ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
2.1. Формирование основных контуров регионального комплекса в 20-30-е
гг. (первая стадия конструкторско-монтажного этапа)
.
2.1. Формирование основных контуров регионального комплекса
в 20-30-е гг. (первая стадия конструкторско-монтажного этапа)
Общая характеристика. Советский период на Северном Кавказе
начинается с 1920 г., после трехлетней гражданской войны, в которой регион
принимал самое активное участие. За эти годы экономика и культура края понесли
огромные потери. И, тем не менее, несмотря на разруху и запустение, наука и
система образования с первых лет становятся одним из приоритетов советской
государственной политики в регионе.
Наука, как важнейшая производительная сила, должна была
быть не только сохранена, но максимально усилена. Соответствующая
организационная работа начала проводиться незамедлительно и масштабно. Эта плановая
масштабность, позволившая ускоренно решать многие проблемы
социально-экономического развития, мало- или неразрешимые в условиях
дореволюционной России, являлась характерной чертой новой государственности.
История науки Северного Кавказа 20-х гг. дает яркий пример
такой политики. Новая власть действует в двух направлениях. В первую очередь
она форсирует организацию сети вузов. Уже в начале 20-х г. открываются высшие
учебные заведения в Ростове-на-Дону, Новочеркасске, Краснодаре, Владикавказе.
Параллельно появляются первые в регионе научно-исследовательские институты.
Поскольку отраслевая наука еще не имела на Северном Кавказе собственного
ресурса развития, ее структуры (помимо институтов это лаборатории, станции,
бюро, комитеты и т.п.) приходится создавать при местных вузах. Характерен не
только количественный («валовой») динамизм процесса формирования регионального
научного комплекса, но и его структурная пластичность. Последняя в значительной
степени представляла собой следствие переориентации науки на хозяйственные
нужды региона.
Практически отсутствовавшая в дореволюционный период связка
между научным процессом и экономическим развитием края становится в советское
время центральной с первых лет формирования регионального научного комплекса. С
середины 20-х гг. Северный Кавказа был сориентирован на преимущественное
развитие сельского хозяйства. Как результат, в считанные годы была радикально
перестроена уже успевшая сформироваться в регионе вузовская система. Были
ликвидированы три индустриальных вуза (в Ростове-на-Дону, Краснодаре и
Владикавказе), параллельно были организованы три сельскохозяйственных института
(в Новочеркасске, Владикавказе и Краснодаре). Соответствующий уклон получили и
местные пединституты. Данные структурные сдвиги существенно изменили кадровый
состав региональной вузовской системы, обусловив приток в край специалистов
агрономического и общественно-экономического профиля и вызвав отток преподавателей
многих технических дисциплин.
Самой существенной структурной перестройке был подвергнут и
университет, рассчитанный в дореволюционное время на классическое образование.
В течение 1921-1926 гг. радикально меняется набор его факультетов. Из четырех
существовавших ранее сохраняется только медицинский, а на месте закрытых
историко-филологического, физико-математического и юридического появляются
педагогический и экономический. (Вряд ли можно представить более выразительную
трансформацию, иллюстрирующую новые государственные приоритеты в сфере образования.)
Показательно, что структура Донского политехнического института в Новочеркасске
была почти полностью сохранена и несколько расширена: сельскохозяйственный
факультет был выделен в отдельный учебный институт, а уже существующие
технические факультеты дополнены двумя новыми — инженерно-мелиоративным и
металлургическим.
Итак, структура вузовской сети, сложившейся на Северном
Кавказе к 1927 г. (2 педагогических., 3 сельскохозяйственных, ветеринарный,
медицинский, политехнический институты и университет), свидетельствовала о
завершении перехода от «классического», преимущественно гуманитарного высшего
образования царской России к «прикладной» и естественнонаучной высшей школе
советского образца.
Кардинальными были и административно-территориальные новации
советской власти. Впервые в отечественной истории значительный ряд областей,
включавших территории по Дону, Кубани, Тереку и все национальные горные
районы, расположенные к северу от Большого Кавказского хребта, были объединены
в составе одного крупного образования — Северо-Кавказского края. Такое
объединение безусловно облегчило задачу формирования региональной общности,
способствовало экономическому и культурному сближению отдельных территорий. И
наука должна была выступать одним из факторов подобной интеграции.
Во второй половине 20-х гг. Госпланом СССР под руководством
академика О.Ю.Шмидта было проведено детальное количественное, пространственное
и социометрическое обследование кадрового состава отечественной науки.
Материалы этого исследования были опубликованы в пяти обобщающих сборниках и
множестве региональных отчетов, один из которых был посвящен научным работникам
Северного Кавказа [102]. Данные материалы позволяют представить нам картину
становления регионального научного комплекса в развернутом виде.
Прежде всего мы можем констатировать наличие в регионе во
второй половине 20-х гг. базовой инфраструктуры научного процесса в составе: 9
вузов (университет и 8 институтов); 18 НИИ (8 из них входили в
Северо-Кавказскую ассоциацию НИИ — своего рода прообраз Северо-Кавказского
научного центра высшей школы); 19 бюро, кабинетов, станций, лабораторий; 3
научных библиотеки; 8 музеев, располагавших научными отделами; 50 научных
обществ и краеведческих организаций. В регионе издавалось в общей сложности 22
научных периодических издания.
Статистика научных работников фиксирует стремительный
количественный рост данной профессиональной группы с самого начала 20-х гг.
Напомним, что на рубеже веков в крае было не более 100-150 людей, занятых в
сфере науки. К 1917 г. число их в результате появления в крае двух вузов
возросло, но вряд ли превышало 400-500 человек. В 1927 г. количество работающих в вузах Северного Кавказа научных работников составило 1061 [102,3].
Еще несколько десятков человек было занято в различных научно-исследовательских
учреждениях и музеях. Тем самым численность преподавателей, исследовательского
и обслуживающего персонала выросла в 2-2,5 раза.
Итак, на Северном Кавказе к этому времени были созданы
основные контуры будущего регионального научного комплекса, сформирована его
базовая инфраструктура, сложились научные коллективы, способные к самостоятельным
и достаточно масштабным исследованиям. Обозначим основные параметры региональной
науки этого времени: ее структуру и систему коммуникаций.
Структура. Организационная структура ее оставалась еще
достаточно простой. Центральная роль принадлежала вузовскому сектору.
Университет и несколько институтов являлись не только учебными заведениями, но
и основными очагами исследовательской деятельности. Практически все значимые
научные структуры Северного Кавказа были напрямую связаны с вузами. А в первое
послереволюционное десятилетие в полной мере сохранилась и традиция организации
при высших учебных заведениях научных обществ. К 1927 г. региональные вузы, несмотря на свою молодость, уже обросли десятками таких объединений
научных работников. Новым в подобном научном строительстве стало создание более
крупных, устойчивых и потому более продуктивных структур —
научно-исследовательских институтов. Их создание положило начало региональной
отраслевой науке. Однако в этот период едва ли можно говорить о самостоятельном
функционировании этого сектора научной системы, поскольку значительную часть
сотрудников региональных НИИ составляли профессора и преподаватели местных
вузов, совмещавших, таким образом, учебную и исследовательскую деятельность.
Причина данного совмещения заключалась в ощутимой нехватке
квалифицированных специалистов, что заставляло привлекать во вновь создаваемые
структуры вузовских профессионалов. Такое положение в те годы характерно не
только для Северного Кавказа, но и для всего Советского Союза. Масштабные планы
и стремительные темпы их реализации опережали возможности вузовской системы по
подготовке научных кадров. Практика совмещения наряду с определенными плюсами,
имела и существенные недостатки: уровень учебно-исследовательской нагрузки на
одного работника зачастую превышал ту норму, которая делает труд ученого эффективным.
Но иного пути, видимо, не было. Насколько замедленным было развитие научных
институтов на Северном Кавказе в дореволюционный период, настолько же быстрым
оно стало в 20-е гг. Разветвленностью своей исследовательской системы выделялся
Ростовский университет, при котором функционировало более 30 различных научных
структур. Связи между такими структурами, принадлежавшими различным вузам, оставались
в то время ограниченными. И в целом наука в отдельных областях Северного
Кавказа укоренялась в значительной степени независимо друг от друга.
Дисциплинарно-отраслевая структура региональных научных
кадров указывала на комплексный характер формируемой научной системы, в которой
были представлены все основные направления научного знания. Вместе с тем
численность работников, относящихся к различным секторам научного знания, в
полной мере свидетельствовала о естественнонаучной и производственно-прикладной
ориентации региональной научной политики. При этом такая укрупненная структура
региональной науки была почти тождественна структуре науки всей Российской
Федерации (рис. 1). Анализ же дисциплинарно-отраслевого соотношения научных
работников по отдельным региональным центрам давал несколько иную картину.
Показательно, впрочем, общее соответствие дисциплинарной
структуры научных кадров Краснодара и Ростова-на-Дону практически по всему
спектру научных специализаций (от физики и биологии до философии и искусствоведения).
Определенные отличия были обусловлены лишь набором вузов: в Краснодаре
функционировали педагогический, сельскохозяйственный и медицинский институты, в
Ростове-на-Дону только один — Северо-Кавказский университет.
Очевидной была и сельскохозяйственная ориентация научного
комплекса Краснодара. Ростов-на-Дону и Краснодар являлись также крупнейшими в
регионе очагами медицинский исследований. А присутствие в городе университета,
несмотря на происшедшие в последнем изменения, гарантировало Ростову-на-Дону
ведущие позиции в сфере общественных и гуманитарных наук. Отраслевое
распределение местных научных кадров указывало на медицинскую и
гуманитарно-общественную «специализацию» городской науки. В свою очередь, в
сфере точного знания и прикладных разработок центральное место в регионе
принадлежало Новочеркасску, политехнический
|
|
Рис. 1. Научные кадры крупнейших центров Северного Кавказа
(по данным 1927 г.):
а) общее кол-во научных сотрудников по основным секторам
научного знания (чел.);
б) удельный вес научных сотрудников по основным секторам
научного знания (%);
Е — естественные науки, П- прикладные науки, М — медицина, О
— общественные науки, Г — гуманитарные науки.
институт которого готовил разнопрофильных специалистов для
всего Северного Кавказа. Таким образом, научная специализация различных центров
уже во второй половине 20-х гг. обеспечила комплексный характер региональных
исследований.
Сложились к этому времени и основные пространственные
контуры системы научных центров. Основная масса учреждений и научных работников
концентрировалась в четырех ведущих центрах региона: Ростове-на-Дону,
Краснодаре, Новочеркасске, Владикавказе. Как видно из схемы, центральное место
в формирующемся региональном комплексе принадлежало научным структурам
Ростова-на-Дону. Крупнейший город края был наделен государственными
административными функциями региональной столицы, что создавало условия для
более высоких темпов социоэкономического и культурного развития Ростова-на-Дону
в сравнении с другими местными центрами. В его исследовательских и учебных
структурах работало 422 научных работника. Ростовский университет оставался
крупнейшим (и при этом единственным комплексным по совокупности преподаваемых
дисциплин) высшим учебным заведением Северного Кавказа.
Головные структуры Ассоциации НИИ, созданной в регионе и
объединившей научные учреждения четырех крупнейших центров Северного Кавказа,
также располагались в Ростове-на-Дону. Спектр проводимых в городе научных
исследований отличался широтой, и если отдельные направления (сельское
хозяйство, некоторые технические дисциплины) отсутствовали или были
представлены слабее, чем в других городах, то в сфере теоретических разработок
и по общему масштабу исследований Ростов-на-Дону не знал себе равных на Северном
Кавказе.
Краснодар — второй по экономическому и культурному
потенциалу город края — превратился в заметный научный центр только при
советской власти. В течение ряда лет в городе было открыто три вуза, при
которых, в свою очередь, было создано множество исследовательских структур (в 1927 г. в городе числилось 350 научных работников). Тем самым в считанные годы по основным параметрам
научного процесса Краснодар оттеснил со второй позиции Новочеркасск, притом что
последний, как уже говорилось, оставался крупнейшим в регионе центром
исследовательских разработок в сфере технических наук.
Итак, к середине — концу 20-х гг. на территории края
существовало уже по крайне мере три центра научной работы, исследовательская
инфраструктура которых, как и численность научных работников, позволяли проводить
достаточно серьезные научные изыскания. При этом диспропорции между отдельными
частями Северного Кавказа в уровне развития и укоренения научных институтов
оставались самыми значительными. Указывает на это и размещение трех ведущих
центров в «восточнославянской» части региона, имевшей определенные заделы в
организации науки еще с дореволюционного времени. В горных районах Северного
Кавказа некоторым научным потенциалом к этому времени располагал только
Владикавказ, сохранявший позицию крупнейшего культурного и экономического
центра в национальной части формируемого региона.
На данные четыре центра приходилось более 90% научных
работников края. Небольшие группы последних (от 10 до 20 человек) имелись в
Ставрополе, Пятигорске и Сочи. Отдельные представители этой профессиональной
группы работали примерно в 20 пунктах (городах, поселках городского типа,
станицах) Северного Кавказа. Подключение небольших региональных центров к
научной работе по своим формам не отличалось от дореволюционного времени. На
местах организовывались краеведческие общества, занятые комплексным изучением
своей местности и ближних окрестностей. Их исследования по необходимости должны
были носить полулюбительский характер. И, тем не менее, начинаясь таким
образом, наука зачастую пускала корни там, где для ее появления в данное время
не было других социокультурных предпосылок и возможностей. К 1927 г. краеведческие общества были открыты в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Новочеркасске, Таганроге,
Армавире, Новороссийске, Пятигорске, Донецке, Майкопе, Нальчике, Сочи, Грозном.
Как видим, общества возникали во всех районах Северного Кавказа. Но если в
Ростове-на-Дону или Краснодаре они играли заведомо вспомогательную, достаточно
незаметную роль в городской научной жизни, то в небольших периферийных центрах
края они становились первыми очагами исследовательской деятельности [119].
Тем более, что в отличие от дореволюционного времени,
развитие всех подобных структур происходило в ускоренном, форсированном режиме.
Не забывая о всех недостатках такого стремительного роста, связанного с
отставанием содержательного, внутреннего развития, мы должны констатировать в
целом положительный эффект новой государственной политики в сфере науки.
Возникшие в национальных центрах Северного Кавказа в начале — середине 20-х гг.
краеведческие структуры уже спустя несколько лет перерастают в более мощные
комплексные структуры — научно-исследовательские институты. В своей
деятельности они охватывают широкий спектр проблем, связанных с изучением
материальной и духовной культуры местных народов, вопросами экономического и
социального развития своих республик. Показательно, что из 7 кавказоведов,
числившихся в это время на Северном Кавказе, трое работало во Владикавказе.
Такие институты являлись в то время едва ли не единственными
исследовательскими очагами, в которых концентрировались первые национальные
научные кадры. Данный момент долгое время не терял своей актуальности для
национальных территорий Северного Кавказа, поскольку проблема укоренения в
республиканских центрах научных институтов была тесно связана с формированием
местной научной интеллигенции. Список научных работников Владикавказа
свидетельствует о том, что проблема эта во второй половине 20-х гг. не была
решена: представители местных народов составляли среди научных работников
города весьма незначительный процент.
Но что не менее важно — названная проблема не могла быть
решена и в обозримой перспективе. На это указывает национальный состав
студентов северокавказских вузов, являвшихся основным источником кадрового
пополнения региональной науки. Из 9,5 тыc. студентов представителей кавказских
народностей насчитывалось чуть более 300 (3,3%). Следовательно, и среди тех
вузовских выпускников, которые влились в региональную науку в конце 20-х —
начале 30-х гг., удельный вес представителей национального Северного Кавказа
оставался минимальным. Слишком большой объем социокультурных инноваций
требовалось усвоить местным социумам, чтобы в полной мере овладеть новыми
технологиями и укоренить ранее отсутствовавшие формы социокультурной практики.
В результате основную часть кадрового состава учебного и
исследовательского персонала составляли во Владикавказе приезжие специалисты. С
другой стороны, историческая и этнокультурная специфика национального Северного
Кавказа сказалась в максимальной для края диспропорции между участием в научной
и учебной деятельности мужчин и женщин. Удельный вес последних среди научных
работников во Владикавказе составлял 10%, тогда как в трех остальных крупнейших
научных центрах региона он превышал 14%. Впрочем, последняя цифра также
показательна, учитывая, что в целом в советской науке удельный вес женщин в эти
годы составлял уже 21,7%. Заметное отставание науки Северного Кавказа по
данному параметру в первую очередь выдавало ее периферийное происхождение. Хотя
свою роль могли играть и специфические региональные факторы [119].
Несколько предположений, значимых для оценки путей
формирования регионального научного комплекса в 20-е гг., позволяет сделать
анализ возрастной структуры местных научных кадров. Прежде всего бросается в
глаза невысокий удельный вес молодых исследователей, притом что количество
научных работников в регионе росло в эти годы быстрыми темпами. Сравнив
возрастную структуру научных работников Северного Кавказа 1927 г. и середины-второй половины 80-х гг., мы не найдем между ними сколько-нибудь заметных
отличий. Однако во втором случае мы имеем дело с давно сложившейся системой,
сбалансированной по основным своим показателям; в первом же речь идет о только
формирующемся и при чем быстро количественно растущем региональном комплексе.
Действительно, тот факт, что основной костяк местной научной прослойки в 1927 г. составляли ученые среднего возраста, самым существенным образом отличал науку Северного Кавказа
от других формирующихся региональных научных комплексов СССР. Удельный вес молодых
(до 30 лет) ученых в регионе был ниже в 2,5 раза, чем в среднем по стране.
Следовательно, рост местной науки был обусловлен не только
(и не столько) пополнением его вузовскими выпускниками, он имел и другие
причины. Прежде всего, свою роль сыграл состоявшийся ранее переезд Варшавского
университета, когда в регионе оказался уже сложившийся многочисленный коллектив
с большой прослойкой возрастных научно-педагогических работников. Тем самым
Северный Кавказ, являясь территорией, не имевшей к 20-м гг. развитой научной
традиции, приблизился к числу регионов, такой традицией располагавших (Среднее
Поволжье с Казанью, Новороссия с Одессой, Восточная Украина с Харьковом).
Возрастная структура научных кадров в подобных центрах была более
сбалансирована в сравнении с «молодыми» научными центрами, во множестве
формируемыми в первое советское десятилетие (табл.1) [119].
Очевидно, свою лепту в формирование возрастной структуры
местной науки внес и переезд в 20-е гг. на Северный Кавказ уже сложившихся
учёных.
Таблица 1. Возрастная структура научных кадров РСФСР (1926 г.) и Северного Кавказа (1927 г.) (в % от общей численности)
|
Регион |
В О |
З Р |
А |
С |
Т, лет |
|
до 24 |
25-29 |
30-39 |
40-49 |
50 и старше |
|
|
РСФСР |
7,7 |
15,2 |
32,5 |
25,1 |
21,3 |
|
Северный Кавказ |
1,1 |
7,9 |
34,0 |
34,5 |
22,5 |
С другой стороны, количество преподавателей и научных
работников среднего возраста могло отчасти обеспечиваться переходом в науку уже
сформировавшихся работников из других, пограничных с ней сфер деятельности.
Система коммуникаций. Формирование научных структур в
различных районах Северного Кавказа (также административного новоообразования
советского времени) происходило, как уже говорилось, в значительной мере
независимо друг от друга, и внутрирегиональные научные связи в первые годы
оставались минимальными. Более развитыми были вертикальные коммуникационные
каналы, соединявшие местные научные центры со столичной (московской и
ленинградской) наукой. Кадровая, технологическая, материальная, информационная
помощь столичной науки в это время – одно из основных условий создания в
регионе научного потенциала.
Ситуация начинает меняться в середине 20-х гг., когда
определенная кооперация научных исследований в пределах всего региона
становится насущной необходимостью. Складываются и постепенно активизируются
контакты между отдельными учеными, исследовательскими группами, крупными
научными коллективами, представлявшими различные центры. Значительной вехой в
организационном плане стало создание Северокавказской ассоциации НИИ, в которую
помимо ростовских входили новочеркасские, краснодарские и владикавказские
институты и научные бюро. Ассоциация располагала двумя собственными
периодическими изданиями и через общее руководство, определенным образом
направляла исследовательские работы, осуществляемые в ее научных структурах.
Не менее значимым фактором, способствовавшим формированию
внутрирегиональных научных связей, являлся непосредственно сам Северный Кавказ
— и как формируемая социально-экономическая общность, и как территориальная
система, ставшая единым объектом исследований для большинства созданных здесь
научных структур. Узкая концентрация на проблемах своей административной территории,
характерная для многих исследовательских учреждений более позднего времени, в
20-е гг. была редкостью. Такими задачами занимались краеведческие общества
небольших городов, а также некоторые схожие с ними научные структуры северокавказских
республик, деятельность которых была сконцентрирована на своей национальной
проблематике. Тогда как исследования большинства вузовских и связанных с ними
исследовательских групп охватывали, как правило, значительные территории
региона. Так, университетские (РГУ) геологи, геоморфологи, почвоведы, зоологи
работают в 20-30-е гг. не только в Ростовской области, но и на кубанских
землях, в Дагестане, Чечено-Ингушетии, Кабардино-Балкарии. Библиография научных
трудов северокавказских институтов свидетельствует о том, что региональная
проблематика является одной из главных составляющих их исследовательской деятельности.
Спектр функций региональной науки второй половины 20-х гг.
(прикладная, образовательная, идеологическая) позволяет считать ее в основных
своих контурах сформированным и влиятельным социальным институтом, что в
немалой степени являлась заслугой проводимой в то время государственной политики.
Ее масштабные политические и экономические планы могли стать реальностью только
при соответствующем научном обеспечении. Практические, опытно-исследовательские
элементы и структуры научного процесса в таких условиях стали приоритетными. В
первую очередь были созданы и заработали организации, имеющие прикладную специализацию:
геологическую, геодезическую, мелиоративную, почвоведческую,
сельскохозяйственную и др. Тем самым в считанные годы была хотя бы на организационном
уровне создана научная база региональной экономики.
Но в рассматриваемый период возможности этой базы оставались
существенно ограниченными. В то время как объемы предполагаемых работ были
слишком велики, а территория края оказывалась почти неисследованной, кадровый
потенциал новых научных структур оставался минимальным (достаточно посмотреть
на состав полевых экспедиций, проводимых в это время). Недостаточным было и
материально-техническое оснащение прикладной науки в регионе. И, тем не менее,
в результате проведенных исследований уже к концу 20-х гг. было осуществлено
общее геологические и геоморфологическое районирование Северного Кавказа; открыты
месторождения полезных ископаемых, разработка которых стала впоследствии одной
из основных экономических специализаций региона; собраны материалы, позволившие
реализовать мелиоративные, гидрологические, зоотехнические и многие другие хозяйственные
проекты.
Именно в это время началась деятельность многих региональных
научных школ, получивших в дальнейшем всероссийскую известность. В ряду наиболее
значимых деятелей естествознания Северного Кавказа можно назвать имена
Н.Н.Архангельского — крупнейшего специалиста в области сельского хозяйства (в
20-е гг. им были составлены программа и методики энтомологического обследования
региона, под его руководством в Ростове-на-Дону ежегодно проводились всесоюзные
и региональные совещания по борьбе с сельскохозяйственными вредителями).
Донскую селекционную станцию с 1924 г. возглавлял Л.А.Жданов, один из известных
отечественных специалистов-селекционеров. В 1920-1930 гг. профессором Донского
политехнического института является Н.В.Покровский (его капитальные монографии
были посвящены ботанико-географическому исследованию Дона и других областей
Северного Кавказа). В течение 1916-1926 проводил в РГУ исследования по
минералогии и геохимии П.И.Лебедев, один из наиболее активных деятелей ростовского
Общества естествоиспытателей.
Выдающийся вклад в развитие сельскозяйственной науки на
Северном Кавказе внес Н.И.Вавилов, создавший Майкопскую станцию интродукции и селекции
растений.
С момента перевода Варшавского университета в Ростов,
кафедра математического анализа на физико-математическом факультете РГУ
возглавлялась Д.Д.Мордухай-Болтовским — ученым с международным научным
авторитетом. Уже в 20-е гг. его усилиями были заложены основы научной школы,
позволившей Ростову стать одним из крупнейших математических центров Советского
Союза.
Повышенное внимание органов государственной власти к
развитию естественнонаучного комплекса (безусловно, способствовавшее его развитию),
в определенной мере распространялось и на область общественных наук. В 20-е гг.
активизируются исследования по истории Донского края, Кубани, горного Северного
Кавказа. Прошлое казачества и горских народов, особенности их материальной и
духовной культуры становится одним из приоритетных исследовательских
направлений региональных историков, филологов, фольклористов. В крупных центрах
закладываются научные направления, мощное развитие которых приходится на
следующие десятилетия (отметим научно-исследовательскую, преподавательскую и
организационную деятельность Н.И.Покровского — одного из крупнейших
отечественных специалистов в области истории и культуры народов Северного
Кавказа).
С 1917 г. в ростовских учебных и научно-исследовательских
учреждениях работал П.И.Лященко — выдающийся политэконом и статистик, автор
монументальных исследований в области истории народного хозяйства России и
Советского Союза (в первой половине 20-х гг. им было выпущено 6 «Юго-Восточных
статистических сборников», а также монографии «Очерки аграрной эволюции России»
и «Экономические районы Юго-Востока Европейской России»).
Однако, анализируя организационную,
дисциплинарно-отраслевую, пространственную структуру регионального научного
комплекса второй половины 20-х гг., не будем забывать, что проведенное в 1927 г. исследование представляло своего рода «снимок» явления, находившегося в стремительном
восходящем движении. Каждый год структура динамично растущей научной сети
дополнялась новыми научными и учебными учреждениями, определенным образом
перестраивалась, корректировалась, продолжая при этом разрастаться и разветвляться.
Уже с этого времени она приобретает некую характерность,
отличавшую ее от других, формирующихся параллельно с ней, периферийных научных
комплексов Советского Союза. Вместе с тем данная сеть научных структур
Северного Кавказа все еще представляла не более чем общий каркас будущего
регионального комплекса. Показательно то, что создание в 1927 г. справочника «Научные работники и научные учреждения Северо-Кавказского края» не было сложным
издательским проектом. На 70 страницах уложилась комплексная информация о всех
(за небольшим исключением) научных работниках края, от профессоров до молодых
преподавателей и младших научных сотрудников (спустя 70 лет для представления
только элитной группы научного сообщества одной Ростовской области
потребовалось 500-страничное издание). Тем самым, если структурная база
регионального научного комплекса в 20-е гг. и была заложена, то в каждом из
своих составных элементов она оставалась представленной минимальным числом
ученых.
Основные направления эволюции ведущих элементов региональной
науки, очерченные в 20-е гг., были характерны и для следующего десятилетия.
Главным содержанием протекавшего в эти годы процесса оставалось стремительное
(в сравнении с концом ХIХ — началом ХХ вв.) формирование регионального научного
комплекса. Элементы системности, просматриваемые уже в середине — второй половине
20-х гг., становятся еще более отчетливыми. С одной стороны это иерархичность,
управленческая скоординированность создаваемых в различных центрах Северного
Кавказа научных структур. С другой — это определенная
дисциплинарно-отраслевая соотнесенность научных учреждений в пределах всего
края.
Наука Северного Кавказа принимала все более комплексный вид,
наращивая свои количественные параметры. Уже в начале 30-х гг. на Северном
Кавказе числится около 150 крупных и средних научных учреждения (из них 39 НИИ,
56 научных обществ, 34 лаборатории, 24 опытные сельскохозяйственные станции).
К середине 30-х гг. только количество НИИ в регионе достигает 67. Продолжает
в этот период возрастать и производственная ориентация местной науки —
возникает множество новых структур, обслуживающих сельское хозяйство региона. В
итоге, отраслевая наука Северного Кавказа окончательно приобретает черты,
отличавшие ее от производственного научного сектора других регионов Советского
Союза [119].
Но несмотря на столь значительный рост отраслевой науки,
общей и притом существенной особенностью формируемого регионального научного
комплекса оставалось неизменное преобладание в его структуре вузовского сектора
над всеми остальными институциональными формами научного процесса.
Способствовал этому и поворот государственной политики в сфере науки и
образования, сориентировавший их в 30-е гг. на развитие вузовской системы.
Положительные и негативные моменты, связанные с этим поворотом, хорошо известны
и вполне понятны. Страна нуждалась в огромном корпусе квалифицированных
специалистов, и подготовить их надо было в кратчайшие по историческим меркам
строки. Однако стремительному росту количественных показателей не всегда мог в
полной мере соответствовать качественный рост учебного процесса и исследовательских
разработок. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на динамику вузовской
системы СССР (число высших учебных заведений за период 1929-1934 гг. выросло в
стране со 130 до 700).
Вузовский комплекс Северного Кавказа в течение 30-х гг.
также увеличился в несколько раз. К концу данного десятилетия все крупнейшие
города края располагали от 5 до 10 и более вузами. Большинство из них переживали
естественные болезни роста, формируя собственные традиции преподавательской и
научно-исследовательской деятельности. Основные объемы научной работы, как и
ранее выполнялись рядом крупнейших вузов региона, хотя реорганизация,
захватившая всю систему высшего образования, определенным образом сказалась и
на их деятельности. Характерный тому пример являет Ростовский университет —
центральный по всем основным параметрам учебного и научного процесса вуз
Северного Кавказа.
В 1930 г. три его факультета (медицинский, педагогический и
экономический) были преобразованы в самостоятельные учебные институты. В
результате на месте одного вуза в городе появилось четыре (поскольку сам
университет был сохранен), без какого-либо наращения научного и
образовательного потенциала. Скорее наоборот, часть потенциала была утеряна,
так как сложившиеся организационные связи оказались разрушены, была
разукрупнена материально-техническая база исследовательской работы. В период
фактического перерыва в работе РГУ (январь — октябрь 1931 г.) значительная часть его научных сотрудников переехала в другие вузовские центры. После
реорганизации университет в составе трех новых факультетов
(физико-математического, химического и геоботанического) размещался в двух
небольших необорудованных зданиях (тогда как ранее ему принадлежало более 80
учебных построек). Занятия приходилось вести в несколько смен, а объемы исследовательской
деятельности сократились в несколько раз. Так что технология «почкования» при
создании вузовской сети Ростова-на-Дону того периода времени имела и свою
оборотную сторону.
Разумеется, государственная политика в сфере высшего
образования не ограничивалась только разукрупнением существовавших вузов. К
тому же, последнее имело определенный практический смысл. Став самостоятельными
вузами, бывшие университетские факультеты спустя некоторое время превратились в
мощные самостоятельные учебно-исследовательские структуры (РИНХ, РГПИ, РГМИ), в
послевоенные десятилетия игравшие наряду с РГУ центральную роль в научной жизни
города, области и всего Северного Кавказа. Но если саму необходимость их выделения
из состава университета едва ли можно подвергать сомнению, то относительно
сроков и форм реализованный вариант трудно назвать оптимальным.
Аналогичным путем расширялась вузовская система и некоторых
других региональных центров. А значит, исследовательские структуры вузовского
сектора в начале 30-х гг. также испытывали некоторые затруднения. Данный момент
важен еще и потому, что в отличие от других регионов академическая наука и в
это десятилетие на Северном Кавказе практически не получила развития. Между тем
необходимость в этом имелась, существовали даже планы включения Северного
Кавказа в деятельность академических структур. Так, на чрезвычайной сессии
Академии наук СССР в июне 1931 г. было принято постановление об организации
крупных баз Академии в таких городах, как Хабаровск, Иркутск, Новосибирск,
Свердловск, Алма-Ата, Ташкент, Ашхабад, Ростов-на-Дону, Сталинград. Из 9
перечисленных центров академические структуры были созданы во всех кроме двух
последних. Отсутствие в регионе академического центра, безусловно, тормозило
рост научного потенциала, в первую очередь сказываясь на развитии и масштабах
фундаментальной науки. В 30-е гг. компенсировать такую организационную
«недостачу» усилиями северокавказской вузовской и отраслевой науки было
невозможно.
С другой стороны, на фоне ускоренного роста вузовской
системы и отраслевого сектора несколько терялось становление заводской науки.
Организация новых КБ, производственных лабораторий и других производственно-исследовательских
структур в 30-е гг. в регионе не прекращалась, однако, строительство и
вступление в строй множества экономических гигантов первых пятилеток требовало разработки
огромного количества новых образцов промышленной продукции. Эта насущная необходимость
являлась основным катализатором развития на Северном Кавказе заводской и
отраслевой науки, соответствующим образом формируя их ведущие исследовательские
направления: сельхозмашиностроение, мелиорация, почвоведение, проблемы растениеводства
и животноводства, добыча и переработка полезных ископаемых — прежде всего
нефти, угля и цветных металлов. Вместе с тем прикладные разработки по-прежнему
в самой значительной степени продолжали концентрироваться не в отраслевых
институтах, заводских лабораториях и конструкторских бюро, а в технических
вузах Северного Кавказа и созданных при них научных структурах..
Итак, при всей неоднозначности процессов научного
строительства на Северном Кавказе в 30-е гг. потенциал региональной науки
продолжал расти почти по всем направлениям, хотя качественный (содержательный)
рост явно уступал количественному. К 1940 г. численность научных работников на Северном Кавказе выросла примерно в четыре раза по сравнению с концом 20-х гг.
Это означало и то, что в жизнь вступила новая, воспитанная уже при ином
общественном строе генерация научных работников. В середине 30-х гг. около 70%
штатных специалистов в научно-исследовательских структурах Ростовской области
имело стаж научной работы не более 5 лет, тогда как профессионалов, имевших
стаж более 10 лет, насчитывалось примерно 15%. Кадровая проблема если и не была
решена полностью, то в значительной степени утратила свою остроту. Опережающим
образом развивались естественные и прикладные науки. Основная масса
исследовательских начинаний предыдущего десятилетия, связанных с изучением и
хозяйственным использованием разнообразных ресурсов региона, получила свое
продолжение и в 30-е гг. Укрепились региональные школы, сложившиеся к этому времени
в области геологии и минералогии, в сфере биологических и математических наук.
Выдвинулись новые талантливые ученые (назовем в частности основоположника
нового направления в литологии — И.А.Шамрая, крупнейшего специалиста в области
физико-химического анализа — А.Г.Бергмана, химика А.М.Симонова).
В обществоведческих исследованиях этого периода основные
усилия были направлены на развитие марксистско-ленинской теории и изучение
партийной истории.
Нельзя не отметить очевидные успехи северокавказских
гуманитариев (в частности, в сфере национального языкознания, этнокультурной
истории горских народностей Северного Кавказа, изучении их материальной и
духовной культуры). Впервые в сферу комплексного научного подхода вошла вся эта
обширная региональная проблематика. Самое активное участие принимали ученые
региона в создании письменности для народов Северного Кавказа, раннее ее не
имевших (Г.П.Сердюченко, М.К.Милых и др.).
Система исследовательских учреждений приобрела к тому времени
более законченный и комплексный вид. Более четким стало и руководство
региональной наукой. В 1931 г. Пленум крайисполкома постановил преобразовать
СКАНИИ в специальный орган (научный комитет) при президиуме крайисполкома по
планированию и руководству научной работы в масштабах всего Северного Кавказа.
Однако в целом конструкторско-монтажный этап не был завершен. Между различными
частями региона в сфере науки по-прежнему сохранялись слишком значительные
диспропорции. И если наука Ростовской области и отчасти Краснодарского края
отличалась высоким уровнем развития исследовательской инфраструктуры,
представляла сформированный и сбалансированный по основным параметрам научный
комплекс, то науке национальных автономий Северного Кавказа было еще далеко до
такого состояния.
Местные научные структуры все еще были слишком
немногочисленны. И потому их концентрация в пределах республиканских столиц не
исключала определенной фрагментарности местного научного процесса. Наука, как
социальный институт, не успела за 15-20 лет своего развития в достаточной
степени имплантироваться в специфическую этнокультурную и социопсихологическую
среду национального Северного Кавказа, притом что успехи в этом направлении
были весьма ощутимы. Рядом с Владикавказом в 30-е гг. все отчетливей просматриваются
контуры других республиканских научных центров — Нальчика, Грозного, Махачкалы.
Быстро укреплялась и расширялась система научных коммуникаций, наличие которой
к концу предвоенного периода если и не позволяло говорить о формировании
регионального научного комплекса, как об уже состоявшемся факте, то
фиксировало появление элементов системности.
Так что, несмотря на незаконченность «монтажных» работ,
наука Северного Кавказа обладала уже вполне отчетливой иерархически-организационной
структурой (центр — периферия), дисциплинарно-отраслевой спецификой своих
исследовательских разработок, располагала достаточно мощной научной
инфраструктурой и обширной учебной базой, позволившей готовить научную смену в
пределах самого региона .
.
