ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
8.3. Исторический способ научного исследования не обязательно ведет к
релятивизму
.
8.3. Исторический способ научного исследования не
обязательно ведет к релятивизму
Приведенный ряд структурных законов позволяет судить о
непрерывной внутренней трансформации системных ансамблей; но оставляет
открытыми вопросы, связанные с понятием прогресса, и проблему релятивизма,
которые неизбежно возникают в этом контексте. Вначале обратимся к проблеме
релятивизма.
Релятивизм заключается в утверждении, что выбор в пользу
истины или ложности, добра или зла совершается либо абсолютно произвольно, либо
под воздействием некоего исторического фатума. Однако подобные выводы вовсе не
являются неизбежными, если мы опираемся на названные нами выше исторические
законы.
Прежде всего надо отметить, что различение истины и лжи,
добра и зла находит основание в системах, а не в случайных понятиях или в
капризе судьбы. Следовательно, сами системы и определяют, что есть истина, что
есть ложь, и т.д. Имеются и вполне определенные рациональные основания для
целостности систем и для их трансформаций в данной исторической ситуации.
Например, начав с утверждения, что пространство по своей
природе является евклидовым (аксиоматическое основоположение в терминологии,
принятой в 4-й главе), установив далее, что мы понимаем под фактом,
наблюдением, подтверждением, фальсификацией и т.д.), применяя эти предпосылки
при данных обстоятельствах, можно прийти к открытию, посредством которого
получает признание истинность этого утверждения — пространство пронизано
гравитационными силами. Сами же эти предпосылки, однако, не являются ни
произвольными, ни фатальными с исторической точки зрения; они вырастают из
почвы, подготовленной системным ансамблем эпохи Возрождения, ее рационалистическим
гуманизмом и лежащими в его основе принципами. В наше время уже не имеет смысла
рассуждать о том, является или не является пространство евклидовым; важно
понять другое — что само предположение о евклидовости пространства было хорошо
обоснованным и имевшем решающее значение условием исторической ситуации
Ренессанса. В наше время этих условий уже нет, и потому вопрос о природе
Вселенной ставится теперь совсем по-иному[127].
Может быть, суть проблемы пояснит следующее сравнение. Пусть
перед нами люди, играющие в карты. Что истинно или ложно, хорошо или плохо в
этой игре — определено ее правилами. Например, истинно, что если у вас на руках
такой-то набор карт, а у противника карты лучше, то вы проигрываете. Кроме
того, признается, что хорошая тактика игры — когда ставки делаются
осмотрительно, не слишком опрометчиво. Предположим, что игроки обнаружили некое
противоречие в правилах игры. Тогда они изменят эти правила, но вместе с этим
изменятся и оценки того, что считалось истинным или ложным, хорошим или плохим
для данной игры. Пройдет время, и новые правила также могут оказаться
неудовлетворительными, и их снова придется менять с теми же последствиями, что
и ранее, и все повторится сначала. Нетрудно предположить, что таким образом
можно однажды получить игру, которая уже будет очень мало напоминать
первоначальную (даже если сохранит то же название). Такой пример явно не
соответствует тому, что мы назвали релятивизмом; он скорее, если можно так
выразиться, иллюстрирует работу некой «ситуационной логики», которой
подчинены не только конкретные ситуации, но и смена ситуаций. По аналогии можно
было бы сказать, что опыт также является игрой, результаты которой в той или
иной мере необходимы, а условия игры постоянно меняются, но не произвольно, а
по определенным основаниям.
Еще раз подчеркну, что я не гегельянец и ни в коем случае не
поддерживаю идею, что в истории науки следует видеть строго логическую
неизбежность прогресса, даже если смысл прогрессивного развития существенно
модифицирован понятием ситуационной логики. Ничего подобного в истории нет. Я
хотел бы только отметить, что установка на последовательный исторический подход
отнюдь не тождественна релятивизму, если последний понимается как субъективный
произвол или исторический фатум.
Я уже говорил, что нет ни малейшего основания постулировать,
что в ходе познания мы приближаемся к абсолютной истине; нет ни абсолютных
фактов, ни абсолютных принципов, которые могли бы указать путь к такой истине.
Мы не можем утверждать также, что прогрессирующее научное исследование — это
все более адекватное познание одних и тех же объектов. Научное исследование
раскрывает новые горизонты, которые то приближаются, то вновь отступают, суля
нам совершенно иные перспективы и опыт. Связь этих горизонтов с данной
ситуацией может быть предметом особого анализа, однако, нет никаких оснований
полагать, что они имеют отношение к воображаемой абсолютной истине (подробнее мы
еще вернемся к этой теме в 11 главе).
Я полагаю, что следует раз и навсегда оставить мысль о том,
что развитие научного познания подобно тому, как живописец создает портрет
какого-либо человека, прибавляя к нему новые детали, от чего портрет становится
все более похожим на свой оригинал.
Перед нами, таким образом, встает вопрос: что означает
научный прогресс в свете названных выше структурных законов?
.
