ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
Примечания к разделу 4
.
Примечания к разделу 4
1 Излишне говорить, что такое социально-философское
понимание объекта отличается от общефилософского использования этой категории,
когда объектом именуют не предмет деятельностных усилий субъекта, а любое —
додеятельностное или внедеятельностное — явление действительности, обладающее
предметной формой бытия и отличное как от своих свойств, состояний и связей, с
одной стороны, так и от процессуальных форм существования действительности — с
другой. Та же терминологическая проблема — умножение (удвоение, утроение и
пр.) философских понятий, «общефилософских», «социально-философских»,
«гносеологических» — будет вставать перед нами во многих других случаях (одним
из «рекордсменов» многозначности является, в частности, категория «предмет»,
специальные значения которой нам придется оговаривать).
2 Лекторский В.А. Принцип предметной деятельности. //
Методологические проблемы исследования деятельности. М., 1976. С. 154.
3 В качестве примера можно привести точку зрения, которая
представляет «структуру социального действия в следующем виде: а) действующий
социальный субъект; б) объект действия; в) способ воздействия субъекта на
объект (формы, средства, методы); г) цель и направленность деятельности
субъекта; д) организация действия (управление и регулирование); е) социальная
ситуация действия (совокупность объективных условий и субъективных факторов);
ж) пространство действия (социальная локализация); з) момент действия (границы
его актуального бытия); и) объективный результат действия (см.: Категории
социальной диалектики. Минск, 1978. С. 72).
4 Буева Л.П. Человек: деятельность и общение. М., 1978. С.
74.
5 Сказанное не означает, что мы вправе рассматривать любое
предметное явление, отличное от человека, в качестве объектной стороны
социальных действий. Подобное утверждение вызывает возражение у сторонников
идеи интегративного субъекта, считающих невозможным редуцировать субъекта
действия к отдельно взятым человеческим индивидам, субстратная организация
которых ограничена естественными органами тела. В роли субъекта вполне
представимы реальные коллективы людей, также обладающие своей субстратной
организацией, которая уже не сводится к органическим телам составляющих их
индивидов. Интегративный субъект обладает, по словам Маркса, своим
«неорганическим телом», состоящим из явлений материального субстрата, отличных
от человеческого организма. В результате один и тот же предмет — к примеру,
молоток — может быть объектом по отношению к использующему его индивидуальному
субъекту (рабочему), являясь в то же время элементом субстратной организации
интегративного субъекта (производственного коллектива), т.е., не будучи
самостоятельным субъектом, принадлежать, тем не менее, к субъектной стороне
конкретного действия. Правомерность идеи интергативного субъекта будет рассмотрена
нами ниже.
6 Эта распространенная в отечественной философии точка
зрения восходит к Марксову анализу простейшего акта труда, в котором
«целесообразная деятельность, или самый труд», рассматриваются в качестве
одного из «простых моментов труда», наряду с его предметом и средствами.
7 Именно такой логикой пользуются сторонники так называемого
«субъектного» подхода в социальной философии, возражающие против
субстанциального понимания социальной деятельности. Они убеждены в том, что
«деятельность всегда есть деятельность некоего субъекта, его атрибут, им
объясняемый. Вряд ли можно ее существо, ее необходимость, дифференцированность
на различные виды и т.п. объяснить, обосновать, анализировать, не обращаясь к
субъекту деятельности. Не получится ли так, что в этой ситуации мы фактически
должны будем начать с категории субъекта, хотя и скороговоркой, «делая
вид», что начинаем с его деятельности».
В монографии «Категории исторического материализма:
системность, развитие» мы стремились показать ошибочность такой точки зрения,
отрицающей субстанциальную первичность деятельности перед осуществляющим ее
субъектом.
8 Вебер М. Основные социологические понятия. // Вебер М.
Избранные произведения. С. 602—603.
9 См.: Сорокин П. Родовая структура социокультурных явлений.
// Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. С. 195.
10 См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 77, 81.
11 В самом деле, снаряд, которым выстрелили из пушки, летит
туда, куда толкают его пороховые газы. Он не в состоянии самостоятельно
определять направление своего полета, не может произвольно менять его в
зависимости от настроения, наличия или отсутствия «желания полетать».
Ситуация не меняется и в том случае, если вместо обычного
снаряда мы возьмем самонаводящуюся ракету, способную менять направление своего
полета в соответствии с перемещением цели. Очевидно, что техническое устройство
не обладает «свободой воли», так как не в состоянии самопроизвольно менять
информационную программу своего «поведения», жестко заданную извне
(единственное отступление от такой предзаданности возникает в случае
технической поломки устройства, которую едва ли можно интерпретировать как его
«своеволие»).
Возможность поведения, определяемого имманентными движениями
психики, возникает лишь на уровне высокоорганизованных животных, способных
варьировать свою активность на основе прижизненно выработанной информации. Мы
имеем в виду ситуацию, когда одна кошка «избирает» в качестве защиты от
нападения собаки бегство, а другая предпочитает активную оборону,
руководствуясь не столько обстоятельствами среды, сколько установлениями
собственной психики.
Однако все это не дает нам оснований говорить о «свободе
воли», поскольку имманентная психическая регуляция не имеет самопроизвольного
характера. Это означает, что животное не способно свободно менять свои
«привычки», поступать вопреки сложившимся шаблонам поведения. Его основой
остается инстинкт физического самосохранения — однозначная реакция на
угрожающие условия среды, которая лишь варьируется системой условных рефлексов,
но не отменяется ими. О подлинной свободе воли мы могли бы говорить лишь в том
случае, если бы кошка могла путем продолжительных раздумий или минутного
озарения преодолеть инстинкт и занять позицию полного «непротивления злу» или
даже приветствовать нападение, руководствуясь идеологией мазохизма, как это
способен сделать человек, варьирующий свои реакции на воздействие, вольный
выбирать между действием и бездействием, пассивной уступкой давлению или
активным сопротивлением ему.
12 Согласно такой точке зрения даже произношение слов в
различных языках (к примеру, тот факт, что название спутника Земли в русском
языке передается с помощью звуков «л», «у», «н», «а», а не как-то иначе) всегда
коррелирует с некоторыми материальными обстоятельствами жизни народа — начиная
от особенностей анатомии и кончая укладом экономической жизни.
13 Логическим следствием такой позиции, не видящей в истории
никаких объективных. законообразных связей, является стремление многих
политиков объяснять любое неблагоприятное течение общественных дел
«заговорами», действием чьей-то злонамеренной воли. Хрестоматийным примером
такого менталитета можно считать реакцию Иосифа Сталина на знаки почтения,
выказанные Анне Ахматовой в одном из публичных собраний, когда одного появления
поэтессы оказалось достаточно, чтобы зал в едином порыве встал и приветствовал
ее. Раздосадованный этим обстоятельством Сталин, если верить мемуаристам,
потребовал, чтобы компетентные органы выявили злоумышленников, «организовавших
вставание».
14 Одной из разновидностей такого провиденциализма
приходится считать идеологию марксизма с ее принципом исторической
неизбежности коммунизма, который наступит в любом случае — даже если борющиеся
за и против него социальные силы истребят себя в огне термоядерной войны.
Подобная идеологическая презумпция марксизма находится, по нашему убеждению, в
логическом противоречии с собственными постулатами научной теории Маркса,
понимавшего, что люди являются актерами собственной драмы, результат которой не
может быть предсказан однозначно ни в ближней, ни в дальней исторической
перспективе.
15 О существовании таких законов каждый человек может судить
по собственному опыту. Представим себе ситуацию жизненного несчастья, в которой
мы потеряли единственного и любимого человека. Свободы человеческой воли
хватает на то, чтобы решить — жить нам или не жить после этой утраты, глушить
тоску алкоголем или постараться забыться в работе. Но этой свободы недостаточно
для того, чтобы избежать той глубокой тоски, с которой мы пытаемся бороться. Мы
непременно испытаем ее — точно так же как мы неизбежно испытываем чувство
физической боли при ожоге. Человеческий дух, как и человеческое тело имеет свои
законы, которые изучает психология — наука в идеале столь же объективная, как
и физика,
16 К числу таковых относится, например, ощущение страха,
возникающее при столкновении с предполагаемой потенциальной опасностью. И вновь
свободы человеческой воли хватает на выбор между подавлением страха и
паническим следованием ему, но ее не хватает на ликвидацию объективной
психической реакции, присущей каждому душевно нормальному человеку (отсутствие
таковой, напротив, рассматривается учеными как явление психологической
патологии).
17 С той оговоркой, что она не может быть доказана
средствами науки — равно как и альтернативное представление о котлете, сводящем
ее к комплексу наших ощущений. Увы, в сфере человеческого рацио, как уже
отмечалось выше, отсутствуют средства, необходимые для сколько-нибудь строгого
доказательства той аксиомы здравого смысла. что за нашими ощущениями стоят
первичные по отношению к ним, не зависящие от них реальные «вещи в себе». Эта
посылка здравого смысла, на которой основана вся практическая жизнь людей —
включая убеждение в том, что наши собственные родители, дети, мужья или жены
существуют сами по себе, независимо от нашей способности воспринимать их, —
должна приниматься как недоказуемая рассудком аксиома. Важно понимать, что,
сталкиваясь с такой недоказуемостью, философия отнюдь не ставит себя вне науки,
она лишь разделяет судьбу многих наук, которые основывают свои утверждения на
аксиомах, не поддающихся проверке, принимаемых «на веру», подкрепляемых
практикой и здравым смыслом.
18 Отличая реальное в общественной жизни от идеального, т.е.
явлений имманентных сознанию, мы используем термин «реальность» в его
гегелевском понимании, а не в том широком значении, в котором реальность
понимается как действительное существование, бытие в отличие от небытия или
существования иллюзорного. В этом смысле слова идеальное, конечно же, не может
быть антитезой реального, так как существует «на самом деле», т.е. реально.
19 Заметим, что в ранних своих работах Сорокин решительно
критиковал саму правомерность дихотомии материализма — идеализма, рассматривая
их как спекулятивные философские постулаты, не имеющие познавательной ценности
для обществознания. Однако эти декларации едва ли коррелируют с фактическим
содержанием взглядов ученого — с теми его утверждениями, в которых он, цитируя
и дополняя Библию, заявляет: «В начале (социокультурного мира) было Слово
(духовное значение), и Слово (значение) приобрело в нас свою плоть и кровь.
Если не во времени, то в плане логическом Слово (значение) является первым
компонентом любого социального явления: когда оно приобретает плоть, оно
превращается в систему эмпирической социокультурной реальности».
20 Не будем забывать, что подсознательность мотивов
поведения отнюдь не исключает наличия в нем осознаваемых целей и адекватно
подобранных средств их достижения. Напротив, любое неосознанное желание, в
природе которого человек не способен разобраться без помощи психоаналитика,
может быть удовлетворено лишь при осознанном выборе объектных средств его
удовлетворения. Целенаправленность поведения проявляется уже в той
уверенности, с которой человек, застрелившийся «с тоски», по непонятным самому
себе мотивам, использовал сложное техническое устройство — огнестрельное
оружие.
21 Естественно, единожды возникнув, данная система отношений
стала объектом сознательной регуляции людей, придумавших тысячи способов
сохранения, укрепления и развития подобных связей. Однако само возникновение
таких отношений действительно стало результатом стихийной исторической
эволюции, не планировавшейся и не направлявшейся сознательно людьми (каждый из
которых думал об удовлетворении своих ближайших потребностей путем
производства, купли и продажи продуктов, но не о реформировании системы
макроэкономики, ставшей побочным результатом этих вполне осознанных действий).
22 Очевидно, что такое многообразие форм поведения
определяется колоссальной сложностью человеческого сознания, роль которого
отнюдь не сводится к обеспечению простейших адаптивных операций в ответ на
прямые стимулы, порожденные осознанием актуализированной потребности. Наряду с
такими стимулами, как чувство голода или ощущение страха, на человеческое
поведение влияет множество опосредованных мотивов, выражающих устойчивые
навыки, стереотипы мышления и чувствования, обозначаемые как «привычки»,
«пристрастия», «убеждения» и прочие компоненты человеческого «характера».
Конечно же, привычные эмоциональные реакции, воспитанные обществом нормы
«достойного и недостойного», укоренившиеся в рассудочном сознании представления
о «выгодном и невыгодном», не падают с неба, отнюдь не самопричинны. Во многом
они складываются под влиянием внешних условий жизни. Но раз возникнув,
закрепившись в сознании, мотивы поведения самым существенным образом влияют на
формы проявления потребностей и способы их удовлетворения.
23 Подобный подход позволяет нам, к примеру, объяснить,
почему представители различных социальных групп, имеющие одни и те же
потребности, заинтересованы в совершенно различных, порой прямо противоположных
вещах. В самом деле, нельзя отрицать, что наемный работник, стремящийся
накормить и одеть себя и свою семью, создать ей достойные условия жизни, дать
детям хорошее образование, обеспечить полноценный отдых и т.д., обладает той же
самой системой потребностей, что и предприниматель, которому он служит. Однако
способ удовлетворения этих одинаковых потребностей рождает ситуацию, когда один
из субъектов взаимодействия стремится подороже продать свою рабочую силу, в то
время как другой заинтересован «разумно экономить» на заработной плате своих
работников. В результате мы получаем конфликтную систему интересов, которые,
как и потребности людей, не зависят от произвола их сознания, поскольку
определяются объективным способом существования работника и работодателя.
.
