. Гердер (Германия) и др.
Через всю социальную философию Гегеля проходит идея
закономерного прогрессивного развития. Понимая историческое развитие как
самораскрытие “мирового духа”, он доказывал, что смысл истории – это прогресс в
сознании свободы.
Наиболее развернутую и законченную форму рационалистическая
теория прогресса получила в сочинении французского философа, математика и
политического деятеля Жан-Антуана Кондорсе (1743–1794) “Эскиз исторической
картины прогресса человеческого разума”, опубликованного после смерти автора
(1795). Кондорсе исходил из положения о безграничности возможностей
человеческого разума и способности человека к совершенству. С другой стороны, и
природа не устанавливает никаких границ для этих безграничных потенций
человека, реализация которых может остановиться только с прекращением
существования нашей планеты. Хотя собственная жизнь Кондорсе в период создания
“Эскиза” не давала оснований для оптимизма (правительство Робеспьера
приговорило его к смертной казни по обвинению в заговоре, и он покончил жизнь
самоубийством в тюрьме), вся его теория проникнута оптимистическим
мировоззрением, верой в бесконечность и необратимость прогресса человечества.
В истории человечества Кондорсе различает десять
последовательно сменяющих одна другую эпох, в целом составляющих этапы
прогрессивного развития человечества. В основе этого развития лежит прогресс
разума, который реализуется в развитии научных знаний, технических достижениях,
хозяйстве, политических режимах. Прогресс разума осуществляется в борьбе с
различными заблуждениями, абстракциями и суевериями.
Подобно другим предшественникам социологии Кондорсе был
убежден в том, что в социальном мире, как и в природе, действуют известные и
еще не познанные общие законы, которые являются “единственным фундаментом веры
в естественных науках…” [31, 161]. Надежды на будущее состояние человечества
он сводил к “трем важным положениям: уничтожение неравенства между нациями,
прогресс равенства между различными классами каждой, наконец, действительное
совершенствование человека” [там же].
Идеи Тюрго и Кондорсе нашли непосредственное продолжение у
Сен-Симона и его школы. Прогресс для Сен-Симона – универсальный закон природы:
он управляет людьми даже независимо от их воли. Основа общественного прогресса
– в разуме, воплощенном в научных знаниях, технических достижениях, индустрии и
в людях, которые осуществляют прогресс в этих областях: ученых, изобретателях,
“индустриалах”.
Согласно Сен-Симону, общество в своем прогрессивном развитии
переходит от военного типа к промышленному. В истории общества происходит
прогрессивная смена форм труда: от рабства – к крепостничеству, затем – к
свободному труду и, наконец, – к труду обобществленному. Новое общество и новая
мораль, основанные на науке, заключают в себе, во-первых, принцип уважения к
труду, обязательности труда и возможности трудиться каждому; во-вторых, принцип
братской любви и взаимопомощи. Эти принципы “нового христианства” представляют
собой вершину общественного прогресса, к которой движется современное
человечество. Поэтому Сен-Симон оптимистически пророчествовал: “Золотой век,
который слепое предание относило до сих пор к прошлому, находится впереди нас”
[32, 273]. Вера в существование социальных законов, и прежде всего закона
прогресса, была главным источником научных и реформаторских поисков этого
провозвестника социологии.
Вообще вера в прогресс, выступавшая в форме знания о
прогрессе, постоянно вдохновляла предшественников, пионеров и основателей социологии.
Без представления о том, что общество совершенствуется, у них не могла бы
возникнуть мысль о том, что его можно усовершенствовать. А без этой мысли, в
свою очередь, идея исследовать общество и разрабатывать науку о нем показалась
бы им и окружающим бесплодным занятием, в лучшем случае игрой.
Рационалистическая теория прогресса служила для них источником не только
социального, но и познавательного оптимизма, внушая веру в то, что общество
может быть познано рациональными средствами. Эта теория обосновывала
социологическое представление о временно й связи и преемственности
различных обществ и общественных состояний, причинной обусловленности
социальных явлений. Наконец, через понятие прогресса в социологию на ее
доисторической и раннеисторической фазах внедрялись очень важные для ее
будущего идеи историзма, социальной эволюции, социальной динамики, социального
процесса, социального изменения, социальной инновации и т. п.
Правда, рационалистическая теория прогресса содержала,
несомненно, и ряд изъянов, впоследствии осмысленных в истории социологии. Само
понятие прогресса носит в значительной мере оценочный, нормативный характер,
поэтому пионеры социологической мысли стремились давать ему чисто описательную
трактовку, устраняя из него те значения, которые заставляли думать о большем
или меньшем совершенстве определенных обществ и общественных состояний. Но у
них это не очень хорошо получалось, и оценочный элемент в понятии прогресса
продолжал присутствовать, явно или неявно. Социальная действительность в ХIХ–ХХ
вв. не подтверждала оптимистических ожиданий, заключенных в прогрессистском
мировоззрении. Наконец, понятие прогресса, так же как и понятие социального
закона, содержало в себе изрядную дозу фатализма. Предсказывая будущий “золотой
век” (впрочем, по-разному понимаемый), который согласно закону прогресса
неизбежно наступит, предшественники и пионеры социологии зачастую ощущали себя
не столько учеными, сколько пророками и даже спасителями человечества,
призванными ускорить грядущее, более счастливое, более “прогрессивное”
состояние. Люди в такой интерпретации оказывались не более, чем “орудием”
прогресса.
Неудивительно, что теория общественного прогресса,
стимулировавшая возникновение социологии, довольно рано стала подвергаться
разносторонней критике в той самой науке, которую эта теория в известном смысле
породила. Слово “прогресс” постепенно стало вытесняться из социологического
словаря такими терминами, как “эволюция” (впрочем, этот термин часто оказывался
близок по значению к термину “прогресс”), “изменение”, “процесс” и т. п.
Тем не менее, рационалистическая идея прогресса была важным
и необходимым этапом в становлении социологии. То же самое относится и к более
широкой идее социального закона. Понятие “закон” было основательно
дискредитировано в истории социологии тем, что оно часто трактовалось с позиций
натурализма, наивного и плоского детерминизма и фатализма. Закон стали понимать
как выражение “исторической необходимости”, одной из наиболее распространенных
и опасных философско-исторических и социологических фикций нового и новейшего
времени. Поэтому серьезные социологи в XX в. обычно либо избегают применять
понятие “закон”, либо используют его очень осторожно, подчеркивая его
вероятностный характер, а также ограничивая сферу действия того или иного
“закона” строго определенными пространственно-временными рамками. Стремясь
выразить более или менее устойчивые связи в социальных явлениях и процессах,
современные социологи часто бывают гораздо менее смелыми в претензиях и
выражениях, чем их коллеги в прошлом. В отличие от последних они стремятся не
столько открывать “неизменные естественные законы”, сколько выявлять и
исследовать принципы, зависимости, тенденции, каузальные отношения, типы и т.
п.
Тем не менее, идея социального закона имела исключительно
важное значение для возникновения и становления социологии как науки. Ведь
согласно этой идее, социальные явления, так же как и природные, не поддаются
произвольному манипулированию; они достаточно прочны и устойчивы, поэтому
управлять ими можно лишь в ограниченных пределах и только опираясь на них
самих; им свойственны пространственная и временная упорядоченность, доступная
рациональному постижению. Все это означало, что наука о социальных явлениях
возможна и необходима.
.
