ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
2.3. Системно-эволюционный этап (середина 60-х — 80-е гг.)
.
2.3. Системно-эволюционный этап (середина 60-х — 80-е гг.)
В параграфе 1.1 мы говорили о сложности, которую
представляет задача комплексного (территориального, социокультурного,
экономического и т.д.) структурирования общества, выделения в его составе отдельных
регионов, как достаточно самобытных общественно-природных образований.
Отмечали, что такая задача нередко не имеет единственного не противоречивого
решения. Не удивительно, что во многих крупных территориально-экономических
объединениях, созданных в советский период на территории Российской Федерации
(11 экономических районов), долгое время актуальным оставался вопрос о наличии
достаточного единства, позволившего бы констатировать существование
региональной (т.е. не только административной или даже экономической, но и
социокультурной) общности. Тем более, что развитие отдельных территорий со
временем далеко не всегда вело к укреплению внутрирегиональных связей.
Одной из причин такого положения являлась переоценка
идеологического и экономического факторов в ущерб многим важным этнокультурным,
социальным и историческим особенностям местных общностей. Этот промах в
значительной степени был объясним спецификой послереволюционного времени, в
котором создавалась существующая в основных контурах до настоящего момента
карта крупного районирования Российской Федерации. Политическая сила,
стягивающая и унифицирующая пространство страны, была такова, что позволяла
компенсировать многие социально значимые факторы, которые заметно усилились
только в результате длительного, занявшего несколько десятилетий развития
отдельных национально-территориальных общностей Советского Союза. Такие
факторы не могли быть учтены в 20-30-е гг. (они попросту отсутствовали), а в
60-80-е гг. их учет затруднялся инерцией, с которой реформируются все
сложившиеся социально-экономические системы.
Деструктивную роль сыграли и процессы конца 80-х — 90-х гг.
— сам крайне неоптимальный по основным своим элементам способ политической и
социально-экономической трансформации государства и общества. Одной из ответных
реакций общества на стремительное ухудшение условий жизни стала реанимация во
многих национальных районах Советского Союза традиционалистских этнокультурных
комплексов. Спрогнозировать такой выплеск болезненной национальной энергии было
невозможно еще в середине 80-х гг.
Как результат, наиболее остро проблема существования
интегральной социокультурной общности в последние годы существования советской
власти и в постсоветский период встала в районах, составленных из территориальных
общностей с ярко выраженной этнокультурной спецификой. В пределах РФ таковыми,
прежде всего, являются Поволжье и Северный Кавказ. Процессы второй половины 80
— 90-х гг. до максимума актуализировали вопрос о существовании здесь
региональных общностей. Данный вопрос требует отдельного рассмотрения, и мы к
нему еще вернемся. А сейчас заметим, что различные районы Северного Кавказа,
объединенные в 20-х гг. в составе одного края, спустя полвека в экономическом
отношении представляли уже достаточно цельное образование. Более сложным был
процесс социокультурной интеграции, каждое из крупных направлений которого
характеризовалось своей спецификой интеграционных процессов. Региональная
общность была сформирована далеко не во всех сферах духовной жизни. Но результаты
постепенной внутренней консолидации региона были очевидны даже здесь.
Определенным образом разнилась ситуация и по отдельным
элементам научного процесса. Решение одной из центральных задач — создание и
укрепление организационной вертикали в постепенно формируемой региональной
научной системе — было начато еще в первые десятилетия советской власти. Не
менее важным направлением являлось разветвление и углубление системы
внутренней коммуникации. Несмотря на то, что такие связи были достаточно
тесными уже в 50-е гг., по мере роста объема и усложнения решаемых в
Северо-Кавказском регионе исследовательских задач проблема дальнейшей
кооперации усилий множества региональных научных подразделений становилась все
более насущной.
При этом необходимо было учесть специфику местного научного
процесса, заключенную в ведущем положении вузовского сектора,
концентрировавшего самую существенную долю регионального научного потенциала.
Данными причинами и объяснялось создание в конце 60-х гг. такой регулирующей и
интегрирующей структуры, как Северо-Кавказский научный центр высшей школы (СКНЦ
ВШ), ставшей первой серьезной попыткой реализации региональной формы
организации вузовской науки в стране. До этого в середине 60-х гг. Министерством
образования Российской Федерации были созданы в 10 экономических регионах
межвузовские научно-методические советы, действовавшие фактически на
общественных началах и имевшие функции координации научных исследований. Однако
только в пределах Северного Кавказа создание такой структуры оказалось в полной
мере успешным, решив большую часть поставленных перед нею организационных и
непосредственно творческих задач. В короткие сроки СКНЦ ВШ сформировался в
реально работающий орган, кооперирующий научную деятельность в масштабах всего
региона. Инициатором создания Северо-Кавказского научного центра высшей школы и
его бессменным председателем является член-корреспондент Российской академии
наук Юрий Андреевич Жданов.
Становление и развитие СКНЦ ВШ предполагало решение ряда
основных задач и принятия соответствующих организационных мер.
I.Формирование консолидированного фронта фундаментальных
исследований.
Эта задача была решена путем создания
научно-исследовательских институтов: НИИ механики и прикладной математики, НИИ
физики, НИИ физической и органической химии, НИИ биологии, НИИ
нейрокибернетики (первый в мире), НИИ региональных социально-экономических
проблем и исследований, НИИ микрорадиоэлектроники (Таганрог), НИИ геохимии
биосферы (Новороссийск), Северо-Кавказский НИИ социальных и экономических
проблем, Вычислительный центр. Для большинства НИИ были построены рабочие
корпуса, обеспечено устойчивое бюджетное финансирование. Коллективы развернули
активную работу, по достоинству оцененную Правительством и научным сообществом,
свидетельством чему — Государственные премии СССР и РФ, зарегистрированные
открытия, избрания в состав РАН группы ученых. Мировое признание получили исследования
в области механики, математической экологии, астрофизики, теории органической
химии, нейрокибернетики, геофизики и др.
II. Формирование комплекса прикладных научно-технических
программ.
Для решения конкретных проблем развития различных отраслей
производства, сельского хозяйства и социальной сферы СКНЦ ВШ были предприняты
усилия по координации совместных научно-прикладных исследований вузовских
коллективов с отраслевыми НИИ региона. В результате этой работы были
сформированы более 20 целевых научно-технических программ, которые позволили
решить крупные экономические и производственные задачи. Среди них можно назвать
программы “Атоммаш-энергетика”, “Транспорт”, “Порошковая металлургия”,
“Техническая экология Северного Кавказа”, “Белок”, “Орошаемое земледелие”,
”Зерноуборочный комбайн”, “Сельское строительство” , “Здоровье населения
Северного Кавказа” и т.д.
III. Становление системы классических университетов на
Северном Кавказе.
До организации СКНЦ ВШ на Северном Кавказе работало лишь три
классических университета: Дагестанский, Кабардино-Балкарский, Ростовский.
Создание Центра стимулировало формирование классических университетов во всех
регионах Северного Кавказа. По настойчивой инициативе СКНЦ ВШ возникли
Кубанский, Чечено-Ингушский, Северо-Осетинский, позднее Ставропольский
госуниверситеты. В 90-е гг. все институты были преобразованы в университеты и
академии.
СКНЦ ВШ с широким привлечением научной общественности
региона формировал основные направления новых вузов, создавая отделы
лаборатории и филиалы базовых вузов и НИИ, помогал в развитии их материально-технической
базы.
IV. Выход на решение общерегиональных проблем.
С самого начала своей работы СКНЦ ВШ исходил из принципа: не
подменять вузы, а интегрировать их вокруг задач, непосильных отдельному вузу.
Так, объединив усилия сотен вузовских геологов, биологов, географов, краеведов,
центру удалось создать 15-томный труд “Природные ресурсы и производительные
силы Северного Кавказа”. Такой же принцип был осуществлен при создании
фундаментального труда “История народов Северного Кавказа”. Концентрация
усилий математиков, экологов, ихтиологов, географов позволила создать имитационную
модель экосистемы Азовского моря, определить оптимальные стратегии
использования водных ресурсов.
Комплексный подход был положен в основу изучения природных
ресурсов и производительных сил для многих регионов. Соответствующие социально-экономические
программы были разработаны для Чечено-Ингушетии, Северной Осетии, Ростовской
области, Краснодарского края.
V. Становление организационных структур СКНЦ ВШ.
В целях координации деятельности ученых при СКНЦ ВШ была
создана система отделений по отраслям наук, несколько республиканских
проблемных советов Минвуза РФ, совместно с Академией наук — около 20 научных
подразделений двойного подчинения (АН СССР и Минвуза РФ), образован Совет
молодых ученых, региональный Совет научно-исследовательской работы студентов,
возникло Издательство, отделение секции прикладных проблем РАН.
Высшая аттестационная комиссия возложила на СКНЦ ВШ
формирование вузовских ученых советов по рассмотрению диссертационных работ.
Центр организовал издание трех журналов: «Известия вузов.
Северо-Кавказский регион» и, позднее, «Научная мысль Кавказа», «Гуманитарные и
социально-экономические науки»
Организация такого комплексного координирующего органа, как
СКНЦ ВШ, существенно усилившего иерархическую вертикаль и само качество системности
северокавказского научного комплекса, на наш взгляд, подводит итог
конструкторско-монтажному этапу в развитии региональной науки, свидетельствуя о
начале следующего — системно-эволюционного этапа.
Начало данного этапа не означало создание жестко
фиксированной в своих структурных элементах научно-организационной системы.
Напротив, одна из основных особенностей ее развития состояла в практически непрерывном
доукомплектовании научной инфраструктуры отдельных центров. Наиболее актуально
это было для национальных центров, не успевших к началу — середине 60-х гг.
полностью решить данную проблему. С другой стороны, инфраструктурная
комплектация была представлена в регионе и как неизбежная в процессе развития
отраслевая переструктуризация уже сложившегося научного комплекса, его
дальнейшая диверсификация. И потому новые научные подразделения возникали не
только в национальных центрах Северного Кавказа, но и во всех остальных,
включая Ростов-на-Дону — центр, обладавший самой широкой сетью научных и
учебных учреждений.
Более того, для него конец 60-х — первая половина 70-х гг.
стало временем быстрого роста инфраструктурного потенциала науки. Если СКНЦ ВШ
был создан в 1969 г., то многие исследовательские структуры, составившие его
ядро, появились только в 70-е гг. (инфраструктурный рост научного центра не
прекращался до второй половины 80-х гг.). В данном случае речь шла о
переструктуризации, дополняющей и корректирующей уже сложившуюся в Ростовской
области и Ростове-на-Дону систему научных учреждений. Инфраструктурные приобретения
республиканской науки Северного Кавказа такую систему только дооформляли. И в
этом процессе помимо организации новых исследовательских структур самое большое
значение имело появление в национальной части региона четырех вышеназванных
университетов. В результате теперь уже вся (даже в местных автономных областях)
северокавказская наука находилась на системно-эволюционном этапе своего
развития.
Итак, к началу 70-х гг. наука Северного Кавказа обладала
практически всеми элементами комплексности и представляла собой систему,
развитие которой от преимущественно количественного (экстенсивного) наращения
перешло к содержательному росту. Анализ основных институциональных блоков
свидетельствует, что в эти годы существенных изменений в структуре региональной
науки по сравнению с предыдущими десятилетиями не произошло. Научный комплекс
Северного Кавказа как и ранее был представлен преимущественно вузовской и
отраслевой наукой. Академический сектор, создавший солидную инфраструктурную
базу в некоторых других российских регионах, на Северном Кавказе получил
незначительное развитие. Дагестанский филиал в большой степени оставался
средоточием республиканской науки и был сориентирован на решение внутренней
проблематики (отдел энергетики исследовал возможности комплексного
использования гидроэнергетического потенциала Дагестана, отдел почвоведения
подготовил почвенные карты республики, отдел растительности при участии
Ботанического института АН СССР составил карты дагестанской растительности,
геологи изучали полезные ископаемые своей территории и соседней
Чечено-Ингушетии). Во всех остальных территориально-административных субъектах
Северного Кавказа инфраструктурное присутствие академической науки было
минимальным.
Иная ситуация сложилась в секторах отраслевой и заводской
науки. Быстрое их развитие в послевоенные десятилетия привело к созданию
десятков крупных и еще большего количества небольших структур. Однако при их
организации доминировали не территориальные (горизонтальные), а отраслевые
(вертикальные) связи. И отраслевой сектор, и заводская наука отстраивались по
министерским планам во всесоюзном и всероссийском масштабе. Созданные в регионе
отраслевые научные структуры были сориентированы на контакты с центром или же с
иными своими ведомственными подразделениями, расположенными в других регионах
страны. Как результат — данные секторы науки Северного Кавказа, несмотря на
некоторую общность тематики своих исследовательских программ, не были
регионально скооперированы.
Исходя из характера существовавшей в стране ведомственной
системы, производственная наука в регионе отличалась определенной
неоптимальностью своей структуры, многократным дублированием отдельных составляющих
и, как следствие, не всегда достаточно высокой эффективностью проводимых изысканий.
Заметим, что параллелизм исследовательских структур не был недостатком сам по
себе. Аналогичное явление в западной науке нередко оказывалось положительным и
незаменимым элементом функционирования научной системы, способствующим росту ее
структурного разнообразия, повышающим творческую конкуренцию между различными
научными коллективами, занятыми сходной проблематикой.
В советский период в осуществлении государственной научной
политики реализовывался подход, направленный на унификацию существующих структур,
сведению их во взаимоувязанную и соподчиненную систему. Параллелизм в таких
условиях, как правило, исключался. Определенный смысл в таком положении имелся.
Поскольку только в сфере ВПК была создана достаточно эффективная система
научных организаций-«противовесов», жестко и открыто конкурировавших между
собой. В большинстве других научно-технических областей конкуренция не являлась
регулятором и катализатором исследований — научные структуры, работая на
сходных направлениях, могли практически не соотносить результаты своей
деятельности. При таком положении научно-техническое дублирование становилось
очевидным недостатком, требовавшим своего исправления. Слабая
соорганизованность и разбросанность по различным ведомствам и производствам
сокращала творческие возможности и снижала системные качества мощной по своим
количественным характеристикам отраслевой и заводской науки в регионе.
Тем самым структурообразующие функции в сфере науки на
Северном Кавказе могли принадлежать только вузовскому сектору. Однако вплоть до
конца 60-х гг. недостаточно скооперированной в масштабах региона оставалась
научная деятельность самих местных вузов. Именно СКНЦ ВШ создал организационную
основу для такой интеграции.
С момента его основания на центр были возложены задачи, связанные
с координацией деятельности научных учреждений, независимо от их ведомственной
подчиненности. Научно-организационная деятельность центра осуществлялась в
рамках всей сети вузов и научных учреждений Северного Кавказа, которая включала
46 вузов, 14 филиалов факультетов и отделений вузов, 63 НИИ, 32 филиала и
отделения НИИ, 42 научные станции и опытных поля отраслевых министерств и
ведомств союзного и республиканского подчинения.
Анализ основных тематических исследовательских блоков, для
реализации которых были подключены подведомственные СКНЦ ВШ научные структуры,
обнаруживает синтез фундаментальной, прикладной и региональной проблематики. В
сфере естественных и технических наук приоритетными направлениями являлись
математическое моделирование и оптимальное проектирование машин и их элементов,
математическое обеспечение ЭВМ и АСУ; исследование методов синтеза, строения и
свойств органических природных и координационных соединений, моделирующих
природные процессы и объекты; охрана окружающей среды и рациональное использование
производственных отходов, поиск новых источников сырья; физика твердого тела,
радиофизика и астрофизика; механика твердого деформируемого тела, механика
жидкости и газа; поиск параметров рационального использования и повышения производительности
ресурсов биосферы региона и прогноз изменений природной среды под воздействием
хозяйственной деятельности человека.
В области общественных и гуманитарных наук СКНЦ ВШ стал
организатором и координатором фундаментальных работ по истории народов
Северного Кавказа, всем основным сферам их материальной и духовной культуры.
Программно-целевое планирование осуществлялось научным центром и при
организации многих исследований по крупным народнохозяйственным проблемам
регионального и республиканского значения. Координация и руководство
деятельностью вузов и научных учреждений осуществлялись по десяткам комплексных
программ, большинство из которых требовало участия множества научных структур
вне зависимости от их ведомственной и административной принадлежности.
Характерным примером служит создание имитационной модели
экосистемы Азовского моря, включавшей 6 подмоделей (гидрологии, экологии,
сельского хозяйства, промышленности, транспорта, экономики), разработанной
учеными Ростовского госуниверситета совместно со специалистами Азовского НИИ
рыбного хозяйства Министерства рыбного хозяйства СССР. Комплексное
моделирование столь сложного природно-общественного объекта во многих
отношениях являлось для своего времени уникальным, не имеющим аналогов в отечественной
научной практике. Эта работа, отмеченная Государственной премией СССР, была
выполнена под научным руководством Ю.А.Жданова и И.И.Воровича авторским
коллективом в составе Э.В.Макарова, С.П.Воловика, А.Б.Горстко, А.М.Бронфмана,
Ю.А.Домбровского, Ф.А.Суркова и А.Я.Алдакимовой.
Учитывая этот и множество других столь же масштабных
проектов, реализованных в течение 70-80-х гг., можно говорить о безусловном
функционировании в данный период науки Северного Кавказа в качестве единого
комплекса. СКНЦ ВШ не только сумел скооперировать усилия научных учреждений,
принадлежащих различным институциональным блокам научного процесса, но и создал
сеть новых структур двойного подчинения. К концу 70-х гг. в составе вузовского
сектора, подведомственного СКНЦ ВШ (а в него входило только 16 из 46
региональных вузов), имелось около 40 опытных научно-исследовательских
лабораторий . Они относились к 24 министерствам союзного и республиканского
значения, соединяя своей деятельностью вузовскую и отраслевую науку.
Своего максимума в этот период достигла и степень
влиятельности науки Северного Кавказа на все стороны жизни регионального
социума. Наука, выступая в качестве одного из центральных социальных
институтов, через свою планово-организационную, прогностическую, инновационно-технологическую,
информационно-коммуникационную функции проникала практически во все структуры
общества и государства.
Программы научных работ, планируемых для региона СКНЦ ВШ на
1976-1990 гг., свидетельствуют о фронтально развернутом характере исследований,
проводимых на Северном Кавказе в 70-80-е гг. Разработки велись по всем основным
направлениям современного научного знания. Вместе с тем показательно само распределение
плановых заданий по отдельным секторам научного знания. Так, из общего объема
финансирования НИР в 1985 г. менее 9% средств приходилось на общественные и
гуманитарные науки. Для сравнения: этот показатель на 1997 г. составил 13,2%. При всем «формализме» данной количественной характеристики она четко
фиксирует генеральную тенденцию государственной научной политики, направленной
на приоритетное развитие естествознания (связанного в немалой степени с военной
индустрией) и комплекса технических наук [130].
Оценивая функциональную и дисциплинарно-отраслевую структуру
региональной науки в целом, прежде всего отметим, что государству, поставившему
перед собой задачу превратить науку в производительную силу, удалось
реализовать эту задачу на практике. Но характерно и другое — постепенное
расширение спектра обществоведческих научных разработок. В регионе развернулись
масштабные исследования по теории культуры, социальных проблем науки и высшего
образования, региональной экономики, общей, этнической и педагогической
психологии.
Итак, в 70-80-е гг. региональный научный комплекс обладал
качественными и количественными параметрами, обеспечивавшими ему устойчивую
положительную эволюцию, позволявшими ему не только справляться с задачами, для
решения которых он был создан, но и самостоятельно определять новые
исследовательские ориентиры прикладного и фундаментального характера. В этот
период времени в Северо-Кавказском регионе выдвинулась на передовые позиции как
отечественной, так и мировой науки целая группа выдающихся ученых, избранных в
состав АН СССР и РАН. Это член-корреспондент РАН Ю.А.Жданов (химия углеводов и
теоретическая органическая химия, философия культуры), академики РАН
И.И.Ворович (математические проблемы механики сплошной среды, математическая
экология), В.А.Бабешко (механика сплошной среды, теория систем интегральных
уравнений), Г.Г.Гамзатов (взаимодействие национальных культур, региональная
типология литературы), М.Ч.Залиханов (гляциология, гидрология, геофизика,
экология) А.В.Каляев (архитектура супер-ЭВМ, нейрокомпьютеры, системы
управления адаптивными роботами), В.И.Минкин (квантовая химия органических
соединений, органическая фотохимия), члены-корреспонденты РАН В.И.Колесников
(технология и физика трения металлополимерных композиционных материалов),
А.М.Никаноров (гидрохимия), А.К.Темботов (биоэкология горных и равнинных
территорий Кавказа).
Пространственная структура региональной науки при переходе к
системно-эволюционному этапу не претерпела существенных изменений. Сохранили
свои позиции все его основные структурные элементы: центр (Ростов-на-Дону и
шире — ростовская агломерация), краевые и республиканские центры, учреждения
научной инфраструктуры.
Расположение головных структур СКНЦ ВШ в Ростове-на-Дону еще
более укрепило его доминирующее положение в научной отрасли Северного Кавказа.
Это фиксируется практически всеми количественными и качественными показателями
научного процесса. С учетом всех вузов Северо-Кавказского региона на вузы и их
научные структуры, сосредоточенные в Ростовской области, в 1984 году
приходилось 73,9% общего объема финансовых расходов на науку. Примерно таким же
был перевес по количеству исследователей и научных учреждений, спектру
изучаемых научных проблем и фундаментальности этих разработок, количеству
аспирантов, числу диссертационных советов и масштабов их работы, а
соответственно, и концентрации научных работников высшей квалификации.
Возросшая связь между научными сетями Ростова-на-Дону, Новочеркасска и Таганрога
позволяла говорить о единой центральной агломерации ростовской науки.
Краснодар, уже в 20-е гг. обладавший известным научным
потенциалом, который позволял ему претендовать на роль второго системного
центра, в послевоенные десятилетия значительно уступал Ростову-на-Дону. Более
того, по отдельным характеристикам научного процесса он уже не превосходил и
крупнейшие научные центры национального Северного Кавказа — Махачкалу и
Орджоникидзе. Все эти центры лишь в небольшой степени могли выступать
противовесами доминанте Ростова-на-Дону в сфере научной деятельности. Однако
созданный в них организационный, инфраструктурный и кадровый потенциал уже
позволял и самостоятельно решать насущные проблемы социально-экономического
развития, и заниматься фундаментальной наукой.
С середины — второй половины 60-х гг. и все остальные
столичные центры Северного Кавказа уже обладали научным потенциалом,
достаточным, чтобы играть ведущую роль в пределах своих административных территорий.
Ставрополь, Нальчик, Грозный превратились в заметные центры учебной и
научно-исследовательской деятельности. Аналогичным с ними инфраструктурным и
кадровым потенциалом располагали и научные структуры городов Ростовской области
— Новочеркасска и Таганрога.
Следовательно, если системный центр региональной науки на
протяжении более полувека не изменялся, то сама система-иерархия научных
центров за это время расширилась самым существенным образом. В середине 20-х
гг. на Северном Кавказе было только 4 сложившихся очага научной работы. К
рассматриваемому периоду таковыми стали все административные столицы региона и
большинство других крупных городов. К тому же данные центры составили лишь высшее
звено региональной системы-иерархии. И в отличии от 20-х гг. они теперь
«опирались» на значительное число средних и небольших центров. Научные
структуры функционировали в десятках других городов и населенных пунктах
региона. А в целом система-иерархия включала около 150 научных учреждений
Северного Кавказа.
Коммуникационная взаимозависимость региональной науки
возрастала по мере роста ее потенциала. Однако и в этом отношении создание СКНЦ
ВШ стало этапным приобретением, позволившим существенно активизировать всю
систему внутрирегиональных связей северокавказской науки. На нижнем системном
уровне деятельность центра способствовала росту межличностных контактов ученых
из различных центров и территорий. В частности, приобрела широкие масштабы
практика командирования ведущих профессоров и преподавателей в другие вузы для
чтения лекционных курсов. Только за 1972-1975 гг. 417 ученых центра (из них 60
профессоров и 106 доцентов) выезжали с такой целью во вновь организованные вузы
региона. С другой стороны, научно-учебный персонал молодых вузов получил более
широкие возможности стажировки в крупнейших центрах региона [121].
Способствовало установлению контактов между
северокавказскими учеными и резко выросшее количество научных конференций,
школ, совещаний. Причем помимо разовых мероприятий подобного рода в рамках СКНЦ
ВШ функционировало на регулярной основе около 40 семинаров по актуальным
проблемам физики, механики, нейрокибернетики, химии, биологии, многих
технических и общественных наук. Существенно выросли и контакты между научными
подразделениями как на уровне отдельных вузовских кафедр и факультетов, институтских
лабораторий и секторов, так и на уровне целых вузов, НИИ, НПО.
При непосредственном участии СКНЦ ВШ была апробирована и
получила широкое распространение практика двусторонних долговременных договоров
о научном сотрудничестве между вузами. Такие соглашения были заключены между
Ростовским и Северо-Осетинским, Ростовским и Чечено-Ингушским, Ростовским и
Кубанским госуниверситетами, Новочеркасским и Ставропольским политехническими
институтами, Ростовским инженерно-строительным институтом и
Кабардино-Балкарским университетом, Ростовским инженерно-строительным и
Дагестанским политехническим институтами.
Самостоятельным аспектом таких контактов являлось материально-техническое
и информационное сотрудничество. Базовые научные организации СКНЦ ВШ (такие как
ВЦ РГУ, НИИ ФОХ, НИИМиПМ и др.) стали, по сути, межвузовскими
научно-производственными структурами, проводящими аналитические, измерительные,
вычислительные работы, а также подготовку научных кадров для вузов Северного
Кавказа. Существенной была и материально-техническая поддержка научным центром
отдельных подведомственных вузов, прежде всего за счет создания подразделений
базовых научных организаций СКНЦ ВШ в вузах Северного Кавказа. В период 70-80
гг. было создано 26 таких научных структур (филиалы лабораторий и отделов с
бюджетным финансированием).
Очевидно, что активизация подобных контактов обеспечивала
более тесное сотрудничество и кооперацию городских и республиканских (краевых)
научных сетей в масштабах всего региона. Едва ли в пределах Северного Кавказа в
70-80-х гг. оставался крупный вуз или значительный отраслевой институт,
который так или иначе не был бы включен в систему научного сотрудничества.
Более плотными стали и межрегиональные контакты северокавказской науки.
Определенным образом тормозившиеся из-за отсутствия единого центра, они с появлением
СКНЦ ВШ приобрели необходимую организационную базу. Научный центр сумел резко
активизировать связи подведомственных ему вузовских и отраслевых структур с
академическими учреждениями. Уже в середине 70-х гг. научные коллективы центра
вели совместные исследования по долговременным программам с 30 институтами АН
СССР. Всего же по координационным планам Академии наук структурами центра в 1975 г. выполнялось 58 тем (в 1970 г. — только 20), а в 1987-м — 316 тем.
Одним из наиболее ярких примеров интегративного
сотрудничества региональной науки со структурами Академии наук явилась
деятельность на Северном Кавказе, созданной в 1966 году, Специальной астрофизической
обсерватории (САО) АН СССР. В 70-80-х годах на базе Ростовского, а позднее и
Ставропольского государственных университетов для обеспечения деятельности САО
была развернута подготовка специалистов в области астрофизики. Образовалась
практика проведения совместных всесоюзных, республиканских и региональных
совещаний. Научная структура САО стала крупным центром международной научной
кооперации во взаимодействии с астрофизическими центрами всего Кавказа
(обсерватории в Шемахе (Азербайджан), Бюракане (Армения), Абастумани (Грузия),
научными центрами дальнего зарубежья. Позднее, уже 1998-2000 гг., в рамках
выполнения республиканской программы «Государственная поддержка интеграции
высшего образования и фундаментальной науки», САО совместно с РГУ и СГПУ был
создан учебно-научный центр, благодаря которому организована постоянная
студенческая практика по наблюдению и анализу явлений дальнего и ближнего
Космоса, а также сформирована база данных многолетних наблюдений в сети
Итнернет. Так «высаженная» на Северо-Кавказскую землю академическая ячейка
оказала влияние на формирование нового научного направления в регионе (а
позднее и астрофизической научной школы — профессора Л.С.Марочник,
П.Н.Насельский, А.Д.Сучков и др.), подготовку кадров по этой научной
специальности в вузах, сформировала и развила горизонтальные региональные
научные связи, укрепила научное взаимодействие по вертикали «центр-регион»,
создала структуру научных коммуникаций и международного сотрудничества.
Продолжала расширяться и система отраслевых научных
контактов. Наконец, заметно выросли связи региональной науки с международным
научным сообществом. Как и ранее, они ограничивались преимущественно
социалистическими государствами. Формы контактов на этом уровне были теми же,
что и на всех остальных. Была распространена практика двусторонних соглашений о
научно-техническом сотрудничестве отдельных вузов региона с учебными
заведениями стран СЭВ (активными участниками таких контактов, с одной стороны,
были РГУ, КГУ, а с другой — Лейпцигский, Варшавский, Силезский, Белградский
университеты).
Среди иных форм международного сотрудничества можно назвать
лекционную деятельность, научные стажировки, издательские проекты и взаимное
участие в конференциях, съездах и конгрессах. В каждом из этих направлений
активность контактов региональной науки в 70-80-е гг. существенно возросла по
сравнению с предыдущим периодом.
Одним из наиболее важных аспектов функционирования
регионального научного комплекса являлось развитие коммуникационных каналов,
интегрирующих местную науку посредством организации региональных научных
конференций (симпозиумов, семинаров, школ и т.д.). Возникающие между
представителями различных центров и научных школ непосредственные личные контакты
не только катализировали творческую мысль, но могли в качестве результата
способствовать созданию новой научной структуры или выполнению
исследовательской темы, обеспеченной государственным финансированием. Изучение
состава научных учреждений — участников таких мероприятий позволяет определить
наиболее активные исследовательские структуры региона. И не просто обозначить
их круг, но и установить его внутреннюю иерархическую соотнесенность,
интенсивность взаимосвязей между различными научными учреждениями. При этом
отчетливо вырисовывается дисциплинарно-отраслевая и пространственная структура
научного процесса, обнаруживается уровень влиятельности тех или иных
региональных научных центров.
Анализ научных конференций, проводившихся в регионе в
70-80-е гг., отчетливо фиксирует центральную организационную роль СКНЦ ВШ,
прежде всего в первый период его существования (начало — середина 70-х гг.). В
эти годы именно его отделения наиболее часто играли роль организатора
разнообразных региональных научных совещаний. Свои функции общерегионального
организатора и координатора такого рода мероприятий СКНЦ ВШ сохранял и в
последующем, но возросшие связи между вузами региона позволяли теперь им обходиться
во многих случаях без прямого посредничества научного центра. С конца 70-х гг.
в этом отношении выделяются крупнейшие из вузов региона: Ростовский,
Краснодарский и Дагестанский университеты; Ростовский медицинский,
Новочеркасский, Краснодарский, Ставропольский политехнические, Таганрогский
радиотехнический институты и др.
Динамика региональных конференций испытывала значительные
колебания от года к году. И все же основной тенденцией 70-х — начала 80-х гг.
можно считать постепенный рост внутрирегиональной коммуникационной активности.
Если в 1970-1975 гг. в среднем за год на Северном Кавказе проводилось примерно
25 региональных научных конференций и семинаров, то во второй половине 70-х уже
более 30, в 1981-1985 гг. около 40. Своего максимума данный показатель
достигает в середине 80-х гг.: во второй половине этого десятилетия в среднем
на Северном Кавказе проводилось 50-55 региональных совещаний (рис. 2 — данные
текущего архива СКНЦ ВШ).
|
Рис. 2. Вузы Северного Кавказа — организаторы и участники
научных конференций (данные 1988 г.)
Несколько иной была динамика крупных (всесоюзных и
республиканских) конференций, которая отчасти отражала общий авторитет
северокавказский науки, ее положение среди других научных комплексов страны.
Здесь рост коммуникационной активности наблюдался до второй половины 70-х —
начала 80-х гг. Если в 1971-75 гг. в регионе было проведено 15 крупных
мероприятий такого рода, то в 1976-1980 гг. уже более 40, а в 1981-1985 гг.
более 30. Снижение активности в середине — второй половине 80-х гг. было
связано с определенной динамикой развития основных научных направлений, а также
содержательными характеристиками регионального научного процесса.
Значительно колебалось по годам и число контактов отдельных
научных учреждений, хотя, неизменной оставалось центральная роль Ростовского
госуниверситета, факультеты и НИИ которого принимали участие в 50-70% всех
конференций, проводимых на Северном Кавказе. При этом РГУ практически всегда
оказывался и крупнейшим организатором такого рода мероприятий. Вторым вузом
региона по данному показателю являлся Краснодарский университет, в отдельные
годы не уступавший в данном отношении РГУ. Из четырех национальных
университетов региона выделялись Дагестанский и Северо-Осетинский.
Вся система внутрирегиональных коммуникаций подтверждала
ведущую роль университетов в научной жизни вузовского сектора и всей
региональной науки. Все местные университеты участвовали в конференциях по
самому широкому кругу научных проблем, относящихся к различным секторам знания
и научным направлениям. Не случайно именно они максимально часто встречались и
взаимодействовали на таких совещаниях, образуя основные («хребтовые» по
терминологии Г.Г. Дюментона) межучрежденческие связи. К хребтовым мы относим
связи между вузами и научными структурами, участвующими на совещаниях,
проводимых на Северном Кавказе, в течение одного года 5 и более раз; к фоновым
(слабым) взаимодействиям — все остальные связи (рис. 3).
Центральной структурой по данному показателю также оказался
РГУ, имевший максимальное количество хребтовых связей с другими учреждениями. И
в целом хребтовые связи, составлявшие костяк коммуникационной сети региональной
науки, связывали между собой шесть местных университетов, которые тем самым
образовывали основное ядро данной сети. Второе, менее значительное ядро
коммуникационной сети составили политехнические институты (Новочеркасский,
Краснодарский, Ставропольский) и Таганрогский радиотехнический институт.
Связи между указанными двумя ядрами были достаточно
активными, но менее тесными, чем во «внутриядерном» пространстве. Небольшие
коммуникационные «уплотнения» складывались у региональных медицинских и
педагогических институтов. Однако они существенно уступали двум основным ядрам
и вместе со всеми остальными вузовскими и исследовательскими структурами
представляли периферию региональной коммуникационной сети.
Рис. 3. Схема основных научных взаимосвязей между вузами
Северного Кавказа (по материалам региональных конференций 1988 г.):
_________ «хребтовые» связи I порядка — более 8;
————— «хребтовые» связи II порядка — 5-8.
При этом если иметь в виду отраслевой спектр
коммуникационной активности, то единственным комплексным ядром региональной
науки являлось «университетское». Активность политехнических, медицинских, и
отчасти педагогических институтов в этом отношении носила куда более специализированный
характер, концентрируясь на своих отраслевых направлениях и в сопредельной
научной тематике. Самостоятельную роль в 80-е гг. играют и базовые НИИ
Северо-Кавказского научного центра высшей школы: НИИ МиПМ, НИИБ, НИИ ФОХ, НИИФ
и др. Они выступают и как организаторы научных конференций, и как активные их
участники. Отраслевые институты и научно-производственные объединения
оказывались спорадическими участниками подобных мероприятий. Участие даже таких
крупных учреждений, как Южгипроводхоз, Южгеология, АзНИИРХ, в региональных
научных совещаниях было редким. И, тем не менее, существовавшая на Северном
Кавказе система научных конференций оставалась одним из действенных способов
поддержания и укрепления единства всего регионального научного комплекса. В
своей повседневной «тематической» деятельности местные отраслевые и
научно-производственные структуры незначительно контактировали с вузовскими
структурами, а участие в некоторых конференциях компенсировало им нехватку
научной коммуникации.
Перечень участников региональных и, тем более, всесоюзных
мероприятий свидетельствует о широких научных взаимосвязях, сложившихся у
научных структур Северного Кавказа с другими региональными научными комплексами
и столичной наукой. Характерно и то, что наиболее тесными такие контакты были с
московской и ленинградской вузовской и академической наукой (МГУ, ЛГУ, ЛФТИ,
МГПИ; Математический институт им. Стеклова, институты философии, общей и
неорганической химии АН СССР, структуры Минвуза РФ и др.). Только за 1974-1975
гг. на региональных конференциях, семинарах и школах с докладами выступило
около 100 специалистов из научных учреждений АН СССР. Из иногородних вузов
наиболее часто в региональных конференциях принимали участие различные
структуры МГУ [131].
Данный момент подтверждает правило, согласно которому
отдельные части периферии активнее сотрудничают с системным центром, нежели
между собой. Показательно, что минимальными были связи даже с сопредельными
Северному Кавказу российскими научными комплексами, сложившимися в Поволжье и
Центрально-Черноземном районе. С другой стороны, достаточно прочные научные
связи сложились с украинскими центрами — Киевом, Харьковом, Донецком. Среди
участников региональных совещаний назовем Донецкий физико-технический институт;
институты философии, физики металлов и прикладной механики АН УССР. Связи с
другими, более удаленными научными центрами были спорадическими (например, с
сибирским отделением АН СССР или отдельными научными структурами Урала). Конференции,
проводимые на Северном Кавказе, привлекали и некоторое внимание международных
научных организаций. Масштабы такого сотрудничества были достаточно невелики:
так в 1971-1975 гг. в регионе было проведено только 10 конференций с международным
участием. Со временем число подобного рода контактов возрастало, но не
превышало планки, обычной для периферийных научных комплексов Советского Союза.
Однако участие научных учреждений и отдельных представителей
из других регионов в конференциях, проводившихся на территории Северного Кавказа,
являлось лишь одной стороной научной коммуникации, функционировавшей в
пределах всего Советского Союза. Местные ученые, в свою очередь, активно
участвовали в конференциях за пределами региона. Статистика, касающаяся этого
аспекта деятельности региональной науки, существует не в полном виде. Но и
такая информация свидетельствует о том, что контакты ученых Северного Кавказа
по своему размаху не уступали, а по отдельным научным направлениям даже
превосходили участие в региональных научных мероприятиях. При чем эти две
пространственные системы определенным образом взаимосоотносились, так как
взаимообмены превалировали над односторонними формами научных контактов.
Больше всего северокавказские ученые выезжали на конференции
в Москву и Ленинград. Во-первых, потому, что именно в столицах проводилось
максимальное количество подобных мероприятий; во-вторых, потому, что столичные
конференции являлись своего рода, коммуникационным средоточием советской науки
— «подиумом», на котором могли встретиться самые удаленные друг от друга
региональные научные школы. Пренебрегать такой возможностью было недопустимо.
Присутствие ученых региона на конференциях, проводимых в других центрах
Советского Союза, распределялось достаточно равномерно. В этот круг входили
центры Украины, Урала, Поволжья, Центрально-Черноземного района, Западной
Сибири.
Но имелся еще один — международный уровень научного
сотрудничества. На этом уровне контакты северокавказских, как и всех остальных
советских ученых были ограничены преимущественно странами социализма. О
масштабе таких контактов дают представление следующие цифры: в 1971-1975 гг.
150 ученых из вузовского сектора, подведомственного СКНЦ ВШ, выступило на 57
международных конгрессах и конференциях. Данные показатели по научным
учреждениям иной ведомственной принадлежности были в 2 раза меньше. Во второй
половине 80-х гг. количество таких контактов постоянно возрастает.
Увеличивается удельный вес конференций, проводимых вне пределов
социалистических стран (в 1971-1975 гг. это США, Италия, ФРГ, Англия, Франция,
Индия, Япония и др.). Показательна и широта дисциплинарно-отраслевого спектра
конференций, в которых участвуют ученые Северного Кавказа (из 19 крупных
научных областей представители региональной науки работали в международных
совещаниях по 13-14 направлениям) [131]. Однако, учитывая потенциал, сосредоточенный
к этому времени северокавказской региональной наукой, включенность ее в
систему международных научных контактов можно считать недостаточной. Но таковым
было положение практически всех периферийных научных центров.
Комплексный характер северокавказской науки находил свое
отражение и в дисциплинарном разнообразии проводимых в регионе конференций.
Наиболее широко был представлен сектор естественных и точных наук. Не была
обойдена вниманием и сфера прикладных разработок, поскольку соответствующие
вузы (политехнические, строительные, медицинские) составляли большую часть
вузовской системы Северного Кавказа. Преимущественная ориентация
государственной политики на развитие данных двух секторов хотя и сохранялась на
протяжении всего рассматриваемого периода, вместе с тем постепенно смещалась в
сторону большей представленности общественных и гуманитарных наук (табл. 2 — по
данным текущего архива СКНЦ ВШ). Во второй половине 80-х гг., когда перестройка
породила всплеск активности в экономических и исторических науках, данный
структурный сдвиг становится все более ощутимым.
Система центров, связанных с организацией и проведением
научных конференций, как это видно из схемы, включала все административные
«столицы» Северного Кавказа, а также такие крупные города, как Новочеркасск и
Таганрог в Ростовской области, Пятигорск в Ставропольском крае. Помимо
центров-организаторов, располагавших определенным научным потенциалом, в
регионе имелся ряд рекреационных пунктов, служивших местом встречи для научных
структур всего Северного Кавказа и из других регионов Советского Союза (поселки
Белореченский, Никель, Дюрсо, Домбай и др.).
Таблица 2. Дисциплинарно-отраслевая структура региональных
научных конференций в 70-80-е гг., %
|
Науки |
1971-1975 гг. |
1978-1988 гг. |
1988 г. |
|
Естественные и точные |
47 |
24 |
39 |
|
Прикладные |
30 |
41,2 |
22 |
|
Общественные |
11 |
16,4 |
23,4 |
|
Гуманитарные |
14 |
18,3 |
15,6 |
|
Всего |
100 |
100 |
100 |
Активность участия отдельных центров соответствовала их положению
в системной научной иерархии региона. Средоточием организационной работы и
научных мероприятий являлся Ростов-на-Дону, на который приходилось около 30%
всех проводимых в регионе конференций. Краснодар и Махачкала уступали по этому
показателю Ростову-на-Дону в 2-3 раза, в свою очередь несколько опережая
Орджоникидзе, Новочеркасск и Таганрог. Речь идет о многолетних тенденциях,
поскольку в разные годы коммуникационная активность большинства центров
колебалась в очень широких пределах. К примеру, если в 1983 г. в Краснодаре было проведено 8 конференций, то год спустя — только три, а еще спустя два
года, в 1986 г. — 14.
Отличительная особенность ростовской научной жизни
заключалась в заметной коммуникационной активности целого ряда городских вузов.
Помимо университета, известную активность в этой сфере демонстрировали институты
народного хозяйства, строительный, медицинский, педагогический; посильное
участие принимали практически все остальные вузы Ростова-на-Дону. В других
региональных центрах коммуникационная активность в научной сфере была связана в
самой значительной степени с деятельностью одного вуза — университета (во всех
республиканских центрах и Краснодаре), политехнического института в
Новочеркасске, радиотехнического института в Таганроге.
По мере становления регионального научного комплекса
усложнялись и формы его участия в научном процессе страны. Если в
дореволюционный период регион участвовал в научной деятельности опосредованно,
в качестве «ресурсной» территории, а также в самой простой из форм
самостоятельной научной работы — краеведческих исследованиях, то уже в 20-е гг.
на Северном Кавказе начинают вестись достаточно серьезные разработки по
широкому кругу проблем. В своей деятельности местные научные структуры не
ограничивались ролью вспомогательных структур при столичной науке. И, тем не
менее, сам формирующийся характер региональной науки, все еще незначительный
инфраструктурный и кадровый потенциал ограничивали ее творческие возможности.
Масштаб и характер задач, решаемых местной наукой самостоятельно, оставались
преимущественно на прикладном уровне. Хотя на Северном Кавказе уже работало
несколько научных коллективов, в своей деятельности выходивших в центр мировой
и советской науки, число таких коллективов и формируемых на их основе научных
школ оставалось пока минимальным.
Укрепление местной науки и рост ее потенциала объективно
способствовали расширению и углублению проблематики, разрабатываемой в
региональных научных центрах. Формирование регионального комплекса было
завершено в 60-е гг. На это же время приходится и определение его места в
системной иерархии научных комплексов Советского Союза. Сумма статистических
показателей и аналитических оценок науки Северного Кавказа позволяет определить
ее как один из крупных комплексов, сформированных на территории Российской
Федерации. По своему кадровому и инфраструктурному потенциалу регион несколько
уступал Западной Сибири, Поволжью и Уралу, однако превосходил Дальний Восток,
Центрально-Черноземный район, Север России (без Ленинграда). Как и все
остальные комплексы, северокавказский был в состоянии собственными силами
обеспечить научно-техническую составляющую экономического развития своего
региона, занимал центральные позиции в исследовании местной проблематики.
С другой стороны, межрегиональная кооперация была настолько
тесной, что научный комплекс Северного Кавказа участвовал во множестве
программ, имевших всесоюзное значение. Организатором и центральным
разработчиком таких проектов, как правило, являлись столичные научные
структуры. И в этом смысле региональная наука продолжала играть хотя и
заметную, но подчиненную, вспомогательную роль по отношению к московской науке.
Однако достаточно внушительным был и проблемный комплекс, разрабатываемый регионом
без участия центра, но в широкой кооперации с другими периферийными центрами.
Тем самым функции северокавказской науки были типичными для такого рода систем
в Советском Союзе. И сочетали формы самостоятельной деятельности (с акцентом на
жизненно важную для региона проблематику), с формами вспомогательного или
кооперативно-равноправного участия в разработках, проводимых в пределах
Советского Союза, и шире – стран-членов СЭВ.
Свое влияние на функциональную специфику региона продолжало
оказывать и сохранившееся его периферийное положение по отношению к столице.
Как и вся остальная периферия, Северный Кавказ сохранялся в качестве ресурсной
базы московской и в определенной степени ленинградской науки. Об этом
свидетельствует и «биогеографический» анализ корпуса выдающихся деятелей
советской науки как в области естественных и точных наук, так и в сфере
социально-гуманитарного знания. В середине – второй половине ХХ в. выдающихся
результатов в области медицины и биологии добилось 33 ученых, жизнь которых на
том или ином этапе была связана с Северным Кавказом. В области физики таковых
было 10 человек, в секторе наук о земле – также 10, в астрономии – 7, механике
и математике – 18, химии – 10 ученых. В сфере общественных наук (философии,
истории, социология, психология) – 50 человек.
Однако значительная их часть получила высшее образование и
творчески реализовалась за пределами Северного Кавказа. Только в области
биологии и медицины, а также в секторе общественных наук регион сумел удержать
более половины элитного слоя ученых. В целом же в этот элитный корпус советской
науки середины – второй половины ХХ в. (который включал в себя более 1200
человек и определялся нами по справочникам и библиографическим словарям 3, 15,
58, 85, 154) вошло 138 ученых, работавших на Северном Кавказе. Из них 85 были
уроженцами региона, 40 – получили в местных вузах образование, 44 –работали в
региональных учебных и научно-исследовательских структурах. Как видим,
наибольший вклад регион по-прежнему вносил в качестве ресурсной базы,
«поставщика» талантливой научной молодежи. Данная ситуация не была исключением
в пределах Советского Союза, а наоборот, являлась типичной для всех без
исключения региональных научных комплексов, сложившихся в Российской Федерации.
И столь же типичной была миграционная ориентация местных ученых на столицу.
Как следует из проведенного анализа вышеназванных данных,
московские научные структуры доминировали в большинстве научных направлений.
Только в секторе наук о земле преимущество имела ленинградская и сибирская
наука. В целом же из 138 видных ученых, связанных с Северо-Кавказским регионом,
100 покинуло его (одни – после школы, другие – после окончания вуза, третьи –
спустя некоторое время, проработав в местных научных структурах). Из этого
числа более половины (51 человек) перебралось в столицу, 20 – в Ленинград, 5 –
в другие российские центры и 15 – в союзные республики (прежде всего на
Украину, причем не столько в Киев, сколько в другие крупные научные центры –
Харьков, Одессу, Днепропетровск).
Эти данные позволяют еще раз проиллюстрировать вывод,
сделанный нами ранее, при оценке функций региона в российском научном процессе
второй половины ХIХ – начала ХХ вв. Мы констатировали тот факт, что ресурсная
функция также требует определенного уровня социокультурного развития
территориальной общности. Именно наиболее развитая в экономике и культурной
инфраструктуре часть Северного Кавказа — Донская область — тогда существенно
опережала все остальные территории по количеству своих уроженцев, ставших
выдающимися учеными.
Статистика советского периода позволяет не только
подтвердить, но и скорректировать этот вывод. По мере развития регионального
научного комплекса, разветвления выполняемых им функций и усложнения решаемых
проблем ресурсная функция не только не отмирает, но, сохраняясь, по-прежнему напрямую
коррелирует с уровнем развития науки в тех или иных центрах и районах Северного
Кавказа. Как и в дореволюционный период, главным «донором» отечественной науки
остается Ростовская область. Вторая позиция принадлежит Краснодарскому краю.
Именно на данные две территории приходилась основная масса
(в сумме более 90%) видных ученых связанных с Северным Кавказом: 74 — с
Ростовской областью (64% от общего числа); 41 — с Краснодарским краем. От 4 до
7 ученых было связано со Ставропольским краем, Дагестаном, Чечено-Ингушетией и
Северной Осетией; один — с Кабардино-Балкарией. При известной относительности
использованной нами выборки (как и любой другой, вычленяющей элитную группу
ученых), различия в уровне творческой «отдачи», а в конечном счете в уровне подключенности
к российскому научному процессу отдельных территорий Северного Кавказа слишком
велики и показательны.
Итак, ресурсная, как и другие функции регионального научного
комплекса, в максимальной степени была представлена именно в системном центре региона.
Возникает вопрос, насколько столь значительный перепад между территориями
объясняется уровнем социокультурного развития, позволяющим лучше реализовать
творческий потенциал местного населения, и в какой степени он определяется
этнокультурной отстраненностью республик. Присутствие в числе периферийных
территорий Ставропольского края позволяет на первое место поставить именно
фактор социокультурного развития. Эта обширная территория, населенная в
основном русским населением, также практически не участвовала в воспроизводстве
и жизнедеятельности элитной группы ученых Советского Союза. С другой стороны,
самое активное участие в формировании указанной группы принимали закавказские
республики. Эволюция Тбилиси, Еревана, Баку в мощные культурные центры, развитие
местной научной инфраструктуры позволило воспроизвести и использовать местный
интеллектуальный потенциал с куда большим эффектом, чем в республиках Северного
Кавказа.
Другим свидетельством высокой значимости именно
социокультурного фактора в реализации творческих возможностей являются данные
по распределению мест рождений будущих видных ученых в пределах самой
территории. Так, для Ростовской области из 48 местных уроженцев 25 приходится
на сам Ростов, 13 — на другие города области и 10 — на сельские районы. Тем
самым областной центр, имевший менее четверти населения, дал более половины
ведущих ученых. Несколько иное соотношение наблюдается в Краснодарском крае,
где из 29 местных уроженцев только 6 родились в краевом центре, 8 — в других
городах и 15 — в станицах и селах.
Однако эти данные не противоречат выводу о роли развитой
социокультурной среды. На Краснодар приходится чуть более 10% местного
населения, тогда как по анализируемому показателю его доля составляет 20%.
Здесь следует учесть и то, что научный потенциал Краснодара существенно уступал
ростовскому, что также сказалось на небольшой творческой отдаче крупнейшего
центра Кубани. Еще в большей степени это относится и к административным центрам
других территорий региона. Аккумулированный здесь научный и социокультурный
потенциал был в состоянии обеспечить воспроизводство многочисленных
квалифицированных специалистов, необходимых для развития террит
