ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
Отказ от «политики суровой жизни»
Экспансия в правильном понимании этого слова означает повышение общего
объема доходности народного хозяйства, чем и достигается возможность того, что
все могут соучаствовать в этом доходе. Сегодня же мы находимся на верном (т. е.
на совсем неверном, на плохом) пути к тому, чтобы торговаться о долях соучастия
отдельных групп в национальной продукции.
Не имеет никакого смысла предаваться здесь каким-либо иллюзиям. Народное хозяйство
не может отдавать больше, чем ему позволяет наличная национальная продукция,
являющаяся не чем иным, как результатом усилий людей и производительности их
труда. Как раз во времена высокой конъюнктуры и полной занятости нужно особенно
четко указать на границы, поставленные потреблению каждого в отдельности.
Надеюсь, что никто не станет делать из моих высказываний вывод, будто я стою за
особый немецкий вариант так называемой «политики суровой жизни». Никто не
может меня упрекнуть также и в том, что я когда-либо пользовался выражениями,
как «туже затянуть пояс», «отказываться и терпеть лишения» и т. д. Такие
лекарства невозможно согласовать с моим пониманием экономической политики.
После всего проведенного мною за последние годы, едва ли можно меня
заподозрить в том, что ограничительная политика представляет для меня самоцель,
или что моей целью могло бы стать стремление добиться понижения конъюнктуры.
Нет, положение остается прежним: успех нашей экономической политики всегда
заключался в том, что мы не останавливались перед препятствиями, но стремились
найти решение в динамическом прорыве вперед, т. е. всегда искали решения в
экспансии и находили его.
Эта основная установка не подлежит изменению и в будущем. [63]
Надо раз и навсегда отдать себе отчет в том. сколько сил, энергии и доброй воли
оказались бы выброшенными за борт, если бы экономическая политика стала
руководствоваться намерением вернуть народ к уже преодоленному скромному
уровню существования. Факты и данные народного хозяйства должны оставаться в
правильном соответствии или быть к нему приведены. Склонность к накоплению
сбережений, но также и готовность принимать и использовать эти сбережения,
зависит не в последнюю очередь от уверенно спокойного состояния умов и
положительной оценки будущего.
Есть ли действительно основание утверждать, будто успехи социального
рыночного хозяйства оказались в том смысле только кажущимися успехами, что они
грозят вывести немецкий народ на опасный путь бездушного материализма, в
результате чего он духовно зачах бы в этом благосостоянии?
Тут, в первую очередь, необходимо спросить, верно ли, что это предполагаемое
опошление жизни соответствует действительности, и если это так, то можно ли
пытаться вывести причинную связь между повышением благосостояния и растущим
материализмом? Подтверждение этого предположения было бы равносильно смертному
приговору принципам и целям свободного западного мира.
Я нисколько не думаю, что начавшееся в 1948 году и быстро прогрессирующее
повышение жизненного уровня в Германии могло бы привести нас к столь
трагическим выводам в отношении нашего народа и его судьбы. Мы должны трезво
продумать то, что случилось за последние годы.
Бедствующий и голодающий народ, который под пятой бездушного
государственного дирижизма был лишен всех индивидуальных свобод, за
сравнительно короткий срок снова обрел жизнь и свободу. Что может быть здесь
естественнее для человека, чем пребывать в сознании вновь окрепших жизненных
сил, как желать пользоваться всеми благами и даже наслаждаться?
К этому надо прибавить, что в ходе демократизации масс происходит
перемещение удельного веса отдельных слоев общества, которое особенно сильно
отражается на повышении материального положения получателей заработной платы.
Само собой разумеется, вернее, просто неизбежно, что в ходе этой эволюции все
больше и больше людей приобщается к более высокому жизненному уровню, иначе говоря,
получает возможность приобретать все большее количество товаров потребления,
которые до этого им были недоступны.
Я сознательно стремился вызвать такую эволюцию, и я рад, что мне это
удалось. Не является ли просто фарисейством, когда состоятельные или даже
богатые слои нашего народа возмущаются по поводу жажды наслаждения и жадности
у тех, кто в сущности не имеет иного желания, как подражать им. Против этого
фарисейства я поэтому и веду страстную борьбу.
Я считаю материальное восхождение рабочих и других слоев нашего народа
абсолютным политическим, социальным и экономическим выигрышем.
Поэтому я задаю со всей настойчивостью вопрос: означает ли наличие
радиоприемника, пылесоса, холодильника и т. д. в доме зажиточного человека
нечто другое, чем в квартире рабочего? Или это в одном случае выражение цивилизации
и культуры, а в другом — признак материалистического умонастроения? Я также не
могу понять, — отбросим тут в сторону разницу в шуме, — в чем при таком подходе
отличие автомобиля от мотороллера?
Люди с настоящим и оправданным стремлением оградить наш народ от опошления
жизни материализмом не могут так подходить к вопросу. Размер дохода не
является ни масштабом, ни критерием для нравственной оценки расходов на
потребление. Я не знаю также поэтому, почему и в какой степени душе человека,
как таковой, могла бы угрожать опасность в результате достижения благосостояния
и богатства. Тогда надо было бы поставить встречный вопрос: начиная с какого
размера дохода человеческая душа уже не находится в опасности? Однако разве не
является постановка этого вопроса насмешкой?
Те слои населения, которые все больше и больше получают возможность в
усиленной степени пользоваться потребительскими благами, не могут подлежать
осуждению только за то, что ныне доступные им блага прежде всего означают для
них исполнение их желаний. Нельзя людей осуждать и за то, что они, при
удовлетворении своих потребностей, в этой фазе еще вообще не в состоянии приводить
духовные, душевные, культурные и материальные ценности в правильное
соотношение. По мере консолидации социального положения этих людей, они
наверное придут к лучшему осознанию того, что является добром или злом, что
ценно и что лишено ценности.
