ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
Произойдет ли вторая промышленная революция?
Моя пятая забота основана на опасении, что те или иные политические
соображения и влияния могут нас свести с пути выполнения долга; но для этой
озабоченности имеется весьма реальное основание еще и в том, что социалистическая
оппозиция в ГФР связывает с усиливающейся автоматизацией промышленной техники
определенные расчеты. Даже если оставить в стороне фантазии Жюля Верна,
представляется совсем неуместным говорить в этой связи о «второй промышленной
революции»; во-первых, уже потому, что здесь мы имеем дело совсем не с
какой-либо активностью, а с непрерывным процессом; во-вторых,
общественно-политическая ситуация, поощряющая этот процесс, характеризуется
как раз не избытком, а, наоборот, недостатком рабочих рук, который даже еще
будет усиливаться. Поэтому, в некоторых областях может иметь место «техническая
революция», которая сведет труд человека к установлению аппаратуры и к
контролю над ней, но промышленная революция, которая должна, очевидно, будить в
памяти трагические воспоминания о связанных с появлением машины социальных
затруднениях, наверняка не будет иметь места.
Последствия крупного масштаба дадут себя знать, во всяком случае, в связи с
возрастающей потребностью в технических кадрах. Но это совсем не спорная
проблема, которая должна была бы привести к революционному изменению структуры
общества; наоборот, применение новой техники поведет к дальнейшему обогащению
человека, по меньшей мере в области материального бытия. Научная систематика
повелевает также не сваливать в одну кучу различные понятия автоматизации
(“Automafcisierung» и “Automation»). Автоматизация как
“Automation» (поскольку здесь вообще можно говорить о чем-либо
окончательном) представит в свое время завершение прогрессирующго процесса
автоматизации как “Automatisierimg». Конечно, в связи с этим перед нами
возникнут весьма трудные проблемы в том отношении, что возможности и шансы для
автоматизации в различных областях народного хозяйства не могут быть
одинаковыми. Различия в потенциальном, то есть возможном повышении производительности
окажутся еще большими, чем это наблюдается сегодня. Соответственно этому
социальная проблема вознаграждения трудящегося человека приобретет повышенное
политическое значение.
Не следует также забывать, что менее развитые народы в процессе их
дальнейшего промышленнохозяйственного развития намерены перескочить через
некоторые стадии технического развития и сразу применять самую новейшую аппаратуру.
Но, в конце концов, дело сведется к тому, или по крайней мере в этом
заключаются будущие возможности для народов западной цивилизации, что эти
последние, благодаря своему высокому духовному и умственному уровню, смогут не
только пользоваться автоматизированной аппаратурой, но окажутся также
способными таковую изобретать. Мы можем вполне положиться на то, что и в
будущем судьбы людей и народов будут определять умы людей, а не электронные мозги.
Если к тому же автоматизация содействует процессу интеграции народного
хозяйства различных стран, — ибо применение этой новейшей техники предполагает
существование обширных экономических зон с большой массой потребителей, — она
сможет одновременно также содействовать и делу мира на земле.
Решающий вопрос, однако, следующий: к каким полезным для практики выводам
приводит нас намечающаяся эволюция? Социалисты, которые одним дыханием произносят
такие слова, как атомная техника, автоматизация, как “Automatisierung» и
автоматизация, как “Automation», считают, что частнохозяйственные основы
нашего экономического строя не приспособлены и даже совсем уже непригодны,
чтобы справиться с новыми проблемами как в техническом, так и в финансовом
отношении. И снова перед нами маячит представление о направляемом государством
хозяйстве, которое, смотря с какой точки зрения, может казаться либо желанной
мечтой, либо пугалом. То, что усиливающаяся автоматизация требует весьма
значительных капиталовложений, не приходится, конечно, отрицать; но осознание
этого обстоятельства проявляется в весьма малой степени, когда в текущих
политических спорах дело касается разумного и целесообразного определения долей
национальной продукции, идущих на потребление или на капиталовложения. Из
всего этого никак нельзя прийти к выводу о необходимости вмешательства
государства или даже установления государственного управления; дело в том, что
если доходы предпринимательского хозяйства, а также частные сбережения всех
слоев населения окажутся недостаточными, чтобы финансировать новые, признанные
необходимыми, капиталовложения, то становится ясным, что и государству тогда
неоткуда раздобыть новых средств. Правда, оно может тогда либо прибегнуть к
созданию кредитных возможностей инфляционным путем, либо же усилить налоговое
обложение, чтобы получить этим путем средства, необходимые для государственных
инвестиций и для образования государственных капиталов. Оба последних вида
образования капитала означают, однако, в одинаковой мере безвозмездную
конфискацию средств отдельных граждан, и должны быть поэтому решительно
отвергнуты. Таким образом, я прихожу и в этом вопросе к заключению, что
свободная хозяйственная деятельность людей и предпринимательская инициатива
обещают больше успеха, чем государственный дирижизм.
Говоря в этой главе о надеждах и тревогах, я
уделил последним больше внимания. Это, однако, не значит, что эти заботы могут
поколебать мою уверенность в нашем будущем. Конечно, эта уверенность не
вытекает из конкретных планов или фактических данных; она является результатом
определенной внутренней направленности, определенного умонастроения. Несмотря
на то, что я в свое время не имел возможности заранее охватить точными
исчислениями переход от принудительного к социальному рыночному хозяйству и
предсказать точным образом все этапы этого перехода, я был, тем не менее,
непоколебимо убежден в правильности этого пути; так и теперь я уверен в том,
что свобода, в качестве самой могучей силы человека и в качестве высшей
ценности, в конечном счете все же пробьет себе дорогу и восторжествует. Может
быть, нам необходимо еще раз осознать угрожающую нам опасность снова потерять
свободу, чтобы разбудить новые силы для спасения этого нашего драгоценнейшего
блага. Тот, кто осознает эти грозящие нам опасности, — и этому осознанию
должен был служить последний раздел этой книги, — тот укрепится, я надеюсь, в
своем исповедании свободы и в своем основанном на этом исповедании свободы
образе действий и поведения. Он тогда будет бороться и сопротивляться, лишь
дело коснется того, чтобы защитить этот, вновь нами в 1948 году обретенный,
строй рыночного хозяйства от всех попыток лишить его своего внутреннего
содержания. Тогда, во всяком случае, эта книга достигла бы своей цели.