§ 2. Вопросы понимания художественной литературы. Социокультурный комментарий как способ преодоления конфликтов культур...

§ 2. Вопросы понимания художественной литературы. Социокультурный комментарий как способ преодоления конфликтов культур :: vuzlib.su

91
0

ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ


§ 2. Вопросы понимания художественной литературы. Социокультурный
комментарий как способ преодоления конфликтов культур

.

§ 2. Вопросы понимания художественной литературы.
Социокультурный комментарий как способ преодоления конфликтов культур

Чтение классической художественной литературы и понимание ее
не­возможно без комментария. Собственно говоря, комментарий часто тре­буется и
для современных литературных произведений. И уж, разуме­ется, он просто
необходим для иностранных читателей. Для классичес­кой литературы он нужен
всегда, так как, по определению, литература становится классической, только
если она прошла испытание време­нем и, следовательно, язык ее устарел — больше
или меньше в зависи­мости от степени и возраста «классичности». Язык же устарел
в связи с изменениями жизни и культуры и вместе с ними.

Таким образом, разрыв между культурами, их конфликт возможен
не только в виде столкновения родной и чужой культур, но и внутри своей, родной
культуры, когда изменения в жизни общества достигают такого уровня, что
следующие поколения уже не помнят, не знают, не понима­ют культуры и
мироощущения своих предков. Комментарий к класси­ческому литературному
произведению, по определению удаленному от современности, выполняет роль моста
над пропастью, разделяющей «наше» и «то» время, или очков, которые помогут
сегодняшнему чита­телю разглядеть детали минувших эпох.

Еще 40 лет назад, в 1959 году, журнал «Вопросы литературы»
опуб­ликовал письмо филолога Юрия Федосюка, поставившего вопрос о том, что
сотни выражений, встречающихся в сочинениях русских классиков и отражающих
бытовые особенности дореволюционной России, стано­вятся для все более широкого
круга современных читателей «камнем преткновения» — либо непонятными вовсе,
либо понимаемыми пре­вратно». «Мне, знакомому лишь с метрической системой, —
писал он, — неясно, богат или беден помещик, владеющий двумястами десятин зем­ли,
сильно ли пьян купец, выпивший „полштофа» водки, щедр ли чиновник, дающий
на чай „синенькую», „красненькую» или „семитку»» 2. На­писанное
им пособие на эту тему было издано только в 1998 году его сыном М. Ю.
Федосюком, профессором факультета иностранных языков МГУ, под названием: «Что
непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века».

В этом пособии автор обосновывает необходимость объяснения
со­циокультурного фона классических произведений: «Да, люди всегда были людьми,
они дружили и враждовали, трудились и развлекались,. уступали или боролись,
защищая свои жизненные идеалы, — без этих общих с нами черт незачем было бы
читать и перечитывать произведе­ния о далеком прошлом. Но вот исторические
условия, вся обстановка их жизни в очень многом отличались от современных».
Знание истории русского быта описываемых в классической литературе времен нужно
«для того, чтобы облегчить восприятие русской классической литера­туры, убрав
слегка застлавшую ее дымку времени, затрудняющую пони­мание» 3.

Социокультурный комментарий, предназначенный представителям
иной культуры, высвечивает изменения в родной культуре и в языке как зеркале
культуры. Социокультурное комментирование, ориентиро­ванное на иностранцев,
обнаруживает и одновременно улаживает кон­фликт культур. При этом,
подчеркиваем, по большей части это конф­ликт не только родной культуры с
иностранной, но и культуры прошло­го, запечатленной в классическом
произведении, с современной куль­турой того же народа.

В качестве материала исследования были использованы зарубеж­ные
(в основном английские) издания произведений Пушкина с учеб­ным комментарием на
английском языке.

Социокультурный комментарий, имеющий целью обеспечить наи­более
полное понимание текста, восполнить недостаток фоновых зна­ний у читателя,
разрешить конфликт культур и перевести его в диалог, остро необходим как
иностранному читателю при изучении русского языка, так и современному русскому
читателю. Важно то, что коммен­тарий не только отражает восприятие писателя
читателем, но и форми­рует его.

Социокультурный комментарий называют также и реальным коммен­тарием,
чтобы подчеркнуть противопоставление реалий языковым фак­там. Языковой
комментарий, по понятным причинам, резко различает­ся в зависимости от того,
адресован он русскому или иностранному чи­тателю.

Социокультурный комментарий для русских и иностранных читате­лей
в основном совпадает, поскольку растущий разрыв между русской культурой
пушкинского времени и современной все больше перекре­щивается с различием между
русской и другими культурами. Учебный социокультурный комментарий включает: 1.
Историзмы — слова, вышедшие из употребления вследствие того, что обозначаемый
ими предмет или явление уже неизвестны говоря­щим как реальная часть их
повседневного опыта — и слова, и обозначаемые ими реалии ушли из языка и из
жизни народа. Например: бар­мы, власяница, воевода, боярство, бунчук, вече,
дьяк, плаха, приказный, разрядная книга, синклит.

2. Архаизмы — устаревшие слова и обороты речи, вышедшие из
упот­ребления: свейский (шведский), лях (поляк), егож (форма родительно­го
падежа относительного местоимения из церковнославянского язы­ка: иже, еже),
земь (земля), заутра (завтра утром), вечор (вчера вече­ром), дотоле (до тех
пор), борзый (быстрый).

3. Слова, изменившие свои значения в современном русском языке:
мамка (кормилица, няня), мошонка (кисет, кошелек), гость (купец, ино­странец),
деньга (медная монета), ток (струя, жидкость).

Во всех этих случаях (достаточно распространенных) слово
сохра­нилось, но изменило свое значение в связи с уменьшением социальной роли
или полным исчезновением обозначаемого им понятия и, соот­ветственно, факта
реальной жизни. Так, мамка существует сейчас как просторечное обращение к
матери, но Пушкин в «Борисе Годунове» употребляет это слово в значении ‘няня,
кормилица’:

А тут народ остервенясь волочит Безбожную
предательницу-мамку.

Царские палаты. Царевич, чертит географическую карту.
Царевна, мамка царевны.

Современное слово мытарство изменило и ударение (было мытар­ство),
и значение — ‘муки’. В «Борисе Годунове» мытарство употреб­лено в значении
‘взимание пошлины, неправедная корысть’, от мыт ‘на­лог, пошлина’ (отсюда,
кстати, и названия Мытищи, Мытная улица). Для стилизации речи персонажа Пушкин
вложил это устаревшее слово в уста беглого монаха старца Варлаама, намеренно
заменившего перед стражником свое просторечие на церковнославянский:

Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в
мытарства.

Варлаам жалуется на скудость подаяния:

Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех
полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку,
ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться.

Полушка — полкопейки; слово ушло вместе с реалией, и
напомина­ние о нем только в пословице: За морем телушка полушка, да рубь пе­ревоз.

Мошонка — от мошна ‘кошель, сумка, мешочек для денег с
завязка­ми’ (Д.). Ушла реалия, ушло и значение слова. В современном русском это
слово обозначает кожаный мешочек, где находятся мужские поло­вые железы (0.).

Послушание — у Пушкина это церковный термин, означавший вид
епитимьи в монастырях, наказания или добровольного исполнения всех работ, чтобы
показать смирение и отсутствие гордыни:

пимен

Тогда я в дальний Углич

На некое был услан послушанье.

В современном русском языке послушание употребляется в значе­нии
‘повиновение, покорность’.

Слово язык, хорошо всем известное в разных значениях (в том
чис­ле и как ‘военнопленный’), в нижеследующем контексте употреблено в давно
забытом значении, которое уже у Даля имеет помету «стар.» (ус­таревшее) и
формулируется как ‘обвинитель, обличитель пред судом, оговорщик на допросе’:

Легко ль, скажи! Мы дома, как Литвой, Осуждены неверными
рабами; Все языки, готовые продать, Правительством подкупленные воры.

Слово ток существует в современном русском языке, но
употребля­ется в основном лишь терминологически — об электричестве. В значе­нии
‘струящаяся жидкость’ оно уже почти забыто. Ср. в «Борисе Году­нове»:

Оставим их; пойдем, товарищ мой,

Венгерского, обросшую травой,

Велим открыть бутылку вековую,

Да в уголку потянем-ка вдвоем

Душистый ток, струю, как жир, густую.

4. Реалии, ссылки, аллюзии, требующие фоновых
социокультурных знаний, отсутствующих у иностранных читателей и утраченных
совре­менным русским читателем.

Такой комментарий необходим представителям той же культуры,
что и автор, и литературные герои, так как социокультурные изменения на­столько
велики, что современный читатель не имеет фоновых знаний как обоюдного кода
(shared code), на котором зиждется коммуникация. Комментарий этого рода не
просто «переводит» на современный язык устаревшее слово и не просто объясняет
ушедшее из жизни народа по­нятие — он контекстуально ориентирован, помогает
раскрыть замысел автора, дать характеристику персонажа, увидеть событие или
действу­ющее лицо через призму описываемого времени, прочитать за текстом,
между строк, то, что было известно и понятно современникам автора.

Приведем примеры:

воротынский

Ведь Шуйский, Воротынский…

Легко сказать, природные князья.

шуйский

Природные, и Рюриковой крови.

воротынский

А слушай, князь, ведь мы б имели право

Наследовать Феодору.

шуйский

Да, боле,

Чем Годунов.

Ключевое понятие в этом отрывке из драмы Пушкина «Борис Году­нов»
— это рюрикова кровь. Комментарий к английскому изданию «Бо­риса Годунова»
объясняет читателю очень важный момент: каждый рус­ский князь, в отличие от
не-князя Годунова, может по праву крови стать правителем русского народа, так
как титул князя обо­значает принадлежность к роду Рюрика, легендарного первого
правителя Руси 4. Знание этого факта рас­крывает глаза читателю и на коллизии
драмы, и на обиды «природных, рюриковой крови» князей, и на успехи самозванца,
и на дальнейшее, послегодуновское развитие русской истории с Шуйским на троне.
Годунов «приемлет власть», наследуя «могущим Иоаннам» (Ивану III и Ивану IV
Грозному) и «анге­лу-царю». Современный читатель, не слишком иску­шенный в
истории четырехсотлетней давности, не имеет четких культурных представлений о
том, что «ангел-царь» — это царь Федор, слабый, кроткий сын Ивана Грозного, на
фоне которого, по-видимому, было нетрудно заслужить звание ангела.

Приводимые далее отрывки становятся понятными читателю,
узнав­шему из комментария о родственных связях Бориса Годунова: его родная
сестра — вдовствующая царица, супруга его пред­шественника царя Федора, сына
Ивана Грозного, а его собственная жена — дочь печально известного пред­водителя
опричников Малюты Скуратова 5.

Но месяц уж протек,

Как, затворясь в монастыре с сестрою,

Он кажется покинул всё мирское.

Его сестру напрасно умоляли

Благословить Бориса на державу;

Печальная монахиня-царица,

Как он тверда, как он неумолима.

И далее:

Какая честь для нас, для всей Руси!

Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,

Зять палача и сам в душе палач,

Возьмет венец и бармы Мономаха…

После смерти Годунова при восшествии на престол «законного
царя» — Лжедмитрия народ нужно настроить против его предшествен­ника:

Московские граждане!

Мир ведает, сколь много вы терпели

Под властию жестокого пришельца:

Опалу, казнь, бесчестие, налоги,

И труд, и глад — всё испытали вы.

Комментатор разъясняет, что «жестокий пришелец» — это ссылка
на татарское происхождение Годунова 6. Становится понятной немед­ленная реакция
народа, сотни лет страдавшего от татарского ига:

Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!

Да гибнет род Бориса Годунова!

Наиболее распространенное комментирование такого рода — объ­яснение
устаревших деталей быта, образа жизни, столь хорошо знако­мых современникам
Пушкина, но совершенно забытых их потомками. Эти детали весьма существенны для
раскрытия внутреннего и внешне­го мира героев, отношения к ним автора, оценок
читателей-современ­ников.

Рассмотрим, например, через «очки» комментария начало
истории о станционном смотрителе:

Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил
прогоны за две лошади.

Многие комментаторы учебных изданий «Повестей Белкина» огра­ничиваются
лишь переводом на английский язык или вообще не ком­ментируют эту фразу. Однако
современный читатель нуждается в разъяс­нении системы передвижения пушкинских
времен. Езда на переклад­ных возможна только на почтовых трактах, по которым
регулярно возили почту с остановками на станциях, где смотрителям предъявляли
подо­рожную — свидетельство о чине, определявшее положенное количе­ство
лошадей. Прогоны — это плата за проезд, выделенная казной. И, наконец, главное:
две лошади полагались служащим самого низкого звания 7. Все вместе эти данные
характеризуют и рассказчика, и отноше­ние к нему смотрителя, доверившего свою
историю человеку именно из низшего, то есть наиболее близкого к нему самому,
сословия.

Подобные примеры можно продолжать бесконечно долго, но основ­ная
мысль очевидна: меняется жизнь, меняется и отражающий ее язык, и чем
разительнее перемены, тем нужнее специальные разъяснения (чтобы восстановить
«связь времен») и специальный комментарий, вос­полняющий пробелы в культурных
знаниях.

5. Скрытые, как правило, неосознаваемые читателем
«непонятные места», в отличие от явных аллюзий, намеки на исторические факты,
события, детали быта, образа жизни и пр.

Общеизвестно изображение «мирной цыганской жизни», в которую
так хорошо вписался Алеко («Цыганы»):

Старик лениво в бубны бьет,

Алеко с пеньем зверя водит,

Земфира поселян обходит

И дань их вольную берет;

Настанет ночь; они все трое

Варят нежатое пшено;

Старик уснул — и все в покое…

В шатре и тихо и темно.

Вся эта идиллия разбивается о комментарий к нежатому пшену:
«lit. «unreaped millet», i. e. stolen from the fields [букв. «нежатое просо»,
т. e. украденное с полей]» 8. «Вольный житель мира», «презрев оковы
просвещенья», питается ворованным пшеном. Эта бытовая деталь выс­вечивает всю
двойственность его жизни, ее фальшь, борьбу в его «из­мученной душе», которая
не может кончиться добром.

В калифорнийском издании «Повестей Белкина» комментарий к
имени героя «Станционного смотрителя» Самсона Вырина сообщает читателю, что в
первом издании «Повестей» Вырин был назван Симео­ном, но ошибка была сразу же
исправлена в приложенном списке опе­чаток. Это показывает, по мнению
комментатора, что имя Самсон было значимым для Пушкина, так как одноименный
библейский герой был погублен женщиной 9.

В повести «Выстрел» в сцене дуэли соперник Сильвио вызвал у
последнего особое раздражение своим спокойным поведением перед лицом смерти:
«Он сто­ял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые че­решни и выплевывая
косточки, которые долетали до меня». Автор комментария к оксфордскому изданию
«Повестей Белкина» разъясняет читателю, что эта сцена автобиографична: Пушкин
также ел черешни во время своей дуэли с офицером Зубовым в Киши­неве 10.

Еще пример: «Столь же долго я не мог привыкнуть и к тому,
чтоб разборчивый холоп обносил меня блю­дом на губернаторском обеде».
Оксфордское изда­ние «Повестей Белкина» дает к этому важнейшее и ценнейшее
пояснение: «This sentence obviously refers to a personal recollection: the
unpleasant experience had happened to Pushkin himself at a dinner given by
Strekalov, the military governor of Tiflis, during a journey made by the poet
to the Caucasus in 1829, therefore a year before he wrote „The
Stationmaster». The incident is mentioned in „Путешествие в Арзрум»,
Ch. 2 [Эта фраза явно имеет отношение к личным воспоми­наниям: неприятный
случай произошел с Пушкиным на обеде у Стрекалова, военного губернатора
Тифлиса, во время путешествия поэта на Кавказ в 1829 году и, следовательно, за
год до написания „Станционно­го смотрителя». Этот инцидент упоминается в
„Путешествии в Арзрум», гл. 2]» 11.

6. Факты, не поддающиеся объяснению из-за того, что
«порвалась связь времен».

В некоторых случаях разрыв между культурой пушкинского време­ни
и современной культурой настолько велик, что тот или иной факт реальности уже
не поддается объяснению.

Выше приводился пример из черновиков «Евгения Онегина»: на
де­вушке нельзя жениться, потому что «у них орехи подают, они в театре пиво
пьют». Эта культурная загадка остается нерешенной, поскольку в наши дни ни
орехи, подаваемые гостям, ни пиво, распиваемое в театре, не имеют отрицательных
коннотаций.

Еще пример — из «Бориса Годунова». Отец Варлаам говорит о
Гриш­ке Отрепьеве:

Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо
откуда — да еще спесивится; может быть кобылу нюхал…

Комментарий к этому выражению только отмеча­ет вульгарность
языка, вызывавшую негодование ран­них критиков Пушкина 12, не разъясняя
значения са­мого выражения. Значение же это «теряется во тьме веков»: наказание
плетьми по судебному приговору совершается на доске — кобыле 13.

.

    Назад

    НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ