ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
3. ОБЩЕСТВО КАК САМОДОСТАТОЧНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА
.
3. ОБЩЕСТВО КАК САМОДОСТАТОЧНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА
Едва ли будет правильным усматривать искомое различие в
таких признаках группы, как, к примеру, ее размер, численность. Все мы
прекрасно знаем, что многомиллионная партия — как это следует из этимологии
слова «партия» — является всего лишь частью общества, в то время как племя
дикарей, не достигающее и 1000 человек, является настоящим полноценным
человеческим обществом.
Специфика общества связана, конечно же, не с его размерами и
прочими внешними свойствами, а с признаком самодостаточности, означающим, что
обществом может считаться только такой коллектив людей, который способен
самостоятельно создавать и воссоздавать феномен общественной жизни со всеми
«социетальными» свойствами, отличающими ее от природных процессов. О чем
конкретно идет речь?
Чтобы ответить на этот вопрос, представим себе обычную
социальную группу — все ту же футбольную команду, о которой говорилось выше.
Мы уже знаем, что ее можно рассматривать как реальную группу людей, связанных
общими интересами и целями, стремящихся достигнуть их совместной
скоординированной деятельностью. В то же время существуют важные причины, по
которым мы не можем считать эту группу полноценным человеческим обществом.
Все дело в том, что бытие футболистов как социальных
существ, способных к общественной посвоему характеру деятельности, не может
быть обеспечено усилиями самого футбольного клуба, который немедленно исчезнет
с лица земли, если окажется предоставленным самому себе.
В самом деле, не будем забывать о том, что в круг забот
профессиональных футболистов не входит ни производство продуктов питания, ни
конструирование и строительство стадионов, ни оказание хирургической помощи при
травмах и т. д. и т. п. Эти и подобные предметы и услуги совершенно необходимы
для того, чтобы команда могла нормально работать. Однако коллектив получает их
«извне», «из рук» других специализированных групп, предоставляя им в обмен
продукт собственной деятельности, а именно футбольное зрелище. В аналогичной
ситуации, как нетрудно догадаться, находятся не только футболисты, но и актеры,
полицейские, депутаты парламента и представители прочих общественных групп, не
имеющих статуса общества.
Теперь представим себе, что наши футболисты или актеры в
силу тех или иных обстоятельств очутились на необитаемом острове, где оказались
предоставлены сами себе. Возникает вопрос: останутся ли они по-прежнему лишь
футбольной командой или театральной труппой? Интуиция подсказывает нам
очевидный ответ: люди на необитаемом острове смогут выжить лишь в том случае,
если попытаются превратить себя из частной социальной группы в нечто большее,
предпримут попытку уподобиться полноценному человеческому обществу.
Спрашивается: что должно измениться в жизни коллектива,
чтобы он стал обществом? Каков тот магический кристалл, который мог бы
превратить нападающих и полузащитников, трагиков, комиков и характерных
героинь в социальную систему, в чем-то подобную Франции, Японии или США?
Отвечая на этот вопрос, мы вслед за американским теоретиком
Т Парсонсом должны будем использовать слово «самодостаточность», рассматривая
общество в качестве «того типа социальной системы, который достигает высшего
уровня самодостаточности».
В действительности за «страшным» словом прячется довольно
простое содержание. Самодостаточными социология называет такие реальные группы
людей, которые способны собственной деятельностью создавать и воссоздавать все
необходимые условия совместного существования. Короче говоря, производить все
потребное для коллективной жизни.
Это значит, что нашим актерам уже не на сцене, а в реальной
жизни придется исполнять роли рыбаков и дровосеков, охотников и строителей, врачей
и педагогов, ученых и милиционеров. Число таких занятий будет расти и множится,
пока все необходимые для совместного существования функции не найдут своих
исполнителей. Это и будет означать, что коллектив приобрел самодостаточность,
представляющую собой главное отличие общества от «необществ», которые не в
состоянии выжить «в одиночку», самостоятельно обеспечить себя всем необходимым
для жизни.
Вполне уместным будет вопрос: а что именно придется делать
людям, оказавшимся на необитаемом острове, каков тот точный набор функций, без
которых невозможно воспроизводство общественной жизни или реальное
существование социальных сущностей? Этот вопрос есть в действительности вопрос
о структуре общества, к рассмотрению которого мы перейдем ниже. Пока же нам следует
облечь теоретическую абстракцию общества в конкретные исторические одеяния,
т.е. ответить на вопрос: какие именно коллективы, существующие в человеческой
цивилизации, подходят под определение реальных самодостаточных групп, могут
рассматриваться как организационная форма производства и воспроизводства
общественной жизни?
Как уже отмечалось выше, на планете Земля реальная
общественная жизнь людей осуществлялась и до сих пор осуществляется как жизнедеятельность
отдельных социальных групп, разделенных пространством и временем, языком и
культурой, национальными границами, экономическими и политическими различиями в
образе жизни, историческим прошлым и перспективами на будущее.
К примеру, эскимосы Аляски, аборигены Австралии или жители
Японских островов долгое время были представлены самим себе, не вступали в
контакты между собой и остальным миром. Тем не менее, такая изоляция не
помешала им создать анклавные очаги социальности, отличающиеся друг от друга
по «качеству жизни», но в равной степени соответствующие общим критериям
общественной жизни в ее отличии от природных процессов. Все эти образования
представляли собой полноценные общества, обеспечивающие социализацию человеческих
индивидов, организацию совместной деятельности людей, направленной на
удовлетворение их жизнеобеспечиваюших («органи-змических» и «социетальных»)
потребностей, передачу исторической эстафеты от одних поколений к другим и т.д.
и т.п.
Разные ученые именуют такие самодостаточные группы с помощью
различных терминов — «народы», «страны», «государства» и т. д. Не углубляясь
сейчас в проблему классификации реальных субъектов истории, отметим, что
изначально самодостаточные социальные группы были представлены этносами, т. е.
группами людей, связанных общностью исторического происхождения, закрепленного
в единстве языка и культуры. Такие этнические группы, как египтяне, евреи,
китайцы и пр., представляли собой исторически исходную форму существования
обществ (которые начиная с родоплеменных союзов имели, как правило,
моноэтнический характер, существовали под единой «национальной крышей», так что
русский, живший за пределами России, был большой редкостью).
Позднее в истории этническое и социальное начала начинают
расходиться. Так, этнические группы нередко перестают быть обществами,
сохраняя духовную общность языка, религии, исторического самосознания и пр., но
теряя единство национальной территории, экономики и
административно-политического управления, как это произошло, к примеру, с
еврейским этносом. Возникает различие между «этническим ядром», представленным
самодостаточными этно-социальными группами, «этнической периферией», которую
составляют люди одной национальности, компактно проживающие за пределами своей
исторической родины, и «этнической диаспорой» — номинальной группой соотечественников,
разбросанных «по городам и весям».
С другой стороны, реальные общества теряют свою «моноэтническую»
окраску (так, в современное французское общество включаются люди, совсем не
обязательно являющиеся этническими французами, к примеру алжирцы, вполне
приверженные своим национальным ценностям и при этом постоянно проживающие и
работающие во Франции, осознающие себя и являющиеся ее полноправными гражданами).
Многонациональным было уже древнее римское общество, не говоря уже о
современном американском, которое представляет собой «плавильный котел» самых
различных рас и национальностей, сумевших интегрироваться в нацию —единую
социально-экономическую, политическую, культурную систему. Часто единое
общество складывается как добровольное федеративное или конфедеративное
объединение различных национальностей (как это имеет место в современной
Швейцарии, представляющей собой единое многонациональное общество). Все это
означает, что социологическое понятие общества шире .этнографических категорий,
обозначающих ту или иную форму национальной принадлежности.
С другой стороны, понятие общества далеко не всегда
совпадает с понятиями «страна» или «государство», если понимать их как единое
политико-административное образование с общей системой управления,
государственными границами, денежным обращением, налогами и т. д. Мы знаем, что
в период колониального владычества Великобритании она представляла собой
подобное имперское устройство, и, тем не менее, англичане, австралийцы,
индийцы, пакистанцы и прочие народы, жившие в государстве, закрашенном на карте
мира одним и тем же цветом, никогда не составляли единого в социологическом
смысле общества, ибо никогда не обладали духовным единством, сознанием общих
жизненных целей и судеб. Политическая интеграция, тем более основанная на
насилии, завоевании, сама по себе не способна создать такую устойчивую
социальную систему, как общество, о чем свидетельствует неизбежный развал всех
известных истории империй, сколоченных только силой оружия.
Отметим, наконец, что общество отличается от государства и в
том случае, если мы понимаем государство уже не как страну на политической
карте мира, а как важнейший политический институт, включающий в себя различные
правительственные органы, армию, полицию, суд и пр., призванный обеспечивать
политическую и административную целостность общества, координировать различные
сферы его жизни. Очевидно, что так понимаемое государство представляет собой
всего лишь часть целостного общества. Однако эта истина далеко не сразу была
понята социальными мыслителями, которые долгое время отождествляли часть и
целое — общество и созданное им, представляющее его государства. Лишь в Новое
время европейские мыслители сумели достаточно строго отличить государство от
так называемого «гражданского общества», под которым стали понимать
всю совокупность неполитических социальных групп (классов, сословий, цеховых
союзов, семей и пр.), интересы которых пытается тем или иным способом
координировать, соподчинить государство.
Соответственно стало ясно, что реальное человеческое
общество с развитой социальной структурой представляет собой противоречивое
единство государства и «гражданского общества», полагающих существование друг
друга.
Оставляя сейчас в стороне все тонкости исторического бытия
общества, отметим, что, по мнению большинства ученых, его критериям
соответствуют так называемые «национально-государственные» объединения людей,
обладающие автономной общественной жизнью (в ее организационном, хозяйственном,
социальном и духовном измерениях — об этом ниже). Речь идет о Японии, Польше,
США и тому подобных объединениях людей, обладавших и обладающих статусом
реальных самодостаточных групп.
Свидетельством в пользу такого вывода может послужить хотя
бы следующее «филологическое» соображение. Нетрудно понять, что обретение
самодостаточности, присущей обществу, означает одновременно утрату социальной
группой той особой частной функции, которая отличала ее от других групп. В
самом деле, ни у кого из нас не вызовет затруднений вопрос, для чего существуют
полицейские, актеры или футболисты. Однако не каждый человек найдет, что
ответить на «детский вопрос»: для чего существует французское или польское
общество, что они призваны делать в качестве реальных самодеятельных групп?
Очевидно, что общество не имеет главной и единственной функции, если не считать
ею интегральную задачу выживания и развития, ради которой, оно исполняет все
функции, необходимые для совместного существования людей. Именно поэтому
человек может быть профессиональным политиком, военным или обувщиком, но он не
может быть «профессиональным поляком» или французом — эти понятия означают
принадлежность не к тому или иному занятию, профессии, но к самодостаточной
социальной группе, «совмещающей» все необходимые профессии.
Достаточно ли строг, однако, предложенный нами критерий? Попробуем
подвергнуть его исторической проверке и спросим себя: не существует ли в
истории таких социальных групп, которые обладали бы выраженной
самодостаточностью и в то же время не могли бы рассматриваться в качестве полноценных
обществ?
Казалось бы, за примерами не следует ходить далеко. Возьмем,
например, крестьянскую общину в средневековой Европе. Разве она, ведя замкнутое
натуральное хозяйство, не обеспечивала все необходимое для жизни — не только
своей, не совпадая при этом с многослойным феодальным обществом?
Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Самодостаточность
крестьянской общины иллюзорна и может признаваться лишь теми людьми, которые
сводят общественную жизнь к хозяйственной деятельности, так называемому
материальному производству. Зададимся простым вопросом: могли ли крестьяне в
поте лица своего трудиться на полях и фермах, если бы не имели маломальской
гарантии того, что все созданное ими не будет отобрано случайным отрядом
разбойников? Спрашивается, кто осуществлял функцию воинской защиты населения?
Куда устремлялись крестьяне в случае нападения «внешнего врага»? Кто
осуществлял необходимую функцию правовой регуляции, «верщил суд» и обеспечивал
правопорядок в обществе? Кто «отвечал» за отправление религиозных потребностей
людей, и т. д. и т. п.? Глубоко ошибаются те, кто, утверждая самодостаточность
крестьянства, рассматривают все прочие сословия, и прежде всего феодальное
дворянство, в качестве закоренелых паразитов, единственным занятием которых
являлся грабеж и эксплуатация крестьянства. На самом деле, система
общественного разделения труда, сложившаяся в средневековье, предполагала
«взаимную полезность» самых различных сословий, постоянные конфликты которых не
мешали им вместе — и только вместе! — составлять самодостаточное феодальное
общество, просуществовавшее весь отведенный ему историей срок.
Столь же ошибочными были бы попытки рассматривать в качестве
Реального самодостаточного образования такие социальные группы, как известная
всем семья Лыковых, затерянная в «таежном тупике», о котором писала
«Комсомольская правда». На первый взгляд, мы имеем дело с человеческим
коллективом, осуществляющим совместную деятельность на началах полной и
абсолютной самодостаточности. В самом деле, в отличие от средневековой общины
члены такой семьи обладали не только экономической, но и организационное
самодостаточностью, т.е. вполне самостоятельно регулировали отношения в своем
коллективе, самостоятельно обеспечивали собственную безопасность, не платили
никаких налогов государственным инстанциям и т.д. и т.п.
Но означает ли этот факт, что мы имеем дело с подлинно
самодостаточным образованием, которое заставляет нас уточнить критерии
общества, чтобы не считать им малую группу людей, столь отличную от национально-государственных
образований?
Попытки такого уточнения предпринимались в истории социальной
мысли. Мы имеем в виду стремление некоторых теоретиков связать отличие общества
от «частных» социальных групп с особенностями исторического возникновения тех и
других. Действительно, и политические партии, и армия, и производственные
коллективы вполне сознательно создаются, «изобретаются» людьми (хотя это далеко
не всегда происходит по капризу человеческой воли: люди так или иначе осознают
необходимость или целесообразность такого «изобретения» и осознанно воплощают
его в жизнь). В то же время ни Польша, ни Франция, ни Япония не были созданы
«по плану», а возникли в процессе вполне стихийного этногенеза. Соответственно
такие общества являются уже не просто организациями людей, а исторически
возникшими общностями, т. е. обладают особенностями генезиса, явно
отсутствующими у семьи Лыковых.
Отметим, что подобное отличие в механизмах возникновения
социальных групп действительно имеет место, однако оно не является ни
достаточным, ни необходимым критерием различения обществ и «необшеств»29. Чтобы
доказать, что малая семейная группа, затерянная в тайге, не может считаться
обществом, нам не нужны подобные дополнительные критерии. Нужно лишь правильно
понимать феномен самодостаточности, осознавать, что она не ограничивается ни
сферой хозяйства, ни административной саморегуляцией, но включает в себя
ментальную, духовную самодостаточность, явно отсутствующую в рассматриваемом
нами случае. В самом деле, считать семейство Лыковых самостоятельным обществом
мы сможем лишь в том случае, если докажем, что духовность этих людей, привычные
им стереотипы мышления и чувствования заставляют нас считать их не русскими
старообрядцами, оказавшимися в условиях искусственной изоляции, а
представителями нового, самостоятельного этноса.
В этом плане далеко не каждая группа людей, ведущая
автономную практическую жизнь, является обществом, представляя собой зачастую
не более чем «колонию», созданную в тех или иных целях. Спрашивается: при
каких условиях жители испанских воинских поселений в Латинской Америке,
практически независимые от метрополии, перестают быть испанцами и становятся
колумбийцами, чилийцами или аргентинцами? Ответ однозначен: лишь тогда, когда
экономическая и административно-политическая самодостаточность группы дополняется
реальной культурной автономией, которая выражается в устойчивых, передаваемых
из поколения в поколение особенностях мышления и чувствования, людей,
закрепляемых в языке, искусстве, стандартах поведения и т. д. и т. п.
Считая основным признаком общества его функциональную
самодостаточность, мы не можем не поставить еще один непростой вопрос. Всем
известна та высочайшая степень взаимной зависимости, которая существует между
странами и народами в современной истории. На наших глазах сложилась система
международного разделения труда, которая ставит экономическую конъюнктуру
Франции в зависимость от политики американского президента, успешную работу
японских предприятий — от стабильной добычи нефти на Ближнем Востоке и т. д. и
т. п. Не означает ли это, что современные страны уже нельзя считать обществами,
что ими являются лишь отдельные нецивилизованные племена, живущие в условиях
экономической автаркии, политической и культурной самоизоляции (или наднациональные
цивилизации, как в этом убежден, к примеру, известный английский историк и
философ А. Тойнби)30?
Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Вполне
возможно, что современное человечество вступило в процесс формирования единой
планетарной цивилизации, в которой отдельные страны и народы действительно
потеряют статус автономных самодостаточных единиц (с наибольшей интенсивностью
в этом направлении движутся страны Общего рынка, близкие к созданию
«Соединенных Штатов Европы» — вопреки убеждению В.И. Ленина в невозможности
подобной интеграции несоциалистических стран). И, вместе с тем, современное
человечество находится лишь в начале этого процесса, в той его фазе, когда
понятия «национальная экономика», «национальная политика» еще не стали фиктивными,
а отдельные страны все еще являются обществами, не потерявшими принципиальную
способность выживать в режиме автономного существования (т. е. сохраняющими
потенциальную самодостаточность).
Итак, анализируя общество в узком социологическом смысле
этого понятия, мы рассматриваем его как самодостаточную социальную систему —
продукт совместной деятельности людей, способных собственными усилиями
создавать необходимые условия существования. Естествен вопрос: а какие именно
«необходимые условия» имеются в виду? Чтобы ответить на него, мы должны перейти
от определения понятия общества к изучению конкретных законов его организации
Такое изучение, как отмечалось выше, начинается со структурного анализа
общества, установления всей совокупности образующих его частей.
.
