ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
2. ЭЛЕМЕНТЫ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
.
2. ЭЛЕМЕНТЫ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
Речь идет о проблеме выделения простейших, далее неделимых
элементов общества. Существует, как мы увидим ниже, однозначная связь между
числом и характером его наиболее широких подсистем и мельчайшими элементами, из
которых строятся и сами подсистемы, и более дробные их компоненты. О каких же
элементах идет речь?
При ближайшем рассмотрении они оказываются простейшими
образованиями совместной деятельности людей, необходимыми для ее осуществления.
До сих пор мы рассуждали о необходимости различных форм деятельности,
направленных на добывание пищи, создание инженерных проектов, поддержание
общественного порядка и т.д. В стороне оставался другой важнейший вопрос: а как
устроены все подобные формы коллективной деятельности, что нужно для их осуществления,
при каких минимальных условиях может быть построена египетская пирамида,
сконструирован самолет или отражено нападение неприятеля? Ответ на этот вопрос
приводит нас к выделению четырех необходимых организационных элементов, без
труда обнаруживаемых в любом из видов совместной деятельности людей.
Субъекты. Выше, рассматривая организацию простейшего акта
деятельности — социального действия, — мы констатировали то очевидное
обстоятельство, что необходимым условием любой деятельности является наличие
осуществляющих ее людей, способных быть ее субъектами, т.е. носителями
целенаправленной активности, с которыми связаны ее пусковые и регулятивные
механизмы.
Едва ли нужно убеждать кого-нибудь в том, что при
коллективных формах деятельности ситуация меняется лишь в плане увеличения
числа осуществляющих ее людей — живых человеческих индивидов, которые
представляют в совокупности первый необходимый ее элемент. Что делать,
человечество не изобрело и никогда не изобретет способов играть в футбол без
футболистов, вести войну без солдат или учить без учителей. Даже в тех случаях,
когда в спортивном состязании или военных действиях будут участвовать
кибернетические устройства, имитирующие целенаправленную деятельность, мы без
труда обнаружим в ней «человеческий фактор» — живых людей, ее единственных
субъектов, без которых невозможно ее возникновение и осуществление.
Может показаться странным признание человеческого существа
элементом деятельности, т.е. ее простейшим, далее неделимым образованием. Это
утверждение способно даже возмутить людей, понимающих, насколько сложным
существом является человек, представляющий собой целый и целостный
«микрокосм», во многом более сложный, чем среда его существования в виде
общества и истории.
Действительно, отдельно взятый индивид является носителем
множества социальных ролей, будучи одновременно и работником, и отцом
семейства, и членом политической партии и т.д. Ему присуще множество
потребностей, интересов, привычек, пристрастий, знаний и умений. И, тем не
менее, мы вправе рассматривать индивида в качестве простейшего элемента, если
учтем, что это понятие принадлежит структурному анализу, который интересуется
частями своего объекта, а не его свойствами или состояниями. При всем
многообразии последних человек — в отличие, скажем, от социальной группы — не
может быть «поделен» на такие части, которые заинтересовали бы социальную
теорию, а не анатомию.
Ясно, однако, что строение социальной деятельности не ограничивается
только человеческими индивидами. Наряду с субъектами ее необходимым элементом
являются уже рассматривавшиеся нами объекты, точнее, предметы, которые люди —
в отличие от животных — создают и регулярно используют, многократно увеличивая
тем самым эффект своей деятельности.
Выше мы рассматривали социальные предметы как такие объекты
деятельности, которые отличны от людей (также способных, как мы помним,
выступать в роли объектов деятельности—того, на что направлена деятельностная
способность субъекта). При этом мы избегали всякой типологии социальных
предметов, которая становится необходимой, когда мы переходим от анализа
абстрактно взятого социального действия к анализу общества как организационной
формы коллективной деятельности людей.
В данном случае важно подчеркнуть, что весь мир социальных
предметов делится на два различных класса, отличающиеся друг от друга своим
назначением, социальной функцией. В одном случае эта функция связана с
обеспечением непосредственных адаптивных задач человеческой деятельности —
приспособлением к природной и социальной среде существования путем ее
вещественно-энергетической переработки, целенаправленного преобразования. В
другом случае она связана с выполнением задач информационного обеспечения
деятельности—выработкой символических программ поведения, которые могут
транслироваться от субъекта к субъекту, т.е. циркулировать в обществе, храниться
и накапливаться в нем, передаваясь от поколения к поколению.
Вещи. Первый из этих классов мы будем называть вещами (хотя
в социальной теории используются и другие названия, в частности термин
«орудия», который употреблял Л.С. Выготский). В любом случае речь идет о
предметах, с помощью которых люди оказывают прямое воздействие на тот реальный
мир, в котором живут, физически изменяя его в своих интересах.
Класс вещей имеет свою собственную структуру, по-разному
представляемую разными теоретиками. В частности, К. Маркс, уделявший особое
место анализу человеческого труда, выделял в их составе как предметы
непосредственного потребления, так и средства их создания или «средства
производства». В составе последних им выделялись: 1) «предметы труда», т.е. то,
на что направлено механическое, химическое, биотехническое и прочее
воздействие человека (будь то дерево, которое валит лесоруб, или нефть,
подвергающаяся химическим воздействиям): 2) «орудия труда», с помощью которых
человек осуществляет воздействие на предмет труда (будь то копье, «удлиняющее»
руку охотника, или установка для крекинга нефти); 3) средства транспортировки
и хранения орудий и предметов труда —нефтепроводы, нефтехранилища, танкеры для
перевозки нефти и другие элементы «сосудистой системы производства», отличной
от его «костно-мускульной системы» (как Маркс образно называл предметы и орудия
труда). К этому списку следует добавить отсутствовавшие во времена Маркса
кибернетические средства регуляции производства, позволяющие хранить, перерабатывать
и передавать технологическую информацию (различные ЭВМ и т.д.).
Очевидно, что подобные «вещные» элементы человеческой деятельности
используются прежде всего при воздействии на природу, с которой изначально
«противоборствуют» люди, вырывая природные объекты из их естественных связей и
подвергая необходимой переработке.
Однако класс предметов, который мы называем «вещи», включает
в себя не только земные богатства и те средства, с помощью которых люди
превращают зерно в хлеб, руду в металл или стальной прокат в детали автомобиля.
Нужно учитывать, что прямое физическое воздействие люди оказывают не только на
природную, но и на социальную среду существования, которая включает в себя
помимо «техносферы» еще и «антропосферу» — мир живых человеческих индивидов.
Это означает, что и скальпель в руках хирурга, и штанга в руках спортсмена. и
даже бутерброд, съеденный нами в буфете, — принадлежат миру вещей, с помощью
которых мы физически изменяем реальность (даже если ею выступает наше
собственное тело). К классу вещей относятся также и винтовка в руках солдата
или артиллерийское орудие, с помощью которых воздействуют на «живую силу», и
инженерные сооружения неприятеля с целью изменить такой элемент реальности, как
общественные отношения между людьми (защитить свой суверенитет или, напротив,
подчинить других своей воле, установить господство над ними). Наконец, к вещам
принадлежат также те специфические предметы и орудия труда, с помощью которых
необходимое физическое воздействие на реальность осуществляется в рамках
духовного творчества людей, — авторучка и бумага, используемые писателем,
холст, кисть и краски, позволяющие художнику реализовать свой замысел, и т.д. и
т.п.
Символы или знаки. Существует, однако, и другой класс
социальных предметов, необходимых для совместной деятельности, функции которых
явно отличны от функций вещей. Последние,как мы установили, служат
целенаправленному изменению реальности, существующей за пределами человеческих
представлений, позволяют произвести изменения, которые вполне могут быть
зарегистрированы физическими приборами (исключение составляет лишь такой
специфический класс вещей, как измерительная аппаратура, не оставляющая видимых
материальных следов на объектах своего воздействия).
Теперь зададимся вопросом: какие физические изменения способны
произвести в этом мире дорожные знаки, иконы, книги, картины (если использовать
их, естественно, по прямому назначению, а не для топки печей или накрывания
бочек с огурцами)? Ответ очевиден — подобные предметы служат непосредственно не
изменению реального мира, а изменению наших представлений о мире. Они
воздействуют на наше сознание, на наши стремления, желания, цели, и лишь через
их воплощение в деятельности опосредованно воздействуют на отличную от сознания
реальность.
В отличие от вещей ученые называют подобные предметы символами
или знаками. Если вещи служат прямым орудием адаптации, то символы обеспечивают
целенаправленность человеческой деятельности, посредством которой эта
адаптация осуществляется, функция символов — воплощать в себе особым образом
закодированную информацию, служить средством ее хранения, накопления и
передачи, позволяющей людям согласовывать цели своей коллективной деятельности.
Необходимость символов связана с тем, что любые идеи, образы, чувства, призванные
повлиять на поведение людей, могут сделать это лишь в том случае, если обретут
некоторую «телесную оболочку»: соединятся со звуком, печатными литерами,
графическими изображениями и через подобные «материальные проводники»
(терминология П. Сорокина), служащие «перевозчиками смысла», достигнут сознания.
Подчеркнем еще раз: различие между вещами и символами
связано только с их назначением, функцией и никак не связано с материалом, из
которых они изготовлены (недаром народная мудрость гласит: «из одного дерева
икона и лопата, да не обе святы»).
К этому нужно добавить, что на уровне отдельных предметов
различие между символами и вещами, конечно же, не является абсолютным. Не
только книга может стать топливом, но и трактор вполне способен превратиться из
орудия практической жизнедеятельности людей в символ, знак, носитель информации
(стать, к примеру, экспонатом промышленной выставки или памятником, установленным
на постаменте). Однако «подвижность» отдельных предметов, «кочующих»из класса в
класс, не означает, что между самими классами (скажем, художественной
литературой и сельскохозяйственной техникой) можно поставить знак равенства.
Итак, мы выделили три необходимых элемента коллективной деятельности:
людей и используемые ими предметы, которые подразделяются на вещи и символы.
Существует, однако, еще один своеобразный «элемент», который нельзя увидеть
глазами, пощупать руками, но без которого ни люди, ни вещи, ни символы никогда
не составят целостной социальной системы.
Связи и отношения. Речь идет о сложной совокупности организационных
связей и отношений, существующих между уже названными элементами.
Согласованность в работе плотницкой бригады (которая предполагает хорошо
организованное снабжение материалами, умелое распределение функций, справедливое
распределение заработка и пр.), дисциплина в воинском подразделении, регламент
работы конференции — все это примеры подобных связен и отношений, без создания
и регуляции которых невозможна коллективная деятельность людей.
Не останавливаясь на общефилософском аспекте проблемы, напомним,
что связьявлений мы понимаем как взаимную согласованность, соразмеренностъ их
изменении, при которой смена свойств и состоянии одного явления сказывается на
свойствах и состояниях другого, связанного с ним.
Для характеристики этой структурной реальности мы можем вернуться
к примеру, уже использованному нами ранее. Представим себе два одинаковых
часовых механизма, один из которых находится в рабочем состоянии, а другой
разобран на части. Различие между функционирующим устройством и набором деталей
очевидно. Но в чем оно состоит? Связано ли оно с номенклатурой деталей? Их
состоянием? Ясно, что это не так. Единственное различие между работающими
часами и кучкой образующих их деталей состоит в том, что в первом случае эти
детали связаны между собой, находятся в отношении элементарного
пространственного зацепления, чего не наблюдается во втором случае.
То же самое имеет место и в более сложных системах. Возьмем,
к примеру, обычный городской автобус, перевозящий случайно собравшихся
пассажиров. Нетрудно убедиться, что мы имеем дело с социальным образованием, в
котором наличествуют все выделенные нами элементы: люди, самые разнообразные
вещи, которые они везут с собой (портфели, продуктовые сумки и пр.), столь же
многообразные знаковые объекты (от трафарета с номером маршрута до
прокомпостированных талонов, содержащих в себе информацию об оплаченном
проезде).
Но можем ли мы рассматривать наших пассажиров как системное
целостное образование? Вспомним: признаком системности является взаимная
зависимость частей, при которой существенное изменение одной из них неизменно
сказывается на состоянии других и всей системы в целом. Очевидно, что в нашем
случае подобная взаимосвязь отсутствует. Люди могут входить в автобус и
покидать его, стоять или сидеть, молчать или разговаривать — в любом случае они
остаются не зависящими друг от друга пассажирами, каждый из которых едет по
своему собственному делу, не связывая свои интересы и цели со случайными
соседями по салону. Ситуация изменится лишь в том случае, если людей объединит
какое-то внезапно возникшее общее дело—скажем, необходимость вытаскивать
застрявший на дороге автобус. В этом случае мы получим хотя и временный, но
вполне реальный коллектив, связанный общими интересами, целями и усилиями.
Итак, механический набор людей, вещей и символов сам по себе
не создает целостного системного образования, каковым является общество. Для
его существования необходим еще один организационный момент — сложная
совокупность внутренних связей между всеми классами социальных элементов,
означающая реальную соразмерность их изменений, наличие взаимоопосредований
между ними.
Что же представляют собой общественные отношения, которые
многие теоретики рассматривают как особый организационный момент совместной
деятельности людей, отличный от связей между ними?
В большинстве случаев общественными отношениями называют
особый класс социальных связей, а именно связи субъект-субъектного свойства,
отличные от субъект-объектных связей между людьми и используемыми ими
предметами или объект-объектных связей между социальными предметами. С этой
точки зрения называть общественными отношениями можно только связи между
людьми, но не технологическую связь между работником и используемым им
средством труда или зависимость между различными компонентами поточных линий на
автоматизированных производствах.
Допуская целесообразность такого словоупотребления, многие
философы настаивают на том, что далеко не каждая связь между людьми может
рассматриваться как общественное отношение между нами. Более того, в
социально-философской литературе существует точка зрения, вовсе отрывающая
общественные отношения от связей между людьми, противопоставляющая их друг
другу. Рассмотрим кратко логику такого подхода, полагающего, что отношения между
людьми возникают в случае отсутствия реальных связей между ними.
Для понимания сказанного напомним, что общефилософская теория
использует категорию «отношение» в двух различных смыслах. В одном случае
отношение интерпретируется как референтная соотнесенность явлений, не
вовлеченных в процесс взаимодействия и, следовательно, не соединенных между
собой реальными связями, соразмеренностью изменений. Отношения такого рода не
возникают в ходе взаимоопосредования явлений, а устанавливаются между ними некой
третьей референтной системой, неким наблюдателем, соотносящим не связанные
между собой явления по избранным им самим критериям.
В самом деле, человек, полагающий, что жареная картошка
вкуснее пареной репы, собор Нотр-Дам больше газетного киоска, а пятна на Луне
напоминают львиную морду, ставит в отношения сходства и различия объекты, не
связанные между собой ни каузальными, ни функциональными или какими-либо еще
реальными зависимостями.
Именно такая референтная соотнесенность, как мы видели выше,
лежит в основе выделения номинальных социальных групп — рас, географических
обшностей людей и пр., не связанных совместной скоординированной деятельностью.
Бывают, однако, случаи, когда отношения референтной соотнесенности представляют
собой нечто большее, чем статистическую подборку явлений, выступают как значимый
факт общественной жизни, оказывающий реальное воздействие на поведение людей.
В качестве примера можно привести систему правовых
отношений, которые определяют взаимные права и обязанности граждан, не находящихся
в прямом взаимодействии, но соотнесенных друг с другом через принадлежность к
неким фиксированным классам юридических лиц.
В самом деле, представим себе двоюродных или троюродных
братьев и сестер, никогда в жизни не видевшихся между собой и даже не знающих о
существовании друг друга. Это обстоятельство, как известно, не мешает им
находиться в юридическом отношении родства, наследуя (в случае отсутствия более
близких родственников) имущество друг друга. Тем самым общественные отношения
возникают между людьми, которые не связаны взаимодействием и образуют не
реальное единство, возможное лишь при наличии внутренних связей между его
членами, а всего лишь — если использовать терминологию П. Сорокина —
«косвенную ассоциацию, обусловленную действием внешнего интегрирующего
фактора». Такой внешней силой выступает воля законодателя, устанавливающего
связи между типизированными социальными функциями («муж и жена», «завещатель»
и «наследники» и пр.), под которые могут подпадать индивиды, фактически не связанные
между собой.
Фиксируя существование подобных отношений референтной соотнесенности,
мы должны понимать, что они не исчерпывают собой всего класса общественных
отношений и, более того, являются вторичными и производными от отношений
реального взаимодействия между людьми, которые выступают как устойчивая форма
взаимного обмена деятельностью.
Чтобы пояснить природу последних, вспомним второе из общефилософских
значений категории «отношения», в котором она обозначает особый класс
неслучайных реальных связей, обладающих особым устойчиво воспроизводимым
порядком, «формулой» зависимости между связанными явлениями. Так, закон
тяготения, как необходимое отношение между притягивающими друг друга телами,
представляет собой устойчивую математически константную связь, в соответствии с
которой две материальные частицы притягиваются друг к другу не иначе как с
силой, пропорциональной произведению их масс и обратно пропорционально квадрату
расстояния между ними.
Адаптируя такое понимание к целям социально-философского
анализа, мы будем рассматривать общественные отношения как особый класс
ролевых и статусных связей между людьми, возникающих в процессе неслучайного
взаимодействия и выражающих устойчивый. воспроизводимый характер зависимости
между ними.
Различие между так понятым общественным отношением и «обычной»
социальной связью можно проиллюстрировать следующим примером. Предположим, что
вы спросили у случайного прохожего. сколько сейчас времени, а он, в свою
очередь, поинтересовался у вас, как пройти к кинотеатру «Прогресс». Очевидно,
что в данном случае имеет место взаимодействие двух субъектов, в котором
возникает связь взаимного обмена информацией. Но можно ли считать такую связь
между случайно столкнувшимися людьми общественным отношением?
Отрицательный ответ на этот вопрос связан со случайным характером
взаимодействия между людьми, которое не вызвано устойчивой
взаимообусловленностью интересов. В самом деле. встреча с прохожим едва ли
повторится вновь — во всяком случае, мы не будем искать ее, поскольку она не
является сколько-нибудь существенным способом удовлетворения наших
информационных потребностей и не закрепляет эа ними устойчиво воспроизводимого
распределения ролей, характерного для общественных отношений.
Совсем иначе выглядит ситуация в случае, когда журналист в
иоисках необходимой ему информации отправляется на встречу с пресс-секретарем
президента, в свою очередь, ищущего встречи с журналистами. Очевидно, что в
данном случае взаимодействие субъектов пресс-конференции уже не является
случайным способом удовлетворения их потребности получать и распространять
информацию. Выполняя свои служебные обязанности, ее участники вступают в
необходимые отношения разделения труда, которые придают им устойчивый
профессиональный статус, определяют объективную соотнесенность их функций
(которая может закрепляться, а может и не закрепляться в писаном перечне
взаимных «обязанностей и прав»). Иными словами, реальные общественные отношения
независимо от воли людей предписывают им фиксированные формы взаимного поведения,
которые воспроизводятся в каждом новом акте совместной деятельности, поскольку
вытекают из самого ее характера, необходимого способа взаимодействия
субъектов, вне и помимо которого не могут быть достигнуты их цели.
Особо подчеркнем, что в таком понимании категории критериям
общественных отношений соответствуют любые устойчивые зависимости междулюдьми,
независимо от того, возникаютли они в«личной» или собственно «общественной»
жизни людей (об этом ниже). В самом деле, любовь между женихом и невестой или
дружба, связывающая школьных приятелей, представляют собой не только интенции
человеческого сознания, его эмоциональные состояния, но и реальные отношения
взаимодействия, в которых каждая из сторон обретает свои ролевые и статусные
характеристики, права и обязанности, определяющие порядок их взаимной связи,
вытекающую из него систему взаимоожидаемых поведенческих реакций. В этом плане
«личные» отношения людей в сфере быта обладают теми же родовыми характеристиками,
что и отношения, существующие между агентами воспроизводства самодостаточной
общественной жизни (феодалами и зависимыми крестьянами, наемными работниками и
капиталистами и пр.).
Сказанное заставляет нас различать широкий и узкий смыслы
категории «общественные отношения», в первом из которых она означает любые
отношения людей, возможные в обществе как сфере надорганической реальности, а
во втором — устойчивые связи, возникающие между субъектами воспроизводства
общества как организационной формы социального. Естественно, предметом социальной
философии — после того, как она установила родовые свойства «отношений вообще»
— становится класс социальных связей, возникающих в «неличной»,
«профессионально-гражданской» жизни членов общества.
Для иллюстрации возможного характера таких отношений
возьмем, к примеру, большой симфонический оркестр, который состоит не просто из
музыкантов, но из музыкантов, связанных между собой особыми отношениями,
возникающими в совместной деятельности. Отвлечемся отличных отношений симпатии
и антипатии между ними и попробуем назвать основные виды собственно
общественных отношений, характерных для любых других социальных групп и для
общества, взятого в целом.
Прежде всего, речь должна идти об отношениях, которые
фиксируют специфическое для оркестра разделение труда, профессиональных функций
музыкантов. Так, в оркестре существуют группы струнных, духовых, ударных
инструментов, к которым «приписаны» отдельные музыканты, таким образом, что
флейтисту не придет в голову самовольно занять место первой скрипки или взять в
руки кастаньеты. Тем более, ему не придет в голову встать за пульт дирижера,
которого связывают с музыкантами особые отношения «руководства — подчинения»,
возникающие в процессе разделения «командно-координирующих» и
«исполнительских» функций.
Итак, анализируя взаимные отношения между музыкантами, влияющие
на их совместное и индивидуальное поведение, мы выделяем прежде всего систему
профессиональных связей, возникающих на основе разделения «живого»,
непосредственного труда, «взаимного обмена деятельностью». Однако подобные
отношения отнюдь не исчерпывают собой всего многообразия субъект-субъектных
связей, существующих в нашем оркестре. Еще один тип отношений возникает в нем
уже не на основе разделения функций, а на основе распределения совместно созданных
результатов труда.
В одних случаях такое распределение может иметь
непосредственный характер, при котором люди делят совместно созданное — если
оно имеет для них потребительскую ценность и поддается такому дележу (так
поступают, к примеру, охотники, распределяющие между собой тушу совместно
добытого зверя). Очевидно, что в случае с музыкальным коллективом такое
распределение бессмысленно и невозможно — нельзя поделить между собой угасшие
звуки уже исполненного произведения, даже если бы это и пришло кому-нибудь в
голову.
В данном случае мы сталкиваемся с более сложной системой
распределения, в которой удовлетворение индивидуальных потребностей участников
деятельности опосредовано сложными процедурами обмена производимого на
потребляемое. Как бы то ни было. каждый из музыкантов рано или поздно получает
определенное вознаграждение за свой труд, при этом вознаграждение, получаемое
первой скрипкой. превышает жалованье рядового скрипача, опытные музыканты получают
больше новичков и т.д. и т.п. Речь идет, таким образом, об Устойчивой системе
экономических отношений между людьми, связанной с отношениями
профессиональными, но не совпадающей с ними.
Следует особо подчеркнуть, что экономические отношения между
людьми, область экономики (о которой речь пойдет ниже) отнюдь не сводятся к
отношениям распределения уже готовых продуктов труда. но включают в себя также
отношения распределения необходимых предметных средств их создания. Не столь
важные для музыкального коллектива, в котором труд исполнителя чаще всего
соединяется с личной собственностью на средства такого труда (музыкальные инструменты),
подобные производственно-экономические отношения, как мы увидим далее, имеют
критически важное значение для других, более практических форм совместной
деятельности.
Итак, мы видим, что необходимым организационным моментом
совместной деятельности людей являются устойчивые воспроизводимые отношения
между ними, выражающие характер взаимной зависимости участников социального
взаимодействия, взаимную соотнесенность их ролей и статусов в нем. Важнейшая
роль таких отношений состоит в том, что они программируют характер интересов
взаимодействующих субъектов, заинтересованных, как уже отмечалось ранее, не
только в предметных средствах удовлетворения своих потребностей, но и в
определенной кооперации с другими людьми. Соответственно, статус субъекта в
сложившейся системе общественных отношений — скажем, наличие или отсутствие у
него собственности на предметные средства труда или допуска к механизмам власти
—с высокой статистической вероятностью определяет характер его действий в поле
системного взаимодействия людей. Нас не удивляет тот факт, что люди, не имеющие
иного источника существования, нежели их собственный труд, как правило,
вынуждены искать себе работу по найму, подчиняясь определенным правилам
взаимодействия с собственником средств производства, независимо от того,
нравятся или не нравятся им такие правила35.
Нужно сказать, что конституирующая роль общественных отношений
далеко не сразу была понята учеными. Известно, что обществознание существенно
отстало в своем развитии от естественных наук. Одной из причин подобного
отставания явилось то, что социальные мыслители долгое время не могли
зафиксировать сам факт существования безличных общественных связей, которые не
только не зависят от индивидуальных особенностей человеческого поведения, но,
напротив, воздействуют на него в строго унифицирующем духе. Потребовалось
немало времени, чтобы ученые осознали тот факт, что при всем различии убеждений
и характеров между членами религиозной общины и преступной банды, как отмечал
немецкий социолог Г. Зиммель, с необходимостью возникают одни и те же отношения
сотрудничества и конкуренции, лидерства и подчинения, прямого или опосредованного
распределения значимых благ и т.д. и т.п. Было весьма непросто уяснить, что
отношение феодала со своим сеньором или зависимым крестьянином в своей основе
не зависят от характера вступающих в них людей, имеют по отношению к ним
принудительную силу. вполне сопоставимую с принудительным действием законов
природы.
Напомним, однако, что общественные отношения не исчерпывают
собой всего многообразия социальных связей, существующих в обществе. Наряду со
связями субъект-субъектными в нем существует, как уже отмечалось выше,
разветвленный класс субъект-объектных, а также объект-объектных связей.
Для иллюстрации возвратимся к нашему примеру с симфоническим
оркестром. Очевидно, что условием его успешных выступлений является не только
«комплектность» и сыгранность музыкантов (т.е. профессиональные связи между
людьми) и не только наличие достаточных «материальных стимулов», создаваемых
экономическими отношениями между ними. Таким условием, конечно же, является
наличие приличных инструментов, позволяющих исполнителям в полной мере проявить
свое исполнительское мастерство, а также наличие интересных музыкальных
сочинений, подлежащих исполнению. Тем самым, успех совместной деятельности
зависит от наличия оптимальной связи между людьми и «вещными орудиями» их
деятельности, а также связи музыкантов с внешними символическими программами их
поведения, представленными в используемых партитурах.
Подобные субъект-объектные связи дополняются в социальной
системе многообразными объект-объектными зависимостями, которые распадаются на
взаимные связи вещей, взаимные связи символических предметов, а также взаимные
связи вещей и символов. Примером последнего рода может служить физический
контакт нот и пюпитра, примером первого рода — связь скрипки и смычка,
необходимая для рождения звуков, а если брать менее экзотические примеры —
технологическая связь между компонентами автоматизированного производства.
Зато игра симфонического оркестра прекрасно иллюстрирует
связь символических объектов, которая имеет важнейшее значение для социальной
теории. В самом деле, прекрасные произведения искусства, исполняемые
оркестрантами, представляют собой систему органически взаимосвязанных
музыкальных образов, объединенных общим замыслом, который включает в себя и
некоторую концептуальную программу и передающие ее стилевые особенности звучания.
Имея дело с подлинными произведениями искусства, мы можем быть уверены, что
каждый отдельный звук, строфа или сцена далеко не случайны, представляют собой
минимальные смысловые фрагменты, «единицы смысла», взаимосвязанные с другими
фрагментами, образующие вместе с ними целостную эстетическую систему.
Естественно, подобные связи не ограничены отдельными произведениями — такой же
целостной системой может быть, к примеру, весь репертуар оркестра, если он
сформирован не случайным образом, а выражает определенную эстетическую позицию
музыкантов.
Итак, мы выделили основные элементы человеческой деятельности,
одновременно представляющие собой простейшие «кирпичики» общества. После этого
мы можем вернуться не к интуитивному, а вполне осознанному выделению ее типов,
образующих искомые подсистемы общества, сферы общественной жизни.
.
