ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
АРИСТОТЕЛЬ
.
АРИСТОТЕЛЬ
…Следует рассмотреть, каковы те причины и начала, наука о
которых есть мудрость4. Если рассмотреть те мнения, какие мы имеем о мудром,
то, быть может, достигнем здесь больше ясности. Во-первых, мы предполагаем, что
мудрый, насколько это возможно, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом
предмете в отдельности. Во-вторых, мы считаем мудрым того, кто способен
познать трудное и нелегко постижимое для человека (ведь воспринимание чувствами
свойственно всем, а потому это легко и ничего мудрого в этом нет). В-третьих,
мы считаем, что более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более
способен научить выявлению причин, и, [в-четвертых], что из наук в большей
мере мудрость та, которая желательна ради нее самой и для познания, нежели та,
которая желательна ради извлекаемой из нее пользы, а [в-пятых], та, которая
главенствует, в большей мере, чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не
получать наставления, а наставлять, и не он должен повиноваться другому, а ему
— тот, кто менее мудр.
Вот каковы мнения и вот сколько мы их имеем о мудрости и
мудрых. Из указанного здесь знание обо всем необходимо имеет тот, кто в
наибольшей мере обладает знанием общего, ибо в некотором смысле он знает все
подпадающее под общее. Но, пожалуй, труднее всего для человека познать именно
это, наиболее общее, ибо оно дальше всего от чувственных восприятии. А наиболее
строги те науки, которые больше всего занимаются первыми началами: ведь те,
которые исходят из меньшего числа [предпосылок], более строги, нежели те,
которые приобретаются на основе прибавления (например, арифметика более строга,
чем геометрия). Но и научить более способна та наука, которая исследует
причины, ибо научают те, кто указывает причины для каждой вещи. А знание и
понимание ради самого знания и понимания более всего присущи науке о том, что
наиболее достойно познания, ибо тот, кто предпочитает знание ради знания,
больше всего предпочтет науку наиболее совершенную, а такова наука о наиболее
достойном познания. А наиболее достойны познания первоначала и причины, ибо
через них и на их основе познается все остальное, а не они через то, что им
подчинено. И наука, в наибольшей мере главенствующая и главнее
вспомогательной,— та, которая познает цель, ради которой надлежит действовать
в каждом отдельном случае; эта цель есть в каждом отдельном случае то или иное
благо, а во всей природе вообще — наилучшее.
Итак, из всего сказанного следует, что имя [мудрости] необходимо
отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые
начала и причины: ведь и благо, и «то, ради чего» есть один из видов причин. А
что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперь и
прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись
тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь
таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о
смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. Но
недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит
мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного).
Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то,
очевидно, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь
пользы. Сам ход вещей подтверждает это; а именно: когда оказалось в наличии
почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет
удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не
ищем его ни для какой другой надобности. И так же как свободным называем того
человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта
наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя.
Аристотель. Метафизика 4 // Сочинения. В 4 т. М., 1975.
Т. I. С. 67—69
.