ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
О Ницше
.
О Ницше
Видно, что отношение Деррида к Ницше — особенное. Это
проявляется, например, в его полемике с Хайдеггером по поводу Ницше, где
Деррида храбро бросается на Хайдеггера, к которому относится в целом очень почтительно.
Так, Хайдеггер считает Ницше метафизиком, а Деррида возражает: сами вы
метафизик, а вот Ницше, слава богу, нет! Причем чтобы доказать это, не нужно
мучить Ницше проверками на более умную онтологичность. Достаточно оставить
Ницше в покое, и тогда за него будет говорить его текст, который скажет нам,
что Ницше сумел освободить знак и письмо от подчинения наличию и истине. Тем
самым Ницше провозглашается деконструктором до деконструкции. Однако, судя по
тексту «О грамматологии», Деррида рассматривает Ницше очень
выборочно (например, умалчивает о теории происхождения языка и о трактовке
креативности стиля у Ницше), хотя и берет у него темы, мотивы, ориентации. В
«О грамматологии» он говорит о Ницше в подчеркнуто сослагательном
наклонении (быть может, из боязни подойти к нему слишком близко?). В
«Шпорах» (1978) этих сомнений у Деррида уже нет, налицо полное
доверие письму Ницше, хотя деконструкция проникает глубже и за внешней
мизогинией Ницше Деррида выявляет его интерес к женщине.
Деррида близок к Ницше, но он не ницшеанец. Ницше выводит
свои понятия из внутриязыковой игры, из интуиции, из образа, из нервного
возбуждения, наконец. Любое понятие — это результат переноса и забвения
уникальности этого опыта: под видимостью логического тождества скрывается
нетождественное. Язык в концепции Ницше и язык самого Ницше формируются на
основе неязыкового опыта, эстетического по своей природе. И потому для него
воля к художественной власти над текстом глубже и первичнее любой научной
логики. Язык, обработанный человеком ради социальной пользы и удобства
общения, становится гробницей силы. Итак, космогония Ницше — это хаос сил,
которые несут и поддерживают человека, а изначальный язык — эквивалент живой
силы, формирующей эстетическое состояние тела, некое равновесие или
неравновесие сил. Письмо не стремится сообщить мысль: посредством афоризмов,
концентрирующих энергию, оно передает темп, модуляции, страсть, личное начало —
все то, что вообще не может быть записано. Но все равно письмо остается бескровной
копией живого голоса и страсти (и тут Ницше ничем не отличается от Платона или
Руссо).
Деррида не разделяет фундаментальных установок Ницше, его
пристрастия к дифирамбу, гимну или песне (для скептичного Деррида язык
неизлечим: ему никогда не вернуться к гимнической поэзии, которая на все лады
выпевает свое утвердительное «да»). Что же касается дерридианской
цепи означающих, то она не имеет никакого отношения к космическим и физическим
силам мира: это —логика бесконечных замен, смещений, восполнении. Деррида берет
у Ницше лишь принцип переворачивания метафизических оппозиций и
«жесткого» отношения к языку (напряжения, расширения, сжатия и др.).
И все же вопрос о степени близости Деррида к Ницше остается открытым: разве
нам не случалось видеть Деррида почти «дионисийцем», строящим
собственные мифы?
.
