АГОРА, ХРАМ И РЫНОК :: vuzlib.su

АГОРА, ХРАМ И РЫНОК :: vuzlib.su

44
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


АГОРА, ХРАМ И РЫНОК

.

АГОРА, ХРАМ И РЫНОК

Город — начало цивилизации.
Пространство города, с одной сторо­ны, является физическим и включает здания,
улицы, площади, а с другой, — символическим, т. е. таким, разметка которого
осуществляется в сознании и видима лишь тому, кто воспринимает скрытую и
шифрованную моральную, сакральную, политическую и т. п. топографию. Город не
сводится к архитектуре и не прочитывается до конца как система знаков или
овеществленная форма духа. Он представляет собой территорию, пространство,
которое организует, упорядочивает и в каком-то смысле формирует индивидуальное
и общественное тело. Поэтому в истории они тесно взаимосвязаны. Ведь тело — это
не только организм, а такое же порождение цивилизации, как и город. Оно явля­ется
символической системой и при этом совершенной и экономичной машиной, в которой
используются преобразованные природные или искусственно выращенные и
протезированные обществом органы. По-верхностьтела испещрена культурными
знаками, а его внутренние управ­ляющие структуры — душа и разум используются
как носители и испол­нители общественных означающих. При этом жилище,
предприятие, школа, рынок и церковь представляют собой дисциплинарные простран­ства
производства человеческого тела.

Было бы наивностью считать, что
такое ответственное дело как фор­мирование человека является привилегией чистой
мысли. Нельзя забы­вать о том, наука имеет соответствующие учреждения,
например, лабо­ратории или клиники, а религия — храмы, как места производства
чело­века. И как клиника не столько лечит, сколько производит болезни или
безумие, необходимые для установления границ здорового и рациональ­ного, так и
христианский храм это такое место, где люди не только со­страдают Христу,
каются и прощают, но и производят самое важное — границу между виной и законом,
грехом и добродетелью. Организован­ной совокупностью таких дисциплинарных
пространств выступает пре­жде всего город. В античном городе центральным местом
была площадь, где и осуществлялось производство государственного тела.
Средневеко­вый город усложняется и его центр включает замок, храм и рынок. Эти
места находятся в сложных и подчас противоречивых отношениях. В хри­стианском
храме производится сердечность, душевность, сострадание, соучастие и единство
людей. Благодаря пространству храма, религия об­ретает способ воплощения веры.
Поэтому следует учитывать не только духовный, но и телесный характер
христианской культуры. В храме про­исходило преобразование человеческой
телесности на основе подража­ния Христу и сострадания его нечеловеческим
мучениям. Напротив, на рынке человек формировался как автономный индивид,
конкурирую­щий с другими. Там формировались иные чувства: зависть, агрессия,
жад­ность и т. п. Рынок также привлекал чужестранцев, культура которых угрожала
единству нации. Условием дальнейшего развития стали поиски формы сосуществования
различного в едином пространстве города. Вместо призывов к изгнанию чужого,
необходимо было обеспечить возможность самосохранения, сосуществования и
общения представителей различ­ных наций. Вопрос о единстве обсуждался и в
философско-идеологическом дискурсе. Рынок разрушал моральное единство,
собираемое в хра­ме. Поэтому, ссылаясь на угрозу падения нравов, на ослабление
государ­ства, христианские проповедники призывали к устранению чужих. Фи­лософы
и экономисты, напротив, успокаивали общественность. Авто­номные индивиды смогут
договориться на основе разума и подписать общественный договор, благодаря
которому сохранится единство обще­ства. А. Смит, которого считают апологетом
капитализма, на самом деле считал рынок демократическим институтом: он обеспечивает
как свобо­ду, так и взаимную зависимость людей, переплетает их интересы и за­ставляет
развивать формы коммуникации.

Церковь — место любви и единства,
покаяния и прощения, дости­гаемых опытом сострадания. Таким образом, храм
соединяет людей в духовную общность не только любовью, но и одновременно болью
и страданием. Опыт совершенства Бога требует опыта несовершенства че­ловека,
ибо только зная о собственном несовершенстве и греховности, человек может
терпеть насилие со стороны государства и других людей и, более того, прощать
их. Без опыта нравственного признания невозможно сильное государство,
предполагающее соединение несовместимого — рас­слоение и насилие, с одной
стороны, и единство и содружество, с другой.

В городском пространстве Афин люди
испытывали свою телесную недостаточность совсем по-другому. Агора стимулировала
человеческую телесность и формировала опыт общественности как способность не­прерывной
риторической речи. Однако люди заплатили за это такой це­ной, о величине
которой сами греки еще и не подозревали. Агора способ­ствовала осознанию
недостаточности тела, управлению и контролю за ним посредством гимнастики,
диэтики, философии и риторики. С одной стороны, культ тела, а с другой,
понимание его несовершенства и необ­ходимости воздействия на него нарративной
речью способствовали ла­бильности. И несмотря на глубокую неудовлетворенность
собой, кото­рую порождал город, ни один народ в мире не пережил так сильно един­ство
“полиса” и “человека”. Определение Аристотелем человека как по­литического
животного означало, что моральным и разумным человек становится только в
государстве. Человек как общественное животное постепенно утрачивал свои
природные корни и уже явно выпадал из раз­ряда других стадных животных, даже
таких, как пчелы и муравьи. Пара­доксальным образом искусственно созданная и
неудобная с точки зре­ния природных потребностей городская среда укрепляла
социальное един­ство. Однако, несмотря на ритуалы и обычаи, афинский полис был
не стабильным. Противоречие между идеалами и повседневными тради­циями кажется
современным историкам причиной заката Афин, так как мы с предубеждением
относимся к неудовлетворенности и нестабильно­сти, ибо напуганы ужасами
классовой борьбы. Но такие оценки как античных, так и средневековых конфликтов
связаны с нашим идеалом ин­дивидуальности и самодостаточности человека.

Перикл так описывает преимущества
государственного устройства, которое он называет “народоправством”: городом
управляет не горсть лю­дей, а большинство народа; в частных делах все
пользуются одинаковыми правами, а государственные дела решаются избранными за
свои достоин­ства гражданами. “В нашем государстве мы живем свободно и в
повседнев­ной жизни избегаем взаимных подозрений: мы не питаем неприязни к
соседу, если он в своем поведении следует личным склонностям, и не выказываем
ему хотя и безвредной, но тягостно воспринимаемой досады. Терпимые в своих
частных взаимоотношениях, главным образом из ува­жения к ним, и повинуемся
властям и законам, в особенности установлен­ным в защиту обижаемых, а также
законов неписаных, нарушение кото­рых все считают постыдным”131. Далее Перикл
обращает внимание на от­сутствие репрессий и муштры, заменяемых врожденной
отвагой и живо­стью. Богатство ценится, если употребляется с пользой, а не ради
пустой похвальбы. И наконец, самая важная черта греческого общества: “Ведь
только мы одни признаем человека, не занимающегося общественной дея­тельностью,
не благонамеренным гражданином, а бесполезньм обывате­лем”132.Однако
политическое в Афинах парадоксально соединяется с дружбой, сохраняющей традиции
мужских союзов. “Мы единственные, — го­ворил Перикл, — кто не по расчету на
собственную выгоду, а доверяясь свободному влечению, оказывает помощь
другим”133. Благодаря этому, лю­бой свободный гражданин может проявить свои
личные способности и с этим связано могущество Афин.

Открытое тело и свободно
произносимая речь не оставались чис­тыми идеями, а были воплощены в камне.
Афинские публичные про­странства были созданы в расчете именно на эти свойства
человеческо­го тела и духа. Парфенон располагался на высоком холме и был хорошо
виден с любого места в городе, точно также любая окрестной просмат­ривалась с
вершины холма. Общественная площадь — Агора была от­крытым политическим
пространством для свободных граждан. Место, где принимались решения, было
открытым и амфитеатр позволял ви­деть голосование как индивидов, так и групп.
Публичность и непотаенность, о которой Хайдеггер писал как об особенности
греческой мысли, на самом деле — искусственно культивированная претензия власти
на укрытость и приватность. Поэтому Афины воплотили свои идеалы в гармонии
камня и плоти. Открытость тела — внешнее качество, но оно связано с внутренним.
Главным свойством души считалась теплота и чем ее больше, тем меньше нужно
одежды. Повышению теплоты способствует и речь, которая заставляет загораться
души энтузиазмом. Эти свойства тела переносились и на разделение полов. Женское
тело считалось холодным и не общественным. Поэтому женщины носили оде­жду и
сидели дома. Темное, изолированное пространство лучше соот­ветствует их
физиологии, чем залитая солнцем площадь. Собственно в этом единстве психологии
и интерьера, городского ландшафта и прояв­ляется то единство слова и дела,
которым гордился Перикл.

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ