ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
1.5. Северный Кавказ: становление региона, первые формы научной
деятельности
.
1.5. Северный Кавказ: становление региона, первые формы
научной деятельности
Мы уже отмечали множественность существующих в науке
определений понятия «регион». Однако каким бы из них мы ни пользовались при
изучении территорий, представляющих ныне северокавказскую общность, мы не
найдем признаков объединяющей их системности не только в ХVII но и в ХVIII-ХIХ
вв. Что и не удивительно. Данные территории входили в состав Российского
государства на разных исторических этапах. Существенно различались формы и
методы их восточнославянского заселения. Специфичной для каждой территории была
и местная этнокультурная среда.
Если казачьи земли по Дону достаточно плотно политически и
экономически включились в состав России уже в ХVII в., то кубанские и
ставропольские степи закреплялись и осваивались на протяжении всего ХVIII в., а
многонациональные области Северного Кавказа — лишь в первой половине — середине
ХIХ в. Тем самым только к 60-70-м гг. ХIХ столетия Северный Кавказ был
«государственно» собран в своем полном виде. Нельзя сказать, что определенная
экономическая и даже социокультурная интеграция здесь отсутствовала в
предыдущий период. Однако она носила фрагментарный, в значительной степени
случайный характер.
Вместе с тем в пределах Северного Кавказа уже в ХVIII в.
существовало два «проторегиональных» образования, каждое из которых в своих
пределах характеризовалось сближенностью социальной и этнической структуры
населения, общими формами его духовной и материальной культуры, сходной
отраслевой структурой производственной сферы, общими природными (ландшафтными и
агроклиматическими) условиями функционирования. Такими
социально-территориальными образованиями являлись казачьи общности степного Предкавказья
и национальные общности горного Северного Кавказа. Объединение их в составе одного
государства заложило основы последующей интеграции в единую региональную
систему.
В предыдущем параграфе мы рассмотрели основные стадии
формирования периферийных российских научных комплексов. Данная схема в полной
мере приложима и к Северному Кавказу. Притом динамика и конкретные черты этого
многослойного и многоаспектного процесса, как и в любом другом регионе,
зависели от множества местных условий и факторов. В частности, скорость
появления научных институтов в том или ином регионе почти напрямую определялась
уровнем его экономического и культурного развития. Едва ли не основным
индикатором такого развития являлось состояние местной городской сети — ее
густота, структурированность, наличие крупных центров, потенциально более
подготовленных к укоренению разнообразных инновационных (и в том числе и
научных) социальных институтов.
В развитии городской системы практически все территория
Северного Кавказа уступала большинству других крупных районов Европейской
России вплоть до середины — третьей четверти ХIХ в. Местная городская сеть
формируется на протяжении всего ХVIII и большей части ХIХ в. Именно в этот
период на Северном Кавказе образуется основная масса будущих городских центров.
Но прежде чем стать городами во всем многообразии отправляемых ими функций,
данные новообразованные поселения должны были пройти длинный путь развития. По
мере поступательной эволюции административные и стратегические функции,
доминировавшие первоначально в жизнедеятельности большинства таких поселений,
дополнялись экономической, а несколько позже и социокультурной ролью. Подобная
функциональная эволюция занимала от нескольких десятилетий до столетия и более.
Ни один из местных городов завершить ее в течение ХVIII в. не сумел.
И потому не только в данном, но и в начале следующего, ХIХ
в., сколько-нибудь заметных культурных центров на территориях будущего
Северокавказского региона не было. Не говоря уже о ведущем центре, способном
взять на себя функции регионального лидера, играя роль «локомотива»
экономического и культурного развития, как это делали в то время в Поволжье —
Казань, Саратов, Самара, Нижний Новгород; в Сибири — Тобольск и Иркутск; в
Малороссии — Киев и Харьков; в украинской части Новороссии — Одесса и
Екатеринослав. Достаточно сказать, что в 1820 г. крупнейший город Дона и Северного Кавказа – Таганрог – имел всего 7,4 тыс. жителей и занимал по этому
показателю 67-е место в Российской империи. 7,3; 6,2; 4,0 тыс. было
соответственно в Кизляре, Новочеркасске и Ростове-на-Дону. Все они уже входили
в число первых ста городов Российской империи. Однако демографический их
потенциал все еще заметно перевешивал социокультурный. Только к середине века в
крупнейших центрах будущего региона функциональная диверсификация была в целом
завершена и комплекс городских функций, от самых простых до наиболее сложных,
был внутренне оптимизирован.
К этому времени в структуре городской сети Северного Кавказа
произошли определенные перемены. Наиболее динамичными городами региона
становятся Ростов-на-Дону и Екатеринодар, о чем свидетельствует их ускоренный
демографический и экономический рост. К началу ХХ в. они превращаются по
основным параметрам общественной жизни в ведущие центры региона, являясь в том
числе и самыми крупными его городами – соответственно 120 и 65 тыс. жителей (15
и 32-е место). Более 50 тыс. населения было в Новочеркасске и Таганроге, 44 –
во Владикавказе, , 41 – в Ставрополе и 34 тыс. – в Майкопе. Все эти центры
также входили в число ста крупнейших городов Российской империи.
Как видим, крупнейшие центры в первую очередь представляли
Донскую область и в меньшей степени – кубанские и ставропольские земли.
Наименее развитой оставалась городская сеть национальных территорий Северного
Кавказа. Только Владикавказ к рубежу ХХ в. превратился в крупный городской
центр. Остальные города оставались небольшими поселениями, ограниченными в
основном выполнением административных и экономических функций. В 1897 г. вторым –третьим городами края (Терской области и Дагестана) были Пятигорск и Грозный –
соответственно 18,6 и 16 тыс. человек. 14,8; 14,6 и 11,5 тыс. жителей было
соответственно в Дербенте, Моздоке и Георгиевске.
Параллельно демографическому и экономическому росту городов
Северного Кавказа активизировалась и местная культурная жизнь. С начала века
постепенно формируется и расширяется сеть школ и начальных училищ, появляются
гимназии и среднеспециализированные учебные заведения. С 30-х гг. в
административных столицах (Новочеркасск, Екатеринодар, Владикавказ) развивается
периодическая печать, в крупных и средних городах все больше распространяется
типографско-издательское и библиотечное дело.
Данные изменения первоначально носили в основном
инфраструктурный характер, поскольку были связаны с организацией разнообразных
культурных учреждений. Однако их деятельность формировала социальную среду,
необходимую для интенсивной творческой работы. Время ее активизации можно
датировать последней третью столетия, когда художественная, литературная и
театральная жизнь в крупнейших центрах региона принимает формы стабильной и
разнообразной деятельности. При этом определенным образом изменился состав
ведущих культурных центров. Если в середине ХIХ в. несколько предпочтительнее
выглядели Таганрог и Новочеркасск, то к концу века на первое место среди
множества местных центров выдвинулся Ростов-на-Дону.
Впрочем, как уже говорилось, культурное развитие территорий
Северного Кавказа еще не заключало в себе элементов системности – культурные
контакты между отдельными региональными центрами оставались самыми
ограниченными. Каждый из них в своей культурной жизни предпочитал
ориентироваться на столицы или на небольшой ряд крупнейших провинциальных
центров России. Данный факт свидетельствовал о том, что ни один из городских
центров региона (включая Ростов-на-Дону) еще не обладал достаточным социокультурным
потенциалом (и соответственно влиянием), чтобы сконцентрировать всю сферу
местных культурных коммуникаций.
Такая консолидация сама по себе являлась бы признаком
становления региональной социокультурной общности. Однако на Северном Кавказе
она отсутствовала практически на протяжении всего ХIХ века. Пожалуй, только на
Дону территориальная близость Ростова, Новочеркасска, Таганрога способствовала
достаточно активным взаимным культурным контактам. Но в целом социокультурное
развитие крупных областей будущего региона в это время протекало разрозненно.
Данные первой Всеобщей переписи населения, проведенной в
России в 1897 г., позволяют в общих чертах представить профессиональную
творческую прослойку, сложившуюся в регионе в конце столетия. Согласно
материалам этой переписи, 296 таких работников насчитывалось в Ростове-на-Дону,
113 – в Новочеркасске, 79 – в Таганроге, 70 – во Владикавказе, 69 – в
Екатеринодаре. Социокультурный перевес Ростова-на-Дону из этих данных
фиксируется достаточно отчетливо. Но не менее существенно и другое: в городах
Северного Кавказа уже имелась достаточно плотная творческая прослойка,
служившая социальной основой для любых инновационных социокультурных начинаний,
в том числе и в области науки.
Напомним, однако, что вследствие сверхконцентрации
академических структур и вузовской системы в столицах и 6–7 других крупнейших
провинциальных центрах империи вся остальная российская периферия удовлетворяла
свою тягу к научной деятельности через организацию местных научных обществ, разнообразных
по своей структуре и исследовательским приоритетам. В отсутствие масштабной государственной
программы на первый план выступала частная инициатива, со всеми плюсами и
минусами данной формы научной деятельности (с одной стороны, меньшей формализованностью
научного процесса, личной заинтересованностью, исследовательским энтузиазмом; с
другой — опасностью дилетантизма, фрагментарностью проводимых исследований, не
обеспеченных необходимой финансовой поддержкой и материально-технической
базой). Северный Кавказ не был здесь исключением. Наиболее многочисленными в
регионе были общества естествоиспытателей, а также любителей древности и
археологии. Однако Северный Кавказ вплоть до последней четверти ХIХ в. отставал
от других крупных территорий империи и в этом отношении. Первые научные
общества в регионе появились в Новочеркасске, Таганроге, Ростове-на-Дону и
Ставрополе только в самом конце столетия.
Но полупрофессиональные научные общества при всем желании не
могли стать развернутой формой участия региона в научной жизни России.
Требовались более мощные в кадровом, финансовом, материально-техническом
отношении структуры, которых в регионе не было. К тому же сколько-нибудь
заметное развитие научные общества получили в самом конце ХIХ в. А на протяжении
большей его части местным талантливым уроженцам, желавшим посвятить себя
исследовательской работе, необходимо было покидать пределы региона,
перебираться в один из крупных российских научных (а по «совместительству» и
вузовских) центров.
Тем самым Северный Кавказ в своем развитии повторял сценарий
большинства других периферийных территорий Российской империи. Научный комплекс
его находился в зачаточном состоянии, а сам регион на протяжении всего ХIХ в.
являлся областью-донором, отдававшей свою талантливую молодежь в столицы и
другие крупнейшие социокультурные центры империи. Заметим, что и в качестве
донора Северный Кавказ в это время не выделялся своим вкладом среди
периферийных областей, уступая многим из них и по данному показателю. Среди
причин этого — слабое развитие местных городов и все еще небольшой срок
пребывания в составе Российского государства (многие территории Северного
Кавказа еще не успели включиться в экономическую и культурную жизнь страны даже
в качестве «полноправной» провинции).
Свою роль играла и удаленность от крупных научных центров, и
прежде всего от столиц, по сравнению с другими областями европейской России,
которые превосходили Северный Кавказ в своем «ресурсном» качестве. В
непосредственной близости располагался только Харьков — ведущий университетский
и научный центр Восточной Украины и Восточной Новороссии. Казалось бы, именно
он должен был стать основным местом притяжения региональной молодежи,
ориентированной на научную деятельность. Отсутствие полноценной статистической
информации не позволяет подтвердить или опровергнуть это предположение. Но один
из показателей свидетельствует скорее об обратном.
Северный Кавказ являлся родиной 12 выдающихся отечественных
естествоиспытателей ХIХ в. (установлено по справочникам и библиографическим
словарям — 3, 15, 58, 85, 154). Большинство из них обучалось в местных
гимназиях, которые имелись уже едва ли не во всех крупных городах региона.
Однако все они получили высшее образование и реализовались как ученые уже за
пределами своей малой родины. Распределение их по центрам империи выглядит
следующим образом. В Петербург уехало 5 человек; в Москву — 2; в Казань, Киев,
Харьков, Дерпт — по одному человеку. Таким образом, мы можем констатировать
очевидное превосходство северной столицы, учебные заведения и научные структуры
которой обладали наибольшей притягательной силой. Москва явно уступала
Петербургу. А все остальные крупные российские научные центры представлены в
равной степени минимально. И наиболее близкий из них — Харьков — не имел
никакого преимущества.
Конечно, одного этого показателя недостаточно для получения
развернутой картины того, как скрещивались в пространстве Северного Кавказа
культурное влияние и притяжение всех перечисленных центров. Сомнению не
подлежит только доминирующее положение Петербурга (и в определенной мере
Москвы). Отдельные свидетельства современников говорят о том, что
географический фактор все же оказывал некоторое влияние на выбор центра будущим
научном работником, уроженцем донской или кубанской земли. И Харьковской университет
был несколько предпочтительнее других провинциальных российских университетов.
Однако социокультурное воздействие, притяжение столиц и
крупных провинциальных центров становится ощутимым только начиная с
определенного уровня развития территориальной общности. В пределах Северного
Кавказа в этом отношении наиболее развитой была область Войска Донского,
которая, во-первых, уже с ХVII-ХVIII вв. была включена в экономическую и
культурную жизнь российского государства (это подчеркивалось самой российской
статистикой ХIХ в. — Донская область входила в число 50 губерний Европейской России,
тогда как все остальные территории региона рассматривались в составе Кавказских
губерний) и во-вторых, обладала наиболее развитой в регионе городской сетью (3
из 4 крупнейших центров Северного Кавказа располагались здесь). Не случайно из
12 выдающихся естествоиспытателей, уроженцев региона (напомним, что их состав
определялся по справочникам 3, 15, 58, 85, 154), 8 происходили с Донской земли.
Остальные земли Северного Кавказа по уровню своего развития еще не были в
состоянии играть роль даже ресурсных территорий. Т.е., они не принимали участия
в работе российской научной системы в самой простейшей форме.
Итак, сделать серьезную научную карьеру в пределах региона
в ХIХ в. было практически невозможно. И, тем не менее, небольшое число научных
работников в крупных центрах Северного Кавказа уже имелось. Численность их
статистика того времени не фиксировала. Однако данные первой Всеобщей переписи
населения 1897 г. по столицам и таким городам, как Одесса и Киев,
свидетельствуют о том, что в составе творческой прослойки исследователи и
обслуживающий научный персонал составляли примерно 20-30%. Исходя из этой величины,
в Ростове-на-Дону на рубеже веков имелось несколько десятков (от 50 до 100)
людей, профессионально связанных с наукой, в Новочеркасске — 20-30 человек, от
10 до 15 — в таких городах, как Таганрог, Владикавказ, Екатеринодар. То есть в
пределах 100-150 человек на весь Северный Кавказ — совсем немного для обширного
края. К тому же многие его территории оставались полностью выключенными из
научной деятельности (прежде всего горные области Северного Кавказа).
Впрочем, даже в наиболее развитой Донской области
малочисленность и распыленность рассматриваемой профессиональной группы не
позволяла получить сколько-нибудь значительные научные результаты. В этом
отношении Северный Кавказ не отличался от других периферийных территорий
России, находившихся в ХIХ в. на инкубационной стадии становления научно-организационной
системы, на которой достаточно разнообразная деятельность местного общества по
укоренению научных институтов проходила без видимых результатов. Но последние
не заставили себя ждать с начала следующего столетия.
Мы уже отмечали быстрый рост социокультурной активности в
периферийных центрах Российской империи в первые десятилетия ХХ в. Динамическое
развитие Северного Кавказа может служить иллюстрацией этого факта.
Аккумулятивная сила незаметных культурных приобретений и социальных
преобразований превысили в регионе некий количественный порог. В городах
стремительно растет профессиональная прослойка деятелей культуры,
активизируется литературная и художественная жизнь. Во множестве возникают
новые культурные учреждения, в том числе и разнообразные научные общества.
Увеличивается также число небольших научных структур.
Однако центральным приобретением региона в сфере научной
инфраструктуры в начале ХХ в. стало открытие в 1907 г. в Новочеркасске Донского политехнического института в составе 4 факультетов: механического, химического,
горного и сельскохозяйственного. Впервые на Северном Кавказе появился столь
мощный и стабильный очаг учебной и научной деятельности.
Профессорско-преподавательский коллектив института был сформирован не только из
местных профессионалов (таковых еще было недостаточно), но и за счет приглашенных
столичных специалистов. Кстати, годом ранее в 1906 г. в Новочеркасске были открыты на общественных началах высшие женские курсы Донского общества
содействия высшему женскому образованию, студентки данного заведения получали
специальность юриста.
Не менее (если не более) значимое событие в процессе
формирования регионального научного комплекса — появление на Северном Кавказе
первого университета, которым стал Варшавский государственный университет,
эвакуированный в 1915 г. в Москву, а оттуда переведенный в 1917 г. в Ростов-на-Дону. Отметим, что такой сценарий появления крупного вуза как очага учебной и
исследовательской деятельности существенно отличается по своим
непосредственным последствиям от варианта, при котором подобная структура
организуется на месте с нуля. С одной стороны, Варшавский университет не был
связан с местной южнороссийской культурной средой, что должно было затруднить
на первых порах его деятельность, особенно в области инновационных разработок.
С другой стороны, в Ростов-на-Дону переместился уже сформированный, отлаженный
учебно-исследовательский организм. Несмотря на определенные потери и издержки,
неизбежные при столь сложном переводе, университет с самого начала своего
пребывания в Ростове-на-Дону становится центром активной научной работы.
Достаточно сказать, что в составе преподавательского коллектива находилось не
менее десяти всероссийски известных ученых-математиков, химиков, биологов,
медиков (можно назвать имена Д.Д.Мордухая-Болтовского, Д.И.Ивановского,
И.В.Новопокровского). Никогда ранее Северный Кавказ не располагал такой мощной
по своему материально-техническому и творческому потенциалу научной
структурой.
Исследовательские работы в университете велись несмотря на
то, что первые годы его функционирования в Ростове-на-Дону пришлись на период
тяжелейшего политического и экономического кризиса. В 1917-1920 гг. продолжали
функционировать все его 4 факультета (историко-филологический,
физико-математический, юридический и медицинский). Более того, положение
Ростова-на-Дону, как одного из крупнейших российских центров добровольческого
движения, способствовало концентрации в нем научных работников, из числа тех,
кто не смирился с установлением в центре государства советской власти и покинул
территорию, контролируемую большевиками.
Ростовский университет для многих из них стал в эти годы
местом преподавательской, а в отдельных случаях и исследовательской работы.
Хотя последняя, вследствие ограниченных материальных возможностей, в эти годы
не могла быть масштабной. Свою роль в развитии вузовской системы края играли
эвакуированные вместе с университетом из Варшавы высшие женские курсы,
открытые в Ростове-на-Дону в 1917 г.
Тем самым в первые десятилетия ХХ в. Донская область
сохранятся в качестве наиболее социокультурно развитого района Северного
Кавказа. К концу императорского периода здесь функционировали два крупных
вуза, располагавшие значительным учебным и научно-исследовательским
потенциалом. Их появление указывало на то, что развитие науки в регионе перешло
из преимущественно «инкубационной» латентной стадии к следующему этапу, уже
непосредственно сопряженному с монтажом научных структур и их системы. Однако
создание последней, в свою очередь, должно было выступать в качестве одного из
деятельных направлений на пути создания региональной общности. Несмотря на
определенные экономические и социокультурные предпосылки, такой общности к 20-м
гг. ХХ в. на Северном Кавказе создано не было.
.
