ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
2. НЕОКОНСЕРВАТИВНАЯ РЕФЛЕКСИЯ: ЭТИКА СОЦИАЛЬНОГО И ПОЛИТИЧЕСКОГО
СТАТУС-КВО
.
2. НЕОКОНСЕРВАТИВНАЯ РЕФЛЕКСИЯ: ЭТИКА СОЦИАЛЬНОГО И ПОЛИТИЧЕСКОГО
СТАТУС-КВО
Неоконсервативные критики Роулса использовали слабости его
теории для обоснования собственных концепций. Их аргументация против Роулса
может рассматриваться как конкретное воплощение присущей всем типам и формам
консервативной идеологии защитной реакции, реализующей основную функцию этой
идеологии (обоснование необходимости социально-политического статус-кво) и
предопределяющей основной способ ее построения — ассимиляцию идей и концепций,
выдвинутых в рамках других течений. Эти особенности рельефно обнаруживаются в
творчестве крупнейшего представителя неоконсерватизма Дэниела Белла.
Белл исходит из действительных трудностей, связанных с
предложенным Роулсом методом обоснования социальной справедливости. Его критика
зиждется на подчеркивании неприменимости теории Роулса к социально-политической
практике современного капиталистического общества — тезисе в принципе верном,
но в контексте «общественной философии» Белла всецело подчиненном обоснованию
его собственных охранительных установок. Последнее находит отражение прежде
всего в оценке принципа «различия».
Во-первых, Белл возражает против предложенного Роулсом
метода обоснования этого принципа — рационального выбора, ведущего к признанию
правила «максимина» как критерия справедливости. «Если рациональность является
основой общественной нормы, — формулирует он вопрос, — можем ли мы располагать
функцией общественного благополучия, которая способна слить воедино
противоречивые индивидуальные предпочтения в такой объединяющий выбор, который
бы суммировал рациональность индивидуальных выборов?» Для этого, считает Белл,
обществу в лице государства пришлось бы взять на себя роль отдельной моральной
личности, как это представлял себе Руссо. Поскольку такое состояние полного
тождества гражданского общества с государством неприемлемо для «плюрастического
общества», постольку проблема определения общественной нормы в структуре
рационального выбора теряет смысл.
Белл обращает также внимание на другой аспект теории
рационального выбора Роулса — концепцию человека как рационального субъекта,
руководствующегося в своих действиях исключительно императивами разума и
отвергающего в качестве критериев выбора эмоции, склонность к рискованным
решениям и всякие другие привходящие соображения. Как отмечает Белл, Роулс
абстрагировался от реальных житейских фактов, свидетельствующих, что многие
люди предпочли бы, например, рискнуть, лишиться велосипеда взамен шанса
заполучить автомашину даже при вероятности, что в результате такого риска им
придется ходить пешком [1]. Не устраивает Белла также то, что Роулс вынес за
скобки чувство зависти, которое он в духе консервативной антропологии считает
фундаментальным определением человеческой натуры. Человек, возражает он Роулсу,
иррационален, импульсивен по своей природе; ему в большей мере свойственно
гедонистически-стяжательское, нежели логическое начало; он всегда стремится к
превосходству над себе подобными, если даже это сулит ему возможные потери.
Предполагая эти социально-психологические характеристики морального облика
буржуазии в качестве неизменных, раз и навсегда данных атрибутов человеческой
природы, Белл утверждает, что действительной социальной проблемой является не
абстрактный вопрос о справедливости, но усиливающееся в обществе «озлобление»
(ressentement). Таким образом, обсуждение проблемы справедливости переносится
им в плоскость социально-психологического анализа.
Отмечая, что Роулс, постулируя необходимость обеспечения
«наименее удачливых» набором «первичных благ», не конкретизировал, кого следует
считать «наименее удачливыми» и какими именно благами следует их обеспечить,
Белл утверждает, что в рамках теории справедливости Роулса этот пробел может
быть ликвидирован только путем санкционирования произвола административных
решений. На формально-правовой основе, считает он, невозможно разграничить тех,
кто по личным мотивам отказывается приложить усилие и воспользоваться своими
способностями, от тех, кто бедствует, поскольку способностями улучшить
собственное положение не обладает. Отсюда Белл делает вывод, что невозможно, не
прибегая к бюрократическим решениям, в масштабах всего общества установить
рациональные стандарты упорядочения экономических и социальных неравенств.
«Нельзя установить разграничение, — возражает он Роулсу, — на какой-то
формальной основе; оно может иметь смысл только на практике».
Если Роулс стремился вывести принципы справедливого общества
как должного из понятия рациональности, то есть первоначально подвергнуть их
суду разума как универсальной человеческой способности и затем только провозгласить
необходимость их признания в качестве основы общественного договора, то Белл
выводит принципы своей «нормативной философии общественного хозяйства»
непосредственно из наличного бытия капиталистического общества. Проблема
общезначимости и универсальности принципов морали им не ставится, поскольку он
исходит из того, что необходимое тождество должного и сущего уже достигнуто.
Сущее, поскольку оно в своих основах незыблемо, как раз и должно быть
источником общезначимости принципов справедливости. Но если должным является
то, что есть, и если эта истина самоочевидна и не нуждается в доказательствах,
то тогда возникает вопрос, для чего Беллу понадобилась нормативная философия.
Действительно, в отличие от этической теории Роулса, она не ставит перед собой
никаких эвристических задач, являясь дидактическим изложением основных
принципов неоконсервативной социальной доктрины. «Но я с уверенностью могу
сказать, — утверждает Белл, — что сегодня большинство различных по статусу,
доходу и авторитету результатов заслуживается справедливо» [1].
1 Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. P. 246.
Это, конечно, не означает, что Белл отказывается от
обоснования своей «общественной философии». Он подробно характеризует те реалии
современного капиталистического общества, адекватным социально-философским
обобщением которых являются, как он считает, предложенные им принципы. Однако
очевидно, что такое обоснование некорректно с методологической точки зрения,
ибо оно и по форме, и по содержанию является скорее простой иллюстрацией к
бездоказательно постулированным положениям, чем попыткой их научно
аргументировать. Остается непонятным, каким образом Белл надеется совместить
конвенциональную основу своих принципов с идеей общественного договора как
добровольной и единодушной акции свободных индивидов, совместно провозглашающих
свои права. Утверждая вслед за Роулсом, что нормативные принципы должны быть
результатом общественного договора, он оставляет в стороне вопрос о критериях
выбора этих принципов: они оказываются результатом произвольной конвенции; и
непонятно, почему индивиды должны ее принять.
Общественный договор, согласно Беллу, возможен только на
основе: а) уважения к прошлому, ибо только осмыслив прошлое, можно прийти к
осознанию обязательств по отношению к последующим поколениям; б) признания
ограниченности ресурсов и приоритета потребностей, индивидуальных и социальных,
над неограниченными аппетитами и желаниями; в) соглашения о признании концепции
справедливости, дающей всем людям ощущение честности (a sense of fairness) и
включенности в общество и способствующей — в пределах соответствующих сфер —
большему равенству [1].
Последний принцип является, по Беллу, центральным в
«общественной философии». «Всякое исследование философских правил, — пишет он,
— должно начинаться с исследования основных дискуссионных вопросов, и,
следовательно, в противовес существующему распределению привилегий и прав нам
следует рассмотреть требования о возмещении и справедливости. В более широкой
методологической сфере — взять, например; природу плюралистического общества —
мы должны принять различия между людьми и установить, какие различия релевантны
* и законны для нормативного функционирования общественного хозяйства» [2]. Как
видим, Белл вслед за Роулсом рассматривает социальную справедливость в аспекте
распределительных отношений, ставит задачу определения приемлемых правил,
регулирующих степень неравенства в распределении материальных и духовных благ.
Однако эту задачу он решает в ином ключе.
* Релевантный (от англ. relevant — существенный) —
адекватный, соответствующий по смыслу. — Ред.
Белл считает беспредметным поставленный Роулсом вопрос о
едином критерии возмещения последствий неравенства в распределении естественных
способностей и социальных преимуществ. Единственным справедливым принципом их
упорядочения, считает он, может быть принцип, принимающий неравенства как
данность и требующий в пределах соответствующих социальных страт установить
больше равенства. Чтобы быть справедливыми, неравенства должны быть, согласно
Беллу, релевантными тем условиям жизни, социальному окружению, роду
деятельности, которыми определяется место индивида в обществе. Вопрос о том, в
какой мере эти условия являются результатом естественных и социальных
случайностей, оставляется в стороне. Неравенства, считает Белл, должны
рассматриваться как функция принадлежности индивида к определенной социальной и
профессиональной группе. Поэтому недопустимо говорить о равенстве, скажем,
санитарки и врача, рабочего и менеджера, ассистента и профессора и т. п. Согласно
Беллу, надо признать неравенства между этими категориями граждан в социальном
статусе, доходах и авторитете в качестве неустранимого результата общественного
разделе-«ния труда в условиях естественного неравенства индивидуальных
способностей, а проблему сокращения неравенств рассматривать применительно к
различиям внутри этих категорий.
Связывая эту свою концепцию с проводимым Аристотелем
разграничением «равенства по количеству» и «равенства по достоинству» [1], Белл
воспроизводит идею древнегреческого мыслителя о том, что несправедливость
возникает, когда к равным относятся как к неравным и когда к неравным относятся
как к равным. Эту идею, несущую в трактовке Аристотеля отпечаток специфических
условий социальной жизни античного полиса, Белл в духе свойственного
консерваторам пиетета к «наследию прошлого» кладет в основу сформулированного
им принципа «релевантных различий» как моральной максимы современного общества.
Следует различать, утверждает он, «арифметическое равенство», которое применимо
ко всем людям, и «пропорциональное равенство», которое основывается на
различиях в заслугах людей. «Это как раз то разграничение, — пишет Белл, —
которое я использую в качестве исходного пункта в обосновании принципа
«релевантных различий» как меры справедливости» [2].
1 См.: Аристотель. Сочинения. В 4 т. М., !983. Т. 4. С. 528.
2 Beit D. The Cultural Contradictions of Capitalism. P. 259.
«Арифметическое равенство» в «общественной философии» Белла
определяется как необходимость равного обращения со всеми людьми соответственно
общему стандарту и означает равенство перед законом и равное право каждого
пользоваться формально провозглашенными буржуазно-демократическими свободами.
Согласно Беллу, «арифметическое равенство» требует «относиться к людям как к
равным», но исключает стремление «сделать людей равными». «Попытка сделать
людей равными, — утверждает он, — ведет к определению административным органом
степени различий и степени их компенсации, что означает утверждение
неодинакового отношения к людям. Эта логика неопровержима» [3].
«Пропорциональное равенство» устанавливается на основе
принципа «релевантных различий» и предполагает равную оценку индивидов в рамках
привилегий и полномочий, присущих сфере их деятельности. Как считает Белл,
такое равенство должно являться функцией профессиональной группы, члены которой
сами — в пределах привилегий и полномочий, вытекающих из социальной значимости
рода их деятельности, — могут принимать конкретные меры по возмещению
неравенств.
Социально-политический смысл этой концепции сводится к
обоснованию необходимости освободить «государство благосостояния» от взятых им
на себя в период деятельности либеральных правительств функций по частичному
возмещению наиболее вопиющих проявлений социального неравенства. Так,
утверждает Белл, нельзя ставить в основу «нормативной философии общественного
хозяйства» ни индивидуальные права, ни требование государственного
регулирования степени социально-экономических неравенств и степени их
компенсации, ни религиозную мораль, ни групповые интересы. «Скорее нам следует,
— пишет он, — рассмотреть те правила, права и социальные требования, которые
необходимо применять ко всем людям безотносительно от каких-либо различий, а
также те, которые должны соответствовать различиям между группами (в
лотребностях, в обоснованности возмещения, в обстоятельствах рождения), и
осуществлять распределение соответственно этому [1].
Как уже было отмечено, Белл рассматривает в качестве
основного критерия «общественного хозяйства» также необходимость сокращения
«чрезмерного» и «незаконного» потребления. В этой связи требование «равенства
результатов» означает у него радикальное перераспределение богатства в пользу
малообеспеченных слоев, которое неизбежно нарушит баланс между распределением и
экономическим ростом. Всякое значительное перераспределение дохода, считает он,
ведет к возрастанию «кривой потребления» за счет уменьшения инвестиций и,
следовательно, к замедлению темпов экономического роста. Поэтому, делает вывод
Белл, перераспределение как способ сокращения неравенства в доходах не только
не оправдано с политической точки зрения, но также не обосновано с точки зрения
экономической эффективности.
В трактовке эффективности «общественного хозяйства» Белл
исходит из критерия «оптимальности», предложенного итальянским социологом
Вильфредо Парето и получившего широкое признание в буржуазной
политэкономической науке. Согласно этому критерию, в условиях, когда ни один
человек не становится менее обеспеченным, некоторые люди могут улучшать свое
экономическое положение. Попытку Роулса переформулировать это положение в плане
переноса акцента на задачу возмещения для «наименее удачливых» Белл расценивает
как идущую вразрез с требованиями эффективности. Критерий «максимина», считает
Белл, не подходит для определения обоснованной нормы сбережений, поскольку он
требует максимального увеличения минимального гарантированного уровня в
обеспечении людей материальными благами, и, следовательно, областью его
применения может быть только нынешнее поколение людей. «Критерий макси-мина
Роулса — это принцип справедливости в стационарном государстве *, — пишет он. —
Однако неясно, какое общество — американское, русское или какое-либо другое из
современных обществ — пожелает выбрать стационарное государство» [2].
* «Стационарным государством» Белл называет общество, в
котором чистые сбережения равны нулю. — Ред.
Так как ресурсы в обществе истощаются, необходимо за счет
сокращения потребления создавать резервы для последующих поколений. В итоге
Белл приходит к выводу, что единственным принципом распределения, адекватным
требованиям как эффективности, так и справедливости, является следующий:
каждому в зависимости от его личного вклада и в соответствии с полномочиями и
привилегиями, присущими сфере его деятельности.
Подведем теперь некоторые итоги сравнительного анализа
теории Д. Роулса и Д. Белла. «Общественную философию» Белла следует
рассматривать как новейшую форму консервативной апологетики устоев
капиталистического общества. В ней содержится исчерпывающий перечень проблем,
вызывающих особую тревогу среди социологов и политологов неоконсервативной
ориентации. Это прежде всего проблемы социальной справедливости и равенства. Их
выдвижение в центр идейно-политических дискуссий свидетельствует о растущем брожении
в нравственном сознании тысяч и тысяч людей и отражении этого процесса в
западной социальной науке. Как бы отрезвляюще ни звучали слова Белла о том, что
«невозможно примирить внутренне непримиримые цели» — справедливость и
эффективность, равенство и свободу, этими словами невозможно заглушить
нравственные потребности, ставшие в наше время мощным импульсом социальной
активности миллионов людей.
Неудивительно поэтому, что Роулс и Белл — ведущие
представители, соответственно, либеральной и консервативной идеологий —
рассматривают этические проблемы в контексте политической теории, ставя во
главу угла задачу морального обоснования политических институтов
капиталистического общества.
В концепциях и Роулса, и Белла несправедливость и
неравенство предстают как органическая часть справедливого общественного
устройства. Для них речь может идти лишь об их упорядочении, ограничении,
регулировании. Неравенство ими включается в понятие должного, рассматривается
как неустранимое порождение общественной организации жизни. Несправедливы те
неравенства, которые не приносят пользу всем людям, — таков лейтмотив
рассуждений Роулса — философа либеральной ориентации. Справедливы существующие
неравенства, приносящие пользу всем людям, возражает ему Белл. В различии
смысловых значений этих суждений можно видеть, с одной стороны, общность
либеральных и консервативных теорий, проявляющуюся в общности их основных
целей, а с другой — особенности, мотивированные их расхождениями в оценках
способов достижения этих целей.
Было бы ошибкой полагать, что рассматриваемые в данной
статье проблемы не имеют никакого отношения к нашей собственной общественной
практике и могут быть для нас всего лишь предметом академической
любознательности. Напротив, опыт перестройки показывает, что такие всеобщие
черты консервативного типа мышления, как неприятие радикальных социальных
реформ, идеализация привычных условий общественного бытия, ностальгическое
восхваление прошлого и страх перед будущим, реакционное «почвенничество» и
критика «модернизма» в культуре, специфическим образом проявляются в сознании
определенной части людей в социалистическом обществе в периоды, когда в его
базисной структуре происходят прогрессивные качественные изменения. Отражая
зависимость общественного сознания от стереотипов прошлого,
идейно-психологическую приверженность устоявшимся формам социальной жизни,
консервативная ориентация в наших условиях не представляет собой какую-то
особую политическую позицию, оформленное идеологическое движение, преследующее
альтернативные социальные цели. В этом как раз и состоит специфика ее
воплощения в идейном спектре советского общества.
И все же, несмотря на обусловленные системными факторами
различия, есть веские основания говорить об определенном типологическом
единстве консервативных форм мышления. Выражая в разных
общественно-политических системах специфические интересы и цели, они могут быть
выделены в «чистом виде», в качестве универсальных структур консервативного
типа мышления. На существование таких универсальных структур, воспроизводящихся
в различных общественных системах, указывали в свое время К- Маркс и Ф.
Энгельс. Характеризуя в «Манифесте Коммунистической партии» консервативные
тенденции в буржуазной идеологии как консервативный, или буржуазный, социализм,
они относили их к консервативному типу идеологического сознания наряду с
исторически предшествующей формой консервативного сознания —
феодально-аристократической реакцией на буржуазную революцию. Основным
признаком, объединяющим в единый идеологический тип и феодально-аристократическую
и буржуазную формы консервативного сознания, они считали их приверженность идее
статус-кво, стабилизации и консервации экономических и социально-политических
устоев старого строя [1]. Этот признак с полным правом можно распространить и
на характеристику консервативного типа мышления в нашем обществе.
1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 453 — 454.
Д. Роулс
.
