ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
Второе рождение: дискуссия конца 50-х — начала 60-х годов
.
Второе рождение: дискуссия конца 50-х — начала 60-х годов
В конце 50-х — начале 60-х гг. развернулся второй этап
дискуссии о предмете социальной психологии и вообще о ее судьбе в советском
обществе. <...>
Характерно, что дискуссия вновь началась в рамках
психологии, хотя в ней приняли участие и социологи. Опять сыграл роль такой
фактор, как большая защищенность психологии от идеологического давления по
сравнению с социологией. <...>
Дискуссия началась в 1959 г. статьей А.Г. Ковалева, опубликованной в журнале «Вестник ЛГУ», после чего была продолжена на II Всесоюзном
съезде психологов в 1963 г. Почти одновременно дискуссия шла и на страницах
журнала «Вопросы философии». Основная полемика касалась не только кардинального
вопроса «быть или не быть» социальной психологии, но и более конкретных — о
предмете социальной психологии и ее «границах» с психологией и социологией.
Несмотря на обилие точек зрения, все они могут быть сгруппированы в несколько
основных подходов. <...>
Первый, получивший преимущественное распространение среди
социологов, утверждал социальную психологию как науку о «массо-видных явлениях
психики». В рамках этого подхода разные исследователи выделяли разные явления,
подходящие под определение. Иногда больший акцент делался на изучение
психологии классов, других больших социальных общностей, и в этой связи — на
отдельные элементы общественной психологии больших социальных групп (традиции,
нравы, обычаи). В других случаях больше внимания уделялось формированию
общественного мнения, таким специфическим массовым явлениям, как мода и пр. В
рамках этого же подхода согласно говорилось о необходимости изучения
коллективов. Плехановский термин «общественная психология» был интерпретирован
как определенный уровень общественного сознания, в то время как термин
«социальная психология» был закреплен за названием науки.
Второй подход, представленный преимущественно психологами,
видел главным предметом исследования в социальной психологии личность. Оттенки
проявлялись здесь в толковании контекста исследования личности — то ли с точки
зрения типологий личности, ее особенностей, положения в коллективе, то ли,
главным образом, в системе межличностных отношений и общения. Часто в защиту
этого подхода приводился довод, что он более «психологичен», что и дает
большие основания рассматривать социальную психологию как часть психологии.
Наконец, в ходе дискуссии обозначился и третий, «синтезирующий»
подход к проблеме. Социальная психология была рассмотрена здесь как наука,
изучающая и массовые психические процессы, и положение личности в группе. В
этом случае проблематика социальной психологии представлялась достаточно
широкой: практически весь круг вопросов, исследуемых в различных школах
социальной психологии, включался в ее предмет. По-видимому, такое понимание
более всего отвечало реально складывающейся практике исследований, а значит, и
практическим потребностям общества, поэтому оказалось наиболее укоренившимся.
Но согласие в понимании круга задач социальной психологии
еще не означало согласия в понимании ее соотношения с социологией и
психологией. Что касается первой, то, поскольку в социологии шла довольно
острая дискуссия относительно предмета, сколь-нибудь однозначного ответа на
вопрос о границах найдено не было. Эти границы, впрочем, довольно рыхлы до сих
пор как в мировой, так и в отечественной социальной психологии. На протяжении
длительного времени несколько проблемных областей просто пересекались: например,
социология личности и психология личности, социология малой группы и социальная
психология малой группы и т.п. Вместе с тем, если сегодня эта ситуация не
кажется драматичной, то в дискуссии 50—60-х гг. ей придавалось порою именно
такое значение. Вопрос о границах социальной психологии и общей психологии
также не был разрешен полностью, хотя какие-то ориентиры и были выстроены; в
частности, предполагалось, что основной водораздел проходит по линии личность —
личность в группе, хотя конкретное содержание этой оппозиции толковалось
по-разному, в зависимости от приверженности автора к той или иной
психологической школе. (В отличие от социологии, про которую в ее марксистском
варианте вообще не принято было говорить как про науку, обладающую «школами», в
психологии проблема решалась более спокойно и принималось, например, деление
на «московскую» и «ленинградскую» школы.)
Дискуссия на втором ее этапе имела огромное значение для
дальнейшего существования и развития социальной психологии. В целом она
означала конституирование социальной психологии как относи-тельно
самостоятельной дисциплины, на первых порах утвердившейся в качестве таковой в
составе психологической науки. Такое решение имело два следствия: оно
определяло специфику институциона-лизации советской социальной психологии, и
специфику решения ее методологических проблем. Первое следствие дало знать о
себе по тому, где и как были созданы первые научные и учебные «единицы» этой
дисциплины. Социальная психология отныне заняла прочное место в структуре
научных конгрессов по психологии (начиная с 1963 г.). В 1962 г. в Ленинградском университете образуется первая в стране лаборатория социальной
психологии, а в 1968 г. — кафедру с таким названием возглавил Е.С. Кузьмин (в
МГУ такая кафедра была создана позже, в 1972 г. под руководством Г.М. Андреевой). Обе кафедры возникают на факультетах психологии по той простой причине, что
социологических факультетов тогда просто не было. В то же время создаются
многочисленные социально-психологические лаборатории и центры, также
тяготеющие к психологическим учреждениям или непосредственно «в практике»,
например, на промышленных предприятиях. В 1972 г. создается сектор социальной психологии в системе Академии Наук СССР, т.е. по целой
совокупности причин психология институциона-лизируется как психологическая
дисциплина. (Более далеким отзвуком этой ситуации явилось и то, что в перечне
профессий, по которым присваивались ученые степени кандидата и доктора наук ВАК
СССР, социальная психология оставалась в рубрике «психологические специальности»,
и лишь много позже она была уравнена в правах — в 1987 г. в социологии появилась специальность «социальная психология».)
Второе следствие касалось решения методологических проблем
социальной психологии. Коль скоро она «проходила» по рубрике психологических
дисциплин, ее взаимоотношения с марксизмом строились по иной модели, чем в
социологии. Марксистский подход не выступает здесь в качестве прямого
идеологического диктата, но заявляет о себе преимущественно как преломленный в
общепсихологической теории некоторый философский принцип. Это не освобождало
от идеологических «вкраплений» в проблематику социальной психологии. Наиболее
ярко они проявлялись в оценке западных школ социальной психологии, хотя и
здесь довольно редко в форме прямых политических «обличений», но скорее как
критика «ложной методологии» (впрочем, пропорции того и другого варьировали у
разных авторов). Апелляции к идеологии присутствовали и в освещении некоторых
конкретных проблем, например, коллектива, «психологии социалистического
соревнования» и пр. «Идеологический диктат» не насаждался извне или
каким-нибудь прямым вмешательством со стороны государственных органов или
партии — скорее, он проявлялся как «внутренняя цензура», поскольку основная
масса профессионалов была воспитана в традициях марксистской идеологии.
Гораздо важнее опосредованное «влияние» марксизма на
социальную
психологию через философские основания общей психологии. В
данном случае необходимо назвать, прежде всего, психологическую теорию
деятельности, разработанную на основе учения Л.С.Выготского о культурно-исторической
детерминации психики. Теория деятельности, развитая в трудах С.Л. Рубинштейна,
А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, была принята большинством представителей
психологической науки в СССР, хотя и в различных ее вариантах. Наиболее полно
она была интернали-зована социальной психологией московской школы, на
психологическом факультете МГУ (где деканом был А.Н. Леонтьев). Кардинальная
идея теории, заключающаяся в том, что в ходе деятельности человек не только
преобразует мир, но и развивает себя как личность, как субъект деятельности,
была воспроизведена в социальной психологии и «адаптирована» в исследованиях
группы. Содержание названного принципа раскрывается здесь в понимании
деятельности как совместной, а группы как субъекта, что позволяет изучать ее характеристики
в качестве атрибутов субъекта деятельности. Это, в свою очередь, позволяет трактовать
отношения совместной деятельности как фактор интеграции группы. Наиболее
полное выражение этот принцип получил позже в психологической теории
коллектива.
Принятие принципа деятельности фундаментальным в значительной
степени обусловило весь «образ» социальной психологии как науки. Во-первых, это
предполагало акцент не на лабораторные, но на реальные социальные группы,
поскольку лишь в них присутствуют действительные социальные связи и отношения;
во-вторых, принятый принцип определил логику построения предмета социальной
психологии. <...>
Некоторые следствия из приложений теории деятельности
оказываются весьма близкими современным поискам, особенно европейской
социально-психологической мысли с ее акцентом на необходимость учета
«социального контекста». Определенную роль в таком содержательном оформлении
социальной психологии сыграла и общекультурная традиция российской мысли,
задавшая большую, чем, например, в американской социальной психологии,
ориентацию на гуманитарный характер знания или, как минимум, на примирение
сциентистских и гуманистических принципов (например, наследие М.М. Бахтина).
.