ЭТНОГРАФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ :: vuzlib.su

ЭТНОГРАФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ :: vuzlib.su

63
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


ЭТНОГРАФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ

.

ЭТНОГРАФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ

Традиционно считающиеся слабыми в
методологическом отноше­нии гуманитарные науки в последние десятилетия
совершили значитель­ный прорыв. В связи с работами структуралистов и
постструктуралистов, семиологов, феноменологов, герменевтиков, психоаналитиков,
крити­ков идеологии и т. п. можно говорить о революции в методологии, зна­

чение которой выходит за рамки наук,
традиционно считающихся гума-11 итарными. На базе перечисленных дисциплин
возможно создание прин-I (и пиально новой программы, которая могла бы стать
методологической и эпистемологической основой философской науки о человеке.

» Человек производится
человеком, но эта старая истина, сформули­рованная Аристотелем, нуждается в
существенном дополнении, ибо че­ловек в отличие от млекопитающих, производится
в культуре. Конста­тация морфологического своеобразия человека не решает
проблему оп­ределения его сущности. Историко-антропологические исследования
раскрывают феноменологические характеристики человека и, напри­мер, его отличие
от орангутанга не опирается на понятие сущности че­ловека. Во всяком случае
весьма затруднительно определить сущность как животного, так и человека. Однако
мы стремимся зафиксировать ее в качестве своеобразного водораздела между ними,
не замечая при этом, что мы полагаем сущность человека еще до его появления.
Поэтому не остается ничего иного, как проводить отличие человека от человекооб­разных
обезьян в культурной или нравственной плоскости.

Человек и животное представляют
собой взаимосвязанные органи­ческие системы, каждая из которых существует не
только сама по себе, но и благодаря отношениям друг с другом. Поэтому одна из
этих сосу­ществующих систем представляет для другой окружающий мир. Субъ­ективность
и бытие тесно связаны друг с другом. Бытие того, кто имеет свой окружающий мир,
отличается от субстанциального бытия и бытия пещей. Вещь есть то, что есть, а
субъект коррелятивен другому. Любое отношение или действие в такой системе
воспринимается всегда в ши­роком контексте, который задан миром.
Антропологическое понятие жизненного мира какого-либо субъекта отличается от
космологиче­ского понятия мира, включающего все существующее — тотальность.
Антропологический мир всегда чей-то мир. Это мир мужчин или жен­щин, русских
или американцев. Это не просто часть космологическо­го или эпистемологического
мира наблюдателя, это не “вещь в себе”, ибо он всегда релятивен определенным
актам субъекта, выделяющим, придающим смысл определенным секторам окружающей
действитель­ности. Этот мир все время меняется, и поэтому Хайдеггер считал его
принципиально временным. Благодаря временности, возможно по­нимание других и
даже чужих миров. Возможность преодоления гра­ниц своего мира, отказ от его
центрации — наиболее трудное предпри­ятие, необходимое для преодоления
враждебности. Страдание внутри сноего мира и стремление к взаимодействию с
другими составляют коренные особенности человеческой экзистенции. Человеческий
мир и отличие от замкнутого мира животных является открытым. То, что Хайдеггер
описал как сферу man еще в большей степени характерно для мира животных. Но
цепи раздражений и образцы реакций, выделяемые зоологами, не существуют для
самих животных, поведение которых за­программировано на генетическом уровне.
Они не имеют мира, кото­рый выходит за пределы ситуации. Только у высших
животных есть его подобие, но и в этом случае применение понятий, приемлемых
для опи­сания человека, в высшей степени проблематично. Строго говоря, мы не
имеем адекватного языка для понимания мира животных, даже в повседневной жизни
их поведение описывается отчасти в антропомор­фических, отчасти в
механистических метафорах.

В культурантропологии вырабатывается
иной способ описания. Так, важнейшим способом формирования человека является
язык, ко­торый и отличает человека от животного. К типично человеческому
сегодня относят, кроме языка, технику, абстрактное мышление, кото­рые и
составляют признаки сущностного понятия человека. Вместе с тем, язык и техника
претерпели в ходе человеческой истории принци­пиальные изменения, но сущность
человека предполагается при этом неизменной. Все эти трудности использования
понятия сущности по отношению к человеку заставляют либо вообще отказаться от
него, либо определять сущность в рамках той или иной культуры. Но и здесь
возникают не менее трудные вопросы. Определение человека дается с точки зрения
его достижений и свершений, технических или культур­ных. Отсюда интерес к
поздним культурам, к ранним фазам развития человеческого сообщества. Но одних
технических достижений недос­таточно для достаточно емкого определения. Более
того, именно в на­шу, характерную фундаментальными техническими достижениями
эпо­ху, усиливаются разговоры о деградациичеловечества и об угрозе вы­живания.
Таким образом, приходится принимать во внимание и дру­гие открытия. Поскольку
сегодня наблюдается кризис семьи, в рам­ках которой осуществляется
воспроизводство человека, можно раз­витие техники дополнить становлением семьи.
Но как измерять сте­пень ее совершенствования. Очевидно, что здесь неприменимы
кри­терии технического развития. На вопрос о том, какую историческую форму
семьи считать более совершенной, нельзя дать однозначного ответа. Те же самые
вопросы возникают и относительно других про­дуктов культурного творчества,
очевидно, что особенно спорным бу­дет сравнение современного и старого
искусства. Итак, современная методология, которая не ставит прямо вопрос о
сущности человека, тем не менее неявно исходит из допущения о том, что по мере
эволю­ции противоположность человека и животного все более нарастает. И вместе
с тем, говоря о появлении человека на волне неолитической эволюции, разве не
допускают тем самым сохранение некой его сущ­ности в ходе дальнейшего развития.

Этноцентризм — естественная установка
любой народности, про­являющаяся в утверждении собственных случайных
исторически сло­жившихся институтов в качестве общечеловеческих. Не случайно са­моназвания
многих примитивных народов и означают “человек”. С по­зиций этноцентризма
другие народности расцениваются как “детские”, варварские или животные. Теория
истины выступает одной из форм легитимации собственных притязаний, которая
нередко находит прак­тическое воплощение военно-политическими способами. Выход
из ту­пика этноцентризма, завершающегося колониализмом, ищут признаю­щие
равноправие любых норм, институтов и притязаний на истину сто­ронники
релятивизма, который в качестве своеобразного противовеса всегда был присущ
европейской культуре. Такая толерантность кажется отказом от истины и это исключает
возможность оправдания самого релятивизма. Однако наделе релятивист утверждает
некую высшую ис­тину, с точки зрения которой все остальные утверждения
оказываются относительными, и это четко проявляется, когда дело доходит до соб­ственных
убеждений и жизненных интересов релятивиста. Конечно, философское исследование
человека не может ограничиться констата­цией этой ставшей уже расхожей истины,
оно должно углубиться в ос­новные формы человеческого бытия, которые заданы
языком, социу­мом и культурой. Человек является и творцом и творением культуры.
Онтология культуры выступает своеобразным базисом философской антропологии и
поэтому прежде всего подлежит изучению.

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ