ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
§2. Скрытые трудности речепроизводства и коммуникации
.
§2. Скрытые трудности речепроизводства и коммуникации
Рассмотрим две основные причины, осложняющие коммуникацию вообще,
а на иностранном языке в особенности.
1. Коллокационные, или лексико-фразеологические, ограничения,
регулирующие пользование языком. Это значит, что каждое слово каждого языка
имеет свой, присущий только данному языку круг или резерв сочетаемости. Иными
словами, оно «дружит» и сочетается с одними словами и «не дружит» и,
соответственно, не сочетается с другими. Почему победу можно только одержать,
а поражение — потерпеть, почему роль по-русски можно играть, значение — иметь,
а выводы и комплименты — делать? Почему английский глагол to pay, означающий
‘платить’ полагается сочетать с такими несочетаемыми, с точки зрения русского
языка, словами, как attention [внимание], visit [визит], compliments
[комплименты]? Почему русские сочетания высокая трава, крепкий чай, сильный
дождь по-английски звучат как «длинная трава» (long grass), «сильный чай»
(strong tea), «тяжелый дождь» (heavy rain)?
Ответ один: у каждого слова своя лексико-фразеологическая
сочетаемость, или валентность. Она национальна (а не универсальна) в том
смысле, что присуща только данному конкретному слову в данном конкретном
языке. Специфика эта становится очевидной только при сопоставлении языков,
подобно тому как родная культура выявляется при столкновении с чужой. Поэтому
носители языка не видят этих главных для изучающего иностранный язык
трудностей: им и в голову не приходит, что в каком-то языке чай может быть
сильным, а комплименты платят.
Именно поэтому, изучая иностранный язык, нужно заучивать
слова не в отдельности, по их значениям, а в естественных, наиболее устойчивых
сочетаниях, присущих данному языку.
Лексическая сочетаемость подрывает основы перевода. Двуязычные
словари подтверждают это явление. Перевод слов с помощью словаря, который дает
«эквиваленты» их значений в другом языке, запутывает учащихся, провоцируя их
на употребление иностранных слов в привычных контекстах родного (в издательстве
«Русский язык» такого рода ошибки называли когда-то international furniture —
именно так с помощью русско-английского словаря перевел на английский язык старательный
ученик русское выражение международная обстановка). Эти контексты совпадают
очень редко.
Возьмем, например, простейшее (в смысле распространенности)
слово книга и его эквивалент — слово book. В англо-русских словарях это слово
приводится в наиболее регулярно воспроизводимых сочетаниях. Лишь одно из них
переводится словом книга.
a book on/about birds — книга о жизни птиц,
a reference book — справочник,
a cheque book — чековая книжка,
a ration book — карточки,
to do the books — вести счета,
our order books are full — мы больше не принимаем заказов,
to be in smb’s good/bad books — быть на хорошем/плохом
счету,
I can read her like a book — я вижу ее насквозь,
we must stick to/go by the book — надо действовать по
правилам,
I’ll take a leaf out of your book — я последую твоему
примеру,
Не was brought to book for that — за это его привлекли к
ответу.
Та же ситуация — когда перевод отдельного слова не совпадает
с переводами этого слова в словосочетаниях — может быть проиллюстрирована
примерами из русско-английского словаря:
записка — note,
деловая записка — memorandum,
докладная записка — report,
любовная записка — love letter, billet-doux;
закрытый — closed,
закрытое заседание — private meeting,
закрытое голосование — secret ballot,
закрытое помещение — indoors (PACC).
На уровне словосочетаний эти различия еще разительнее.
При случае можно шокировать аудиторию утверждением, что
люди, говорящие по-английски, не моют голову, как показывает их язык. И они
действительно ее не моют — в прямом значении, водой и мылом. Они — странные
люди! — моют волосы, потому что эквивалентом русского словосочетания мыть
голову оказывается английское to wash one’s hair. Удивительно, что при таком
развитии «политической корректности» (см.: ч. II, гл. 2, § 3) до сих пор никто
не усовестился, обижая лысых, которым тоже приходится говорить по-английски
«мою волосы», хотя насколько естественнее было бы для них по-русски «мыть голову».
Голова-то есть у всех, а волосы… Что же касается выражения to wash one’s
head, то оно употребляется в переносном смысле, близко к русскому, тоже
переносному, намылить шею.
2. Другой трудностью, еще более скрытой, чем тайны и
непредсказуемость лексико-фразеологической сочетаемости, является конфликт
между культурными представлениями разных народов о тех предметах и явлениях
реальности, которые обозначены «эквивалентными» словами этих языков. Эти
культурные представления обычно определяют появление различных стилистических
коннотаций у слов разных языков.
Так, даже обозначение зеленого цвета, такого
«общечеловеческого» понятия, вызывает большие сомнения в плане его абсолютного
лексического соответствия, поскольку наличие определенных метафорических и
стилистических коннотаций не может не влиять на значение слова, а эти
коннотации различны в разных языках. Зеленые глаза по-русски звучит поэтично,
романтично, наводит на мысль о колдовских, русалочьих глазах. Английское же
словосочетание green eyes является метафорическим обозначением зависти и
содержит явные негативные коннотации. Отрицательные ассоциации, вызываемые
green eyes, — это «вина» Шекспира, назвавшего в трагедии «Отелло» зависть,
ревность (jealousy) зеленоглазым чудовищем — a green-eyed monster.
Еще пример: русское словосочетание черная кошка обозначает,
как и английское black cat, одно и то же домашнее животное — кошку, одного и
того же цвета — черного. Однако в русской культуре, согласно традиции, примете,
поверью, черная кошка приносит несчастье, неудачу, а поэтому словосочетание
имеет отрицательные коннотации. Вспомните песню:
Жил да был черный кот за углом, И его ненавидел весь дом…
Говорят, не повезет, Если черный кот дорогу перейдет.
В английской же культуре черные кошки — признак удачи,
неожиданного счастья, и на открытках с надписью «Good Luck» сидят, к удивлению
русских, именно черные кошки.
Тот слой лексики, который объединяет «эквивалентные» слова,
представляет гораздо большие трудности при изучении иностранного языка, чем
безэквивалентная или не полностью эквивалентная часть словаря. Дело в том,
что кажущаяся понятийная эквивалентность, а вернее эквивалентность реальности,
вводит в заблуждение учащегося, и он может употреблять слово, не учитывая
особенности языкового функционирования данного слова в чужой речи, его
лексико-фразеологическую сочетаемость и лингвостилистические коннотации. Иначе
говоря, в тех, казалось бы, простейших случаях, когда слова разных языков включают
в себя одинаковое количество понятийного материала, отражают один и тот же кусочек
действительности, реальное речеупотребление их может быть различным, так как
оно определяется различным языковым мышлением и различным речевым
функционированием.
Итак, языковая эквивалентность — это миф, который
рассыпается, если принять во внимание такие факторы, как объем семантики, лексическая
сочетаемость, стилистические коннотации. Все эти проблемы хорошо известны и
лингвистам, и переводчикам, и преподавателям иностранных языков. Гораздо
меньше внимания получил (а потому и оказался гораздо более скрытым, глубже
спрятанным) культурологический аспект эквивалентности слов разных языков. Слово
как единица языка соотносится с неким предметом или явлением реального мира
(значение слова). Однако не только эти предметы или явления могут быть совершенно
различными в разных культурах (дом эскимоса, китайца, киргиза и англичанина —
это очень разные дома). Важно, что различными будут и культурные понятия об
этих предметах и явлениях, поскольку последние живут и функционируют в разных —
иных — мирах и культурах. За языковой эквивалентностью лежит понятийная
эквивалентность, эквивалентность культурных представлений 8.
.
